Дагестан учит прятаться
Дагестан научил меня волшебному умению проваливаться, улетать. И дал для этого замечательное место.
Пока я еще выгляжу не совсем сумасшедшим в ваших глазах, попробую объяснить на примере.
Суббота, у меня короткий день, до 4. Но стоматолог может принять только в середине дня, в обеденное время, и после приёма придётся возвращаться на работу.
Не успев даже переодеться, я спешу прямо с занятий к врачу на такси. Придя в маленькую частную клинику на три кабинета, понимаю, что приехал слишком рано, как обычно при сильном волнении.
С детства не люблю стоматологов. Точнее, я осознаю их важность, понимаю, что без хорошего зубного врача моя жизнь превратилась бы в ад. Но каждый поход в кабинет с маленькими свëрлами - бррррр!
А сегодня еще и удаление. Крошечный снимок у меня в руках, в своём коконе-конверте. Внутри - зуб с причудно изогнутым корнем, который является основной причиной посещения врача последние лет 10, латанный-перелатанный, с уже вторым, более толстым штифтом на замену прошлого испортившегося. И этот зуб, наплевав на все мои и лекарские усилия, окончательно сдался, и значит придётся с ним попрощаться.
Диван в маленьком холле напротив стойки администратора поразительно неудобен. Вроде сделан под кожу, в меру мягкий, но наклон спинки такой, словно ты уже сидишь у стоматолога в кресле.
Я начинаю волноваться, время с планируемого начала приёма уже перевалило за 15 минут, начинают взмокать ладошки.
Из открытой двери кабинета время от времени подвывает бур. Врач задает вопросы пациенту, кажется, женщине средних лет.
Это хороший врач. У них целая маленькая династия, отец и сын. Сегодня я иду к младшему, именно он занимается удалениями. Профессиональные династии, думаю, повышают качество специалистов и производимой ими работы. Вот и женщина вышла из кабинета, чуть усталая, но с улыбкой. А это, наверное, главный показатель для стоматолога.
Набирающее новую высоту, моё волнение потихоньку улеглось, когда я наконец зашел в кабинет и устроился полулежа на большом твердом троне. Специалист, тем временем, рассматривал снимок.
- Этот, который со штифтом? Да, будет непросто, изогнут сильно. Восстановить не получилось?
- Нет. Ваш отец сказал, что удалять, там стенка прогнила.
- Ладно, приступим. Справа-слева? Ага.
И вот я уже лежу с открытым ртом, лампа светит в глаза, меня осматривают. Немного спустя обрызгивают слизистую вокруг зуба и вкалывают укол в трёх местах. Может, и больше уколов было, я не почувствовал.
Главное сейчас - не спрятаться раньше времени, это будет выглядеть странно.
Поэтому я смотрю боковым зрением на молодого врача. Помимо стиля разговора с клиентом, спокойного и расслабленного, будто вы уже были знакомы, он унаследовал от отца и конституцию - высокий рост, длинные руки и пальцы, большая голова. Кажется, эта голова с крупными скулами и увесистой челюстью должна принадлежать человеку с более тучным, грузным телом. Но, судя по отцу, молодого врача эта участь не настигнет.
По прошествии нескольких минут ко мне подходят и начинают ковырять в зубе. Я не разбираюсь в стоматологическом инструменте, поэтому, пусть это будет крючок. Крючком чуть сдирают временную пломбу, откалывая наименее твердые её куски, и пробираются ниже, под десну. И там я чувствую резкую, тупую боль.
- Больно? - интересуется врач, пока я показываю пальцами, что чуть-чуть. – Хорошо, ещё немного подождем. Укол не полностью подействовал.
У меня есть ещë немного времени полежать и подумать, и после сплëвывания я почему-то не закрываю рот. Представляю там осколки зуба и не хочу с ними соприкасаться. Думаю о том, как опишу эту ситуацию в рассказе. И надеюсь, что больно больше не будет.
Когда врач приходит во второй раз, я уже лежу абсолютно готовый и успокоившийся. Но когда крючком начинают ковырять в больном зубе, не смотря на отсутствие боли, я невольно напрягаюсь. Укол усыпляет нерв, но костная чувствительность ведь остаётся. И ты костями черепа воспринимаешь "эхо" ковыряния в твоём зубе, языком ловишь упавший осколок, ощущаешь, как слюна с кровью начинает скапливаться под языком. Начинаешь напрягать мышцы лица, шеи, чтобы удержать рот открытым, а голову в одном положении. Самый лучший вариант - расслабиться.
И поэтому я наконец разрешаю себе провалиться...
Что оно такое, этот "провал"? Несколько лет назад, в кабинете врача-отца я потерял сознание примерно на минуту. Мне как раз делали этот самый злосчастный зуб, перепломбировали и меняли штифт. Уже под самый конец, когда специалист заводил под десну новую пломбу, он эту десну (или пломбу?) зачем-то прижигал. Брал какой-то особый крючок, грел его пьезозажигалкой немного, затем что-то делал у меня во рту, вызывая при этом "Пшшшш" и дымок. В процессе этих магических ритуалов у меня появилась боль, но меня брызнули из пульверизатора, так как я (мужик же!) отказался от укола. Немного брызг попали мне в горло, тем самым вызвали спазм. По крайней мере, я себя так оправдываю. Скорее всего, просто банальный страх.
И вот, от ног к голове накрывает волна тепла, и я оказывюсь в Дагестане. Со стопроцентной уверенностью, что я там. Причём в конкретном месте - на берегу моря возле дома родителей. Солнце светит в глаза и давит жарой, буквально толкая в песок. Песок же, крупный и оранжевый, тоже горяч и обжигает спину, ноги, затылок. Лёгкий ветерок и шум волн ласкают слух, ветер холодит мокрые части тела, давая возможность не растаять в этой жаркой печи. Брызги с моря от бьющихся о берег маленьких барашков каким-то чудом долетают до твоего лица и груди, и... Дают тебе смачные пощёчины?
В этот момент я выпадаю с побережья Дагестана, оказываюсь лежащим в кресле с расстегнутой рубашкой, абсолютно мокрым от брызг выдуваемой медсестрой воды, с красными от пощёчин щеками и ваткой нашатыря под носом.
Тот случай подарил мне незабываемые впечатления. А маленькая клиника навсегда меня запомнила.
В следующий приём у стоматолога я с удивлением открыл, что могу сам "проваливаться" на берег Дагестана, прячась там от боли, но не теряя при этом связи с миром. Это не так просто, но если потренироваться, то получается довольно быстро. Нужно оставить себя в реальности лишь на чуточку, чтоб контролировать две вещи - держать рот открытым и кисти скрещенными в пальцах на животе. И то, и другое очень важно. Рот-то понятно для чего, а руки необходимы, чтобы в необходимый момент, когда нужно очнуться, надавить на большой палец со всей силы - ты выпадаешь в реальность. Время тянется в "провале" гораздо медленнее, "оттуда" его тяжело отслеживать, и не хочется показаться уснувшим, когда к тебе обратятся.
Я отвлекаюсь от воспоминаний, смотрю, как врач горит юношеским энтузиазмом - ему достался сложный зуб, вызов профессионализму! А я понимаю, что сейчас мне будет не очень, поэтому, когда в рот мой попадают щипцы и начинают расшатывать зуб, проваливаюсь. Мышцы мгновенно расслабляются, лоб перестает сводить, шея и икры обмякают, моя голова в полной власти врача.
Лампа превращается в пекущее солнце. Песок жжет бедра. Руки под головой удобнее подушки на кипящем песке. Ветерок гоняет волосы на теле, обсыхающем после купания. Неповторимый запах огромной воды и ссыхающихся выброшенных водорослей...
Меня выводит из забытья громкий "Блин!".
- Не получается. Нет, так не получится.
- Пилить? - спрашивает оказавшаяся у головы медсестра?
Я понимаю, что зуб сейчас не дергают, а вдавливают, нëбо и скулу будто распирает, и хруст зуба под щипцами прокатывается по...
По морю бегут барашки. Волны, будто с белой шерстью, кажется, мчатся как попало. Сейчас то ли отголоски шторма, то ли начинающийся южный ветер гонит их к берегу. Кажется, что волны идут невпопад, каждая по отдельности, но если присмотреться, то ближе к берегу они собираются в одну длинную-длинную волну, потихоньку наезжающую на берег. Она идет не прямо, в лоб, а чуть наискосок, вначале левая часть, затем всë двигаясь вправо, водная масса наступает на песок. Это похоже на то, как в игрушечном поезде опрокидываешь вагон, а дальше уже весь состав потихоньку переворачивается один за другим и сходит с рельс.
- Блин! Так не выходит. Пилить. И кровь. Отсос!
Медсестра подаёт бур, накрывает меня какой-то клеёнкой и становится слева, пропихивая к правой щеке свой миниатюрный пылесос. Я ощущаю соль крови на языке, бур вгрызается в плоть зуба, раскидывая осколки пломбы, остатки штифта и забитого канала, брызгаясь водой, и я понимаю, что шея очень болит от вибрации и давления. Надо расслабиться, поэтому я концентрируюсь, мышцы обмякают и...
Так вот, справа налево. Значит, северный ветер поднял эти волны. А дует, усиливаясь, южный. Южный почти всегда приносит шторм. Оттого и барашки на таких маленьких волнах - вода сталкивается с ветром, который идёт в противоположную сторону. Я слышу, как очередная волна начинает шуршать песком, набегая на берег...
Медсестра то ли перчаткой, то ли отсосом задевает волосы на моей бороде.
- Да, крови много. Сейчас, надо подпилить ещё и будем вытаскивать. Сплевывайте
Я поднимаюсь, наклоняюсь над маленькой уткой. Слюны много. С красным, осколками, много красного. Она непослушно липнет к бороде, вытираю салфеткой, слюна с кровью тянутся за белой бумагой. Комкаю, бросаю в утку, беру новую, вытираю. Стараюсь в утку не смотреть.
- Падазите - говорю врачу сонным языком и забитым ватой ртом, - Сисяс, падышу шуть.
Услужливая медсестра машет чем-то у лица. Врач смотрит на снимок, отвернувшись от меня. Неловкая пауза смущает меня, поэтому я показываю "Окей!" пальцами, удобнее укладываю голову и проваливаюсь...
Решаю поменять положение. Я лежал к морю ногами, головой к стоящему вдалеке дому родителей, теперь же лег ногами к солнцу, головой на север. Так светило ещё сильнее накрывает тебя, ограждая от внешнего мира, поэтому я не сразу понимаю, что ко мне обращаются.
Крепко сжимаю пальцы, открываю глаза.
- Вот ваш корень - повторяет ещё раз врач. Он сжимает в перчатках что-то длинное и окроваленное. Я не хочу на это смотреть.
Кресло поднимается, я уже почти что сижу.
- Теперь надуйте щеки, надо проверить кое-что. Надуйте щёки, сожмите губы.
Я, ещё сонный, плотно закрываю рот и набираю воздух. И испытываю крайне необычное ощущение - воздух во рту не остаётся! Он с шипением уходит куда-то! Не в нос, а куда-то еще, с звучным «Пшшшшшш». Глаза мои округляются, ведь такого я точно не ожидал!
Врач выглядит всё более озадаченным. Медсестра спрашивает его что-то об инструментах и швах, а я растекаюсь во вновь опустившемся кресле. Когда к открытому рту подносят иглу с нитью, я проваливаюсь.
Каспий удивительно разноцветный. У самого берега вода желтовато-мутная, там поднятый со дна песок плавает во взвеси с мелкими водорослями. Чуть дальше, где глубина до 4-5 метров, вода зеленоватая. Она прозрачная, чуть виден цвет желто-молочного известнякового дня, микроскопические водоросли определяют её цвет. А дальше начинается...
- Ещё вату. Кровит сильно. Отсос.
Врач уже явно нервничает. На мгновение он зажимом или ножницами прижимается к нижней челюсти и губе, и я ощущаю еле заметную дрожь. Может, мне показалось? Или это от напряжения, так затягивают швы на мою израненную десну? Когда стоматолог накидывает очередной узел, я пропадаю.
Дальше двух первых синяя полоса. Она тянется к горизонту. Мы так её и называем: "синяк".
На синяке вода холодная, глубина большая. Туда не так легко доплыть, хотя, в дни, когда море очень спокойно, синяк подходит ближе. Многие из моих сверстников так проверяют себя - по двое-трое плывут к синей воде. Но не я, так как плохо плаваю. Наверное, поэтому я оказываюсь тут, на берегу. Не в воде, переменчивой, пусть и теплой, но такой ненадёжной, таинственной, бездонной. Мое безопасное место тут, на берегу.
Кажется, врач обратился ко мне. Сжимаю пальцы и выхожу из транса.
- ... уже наложил, надо ещё раз проверить.
Пока кресло поднимается, я потихоньку прихожу в себя.
- Попробуйте снова надуть щеки. Воздух выходит?
Я послушно выполняю, надувая полость рта. Когда чуть прибавляю давления, слышу это - тихий свист убегающего воздуха.
- Та, выхоит водух. Не та сино, но выхоит.
- Точно? - врач наклоняется ко мне, просит повторить. - Я же вроде зашил все. Да, есть свист.
Пока кресло опускается, я думаю о том, что чувствовал бы без укола. Как болело бы место удаления. Какой безобразный узел там, должно быть, находится. И постепенно погружаю себя в провал...
Позади меня и сбоку колышется трава. Необычная, морская. Она растет только на песке, листья и стебли её голубоватого оттенка и, к тому же, пушистые, будто покрыты редкой шерстью. Белых ворсинок так много, что, по ребячьим слухам, эти пушистые листья чистят зубы. Да, надо было чаще пользоваться. Сквозь пекло Солнца я ощущаю, как нить задевает мне бороду и выпадаю.
Врач сосредоточенно пыхтит, медсестра рядом. Явно не минуту уже стоят надо мной. Когда я начинаю думать о том, как быстро двигаются инструменты во рту, как мне меняют одну вату на другую, как впихивают новый тампон, прикрывающий слюнные железы и меня начинает мутить, морщится лоб, напрягаются плечи и шея, сводит ноги. Оттого выбираю спрятаться.
Там хорошо. Сбоку строения, это была попытка соседей соорудить здесь некоторое подобие спортивного кафе с пивом и закусками. Пивом и закусками в мусульманской стране, ага. Там сейчас остались пустые комнаты, беседки, крытые камышом, навес из него же. Прохлада и спасительная тень. Но мне туда нельзя. Если пойду, то не смогу вернуться. Я почему-то знаю, что не могу вообще сильно отойти от этого конкретного места, от пятачка на жарком песке. Не могу погрузиться в море, не могу спрятаться в тень. Только тут безопаснее всего, под солнцем, где теплый ветерок с юга потихоньку усиливается и уже несет с собой одиночные песчинки. Они бьются с уколом о соленую от морской воды и пота кожу, некоторые прилипают, а некоторые падают вниз. Именно этот участок является моей тайной комнатой, моим убежищем, моим пристанищем. Я сегодня был тут довольно долго. Отрываю голову от рук на песке, оглядываюсь. Волны поднимаются. Мне пора. Вроде всë в порядке, не намусорил. Приглаживаю песок, беру горсть рассыпчатого, пропускаю между пальцев. Затем давлю на пальцы и очухиваюсь.
Стоматолог смотрит на меня. Может, он что-то уже сказал, а может нет. Просит повторить процедуру с надутыми щеками. На этот раз всё хорошо, воздух никуда не уходит. Он рассказывает, что сделал, как зашил, но я пропускаю мимо ушей. Пытаюсь неуклюже пошутить, что если оставили бы дырку изо рта в нос, стал бы отличным свистуном.
Когда я, пошатываясь на ватных ногах, встаю и иду в коридор, врач просит меня присесть на неудобный диван. Медсестра и администратор шутят, мол, удался крайний пациент, устроил мороки. Ещё более неуклюже шучу, извиняясь.
Врач тем временем расписывает на маленьком листе рекомендации, названия лекарств. Собираюсь, надеваю куртку, тяжёлый рюкзак, на звенящую голову толстую шапку. После нажатия кнопки у двери маленькая клиника будто сплёвывает меня в холодную осень. Этот воздух тоже обжигает, но холодом, он другой, тяжёлый, более сухой, совсем не морской, с другими запахами. Холод пробирает не успевшее приспособиться тело до костей, бегут крайне редкие для меня мурашки. Болит пустота на месте зуба. А может что-то ещё.