И снова музыка. И буквы.
Мы в мастерской по изготовлению сазов.
В банках — сухие морилки под разные породы дерев.
Действия дальше разворачиваются стремительно, на каждый шаг одна попытка:
только один вечер закинуть инфу коллеге, Наде, в Москву на раскладку шрифтов
(не погружаюсь в шрифтоведение, я выполняю букву в материале, как технолог, материаломан).
Надя все успевает-присылает. Одна попытка на резку единственного из доступных кусков желтой пленки
без возможности правки, если не сойдутся размеры (банок у меня на руках еще не было, делали на глаз по другим банкам).
В Турецкий я начала погружаться еще в Москве: на телефон и компьютеры загрузила туриллиццу, чтобы набирать бегло разные слова, чатиться с турками.
Привыкать. И не путать «ı» с «i». Пишешь — balık — так и чешутся руки точку поставить.
В такие моменты мне внутри становится особенно весело: мало того что выдумала и задуманное происходит, так еще и все вокруг охотно подключаются к моим играм.
Максимум я рассчитывала, банки мне выдадут, в уголке оставят, колупайся, девочка, у нас дел много. А они со мной. Вовлеклись. Счастье.
Я размышляю, есть что-то нехорошее, когда литератор, антрополог какой-нибудь, журналист, проникает в самобытную среду, скажи спасибо что впустили,
а люди наивные, добрые, не до конца понимая, что он профессионально собирает знания о них или материал для книги готовит, думают он так, просто зашел,
выкладывают все, согревают гостеприимством. С одной стороны напрямую нельзя сказать - здравствуйте, я собираю о вас информацию, выкладывайте как живете? -
сломается натуральность происходящего, начнется постановка. Тут нужно держать какой-то баланс и отдавать людям не меньше, чем ты берешь, открываться сердцем.
Взаимоотноситься так будто они первые и последние, а не регулярная работа по миру.
Я когда в помещение вхожу сразу осматриваюсь, нет ли тут какого литератора, сидит в засаде, зырит. Про меня, сволочь, материал не соберешь.
