Упаковка мира — распаковка. Распаковка мира — запаковка...
Волшебное пространство стало стремительно сворачиваться и рассыпаться под ногами.
Позавчера на рассвете, считая что еще два дня впереди, я с удовольствием расположилась в гостиной за работой.
Поглядываю на мерцающие угольки в камине, пишу в блокноты и все еще в рай погружена.
Ну люди, выключите свет!
Я сказала угольки, значит угольки. Оставьте при себе свои «на самом деле».
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Смотрю на моего «медвежье кресло», говорю ему — спасибо, мохнатый — все самое невероятное произошло в этом доме,
пока ты держал меня в своих лапах. Золотой блеск твоей шерсти запомнится, согреет в предстоящие холода.
Спасибо, что не покусал. Перенесу твою мысль в следующие жизни, раз уж нельзя тебя забрать, дурень клочковатый.
Одним словом, не успели ягоды отдать горячему напитку свою суть, как в дверь постучали.
Сердце мое подпрыгнуло и перевернулось, я с ужасом вспомнила — строители на днях должны были приступить к укладке
нового пола (поверх шикарного старого!). И это вы еще главного не знаете: улице, которая полгода покачивалась спокойно
пышным цветением деревьев, кустарников и садовых трав; крыльцу, с которого я работала и общалась со всеми, кто мимо пройдет...
Они здесь, под моими платанами!
Кто-то уже скребет и царапает в уголках моей души, топчет шелковые простыни грязными сапогами «в красочку».
Окончательный удар поступил от Искандера: «Такси будет через 15 минут, разве у тебя не все собрано?!», — и поднял шум.
Я его остановила: дай, говорю, покой, тело мое сделает любой сложности комбинации,
только не трогайте душу, не колебите мою безветренную степь, не ломайте светлое настроение — я хочу улыбаться сквозь все.
Включила «смерчь-расправу» и слова свои исполнила на одном дыхании. Упаковка мира и переезд сложился в два часа,
при этом я успевала делать фотографии и набрасывать заметки с натуры (иначе бы я как вам это рассказала?).
Искандер в очередной раз извинился, что он у меня истеричка и спасибо, что молниеносно протащила сквозь ад.
Посмеялись, зафиксировали-отпраздновали событие ооот-таким американским перекусоном в «Five guys», в компании бравых, жизнерадостных строителей.
Я всегда должна знать сколько меня, ни карандашом больше и уж точно никаких дубляций.
Исчисление предметов и обозримый их предел — вот главное условие высокой подвижности.
В моей системе нет ни одного предмета, который бы не пахал ежедневно; никаких прозапасиков напотомушек, не в лесу живем.
Скрылись на оставшиеся сутки у тетки в Саратове (тетушка, спасибо за все).
Я, конечно, не удержалась, развела в квартире костер.
И не успели мы перелететь через океаны — мир мой восстановлен как ни вчем не бывало.
Это раньше меня можно было разрушить на месяцы, сбить с чистоты собственной мысли.
Теперь cтенки внутренней литературы укреплены, ковыряй хоть ковшом.
Что упертые люди привозят из Нью-Йорка?
Правильно: старые американские ставни, желуди из Централ Парка, терновую корзину (на Бродвее валялась), кору и шершавые шарики платана.
