Панегирик свмч. Сергию (Дружинину)

я спускаю маску, сморкаюсь,
проезжая Сергиево,
псевдославянские закомары,
грязные голуби на снегу,
теги на жести,
под кроватью твоей антиминс,
ты лежишь в серых обмотках,
рыхлое лицо бомжа,
сияние чистого снега,
сияние радужных крыл,
борода твоя борозды больших саней,
рассекающих слякоть,
девятнадцатый век,
и я надеваю маску обратно,
тебя забирают, тащат вдвоем, матерясь,
твои руки буквицы
голубая толстая как небо бумага
Апостол старой печати
и я говорю
в вертепах и пропастех
тысячи голубых цветов,
васильки, васильки, колокольчики,
и неославянская роскошь
тает, оплывает грязным снеговиком,
глаза твои заплывают,
в грязном стекле поезда кирпичная башенка,
в монастыре серая тряпка,
бесконечное поле снега,
который растает, обнажив
землю, обитель корней,
кости ходят между корнями,
они говорят:
вот мы стали каррарского мрамора
столпами равеннских сводов
небес что превыше небес,
кости слепы,
ты замерзаешь на зимнем ветру,
он собирает кости по улицам,
мимо домов, мимо присутствий,
ты встаешь с тряпок,
смотришь на этот пустой мир,
произносишь слово, оно свинец
типографский, росчерк, химтрейл
в небе голубовато-сером
труба как орехокол
колет сей пустой мир
его дороги обледенелые
между помоек, под задницей где печка
бродит невидимый Бог,
приходит охранник,
и вот я уже не вижу тебя,
очки и четки, седые космы, кусты,
я вижу холодный лес,
солнца опухоль,
как если я умру на следующей станции,
рессоры вагона, рук узлы,
на ветвях и повсюду за жвачками
розовато мерцает снег