От раскаяния к обличению и обратно. Михаил Эдельштейн — о ментальности новой русской эмиграции
Журналист Илья Азар взял интервью у своей коллеги Юлии Панкратовой. Материал, вышедший в созданном Институтом Кеннана медиа «Иными словами», вызвал большой резонанс. Это действительно очень занятный текст — в том числе как слепок ментальности новой русской эмиграции.
Юлия Панкратова работала в 2000-х в «Намедни» у Леонида Парфенова, а после закрытия программы и окончательного разгрома «старого» НТВ перешла сначала на «Первый канал«, потом на «Рен-ТВ». Вела выпуски новостей, зачитывала вопросы Путину на «Прямой линии», комментировала Парад Победы. Ушла с телевидения вскоре после аннексии Крыма, но потом вернулась на телеканал «Культура». В 2022-м уехала из России, а недавно начала вести новости на канале Александра Плющева The Breakfast Show.
Комментируя интервью Азара с Панкратовой, Олег Кашин вспомнил Владимира Золкина — украинского видеоблогера, с 2022 года записывающего беседы с российскими военнопленными. Азар, при всем своем опыте и профессионализме, действительно порой явно заигрывается в следователя: «А сейчас-то отношение к празднику и параду у вас изменилось?», «Но в 2019 году вы вернулись на государственное ТВ, хоть и на телеканал «Культура». Как раньше говорили, это зашквар. Для вас нет?», «Вы оттуда ушли прямо перед войной, но возвращались в эфир, когда она уже шла».
— Я пообещала записать нужное количество программ, — отвечает Панкратова. — Мы писались блоками, и да, я приезжала в Москву и дописывала несколько программ.
— Это правильно? — не останавливается Азар.
Впрочем, Панкратова принимает эти правила игры, кажется, вполне искренне раскаиваясь и оправдываясь:
— Если бы вы видели, как живет канал «Культура»! Это даже не падчерица холдинга, это просто какой-то…
Видимо, будь зарплаты на «Культуре» как на Первом, работать в передаче про древнерусские костюмы и впрямь было бы зашкваром.
Между отъездом из России и Плющевым Панкратова сотрудничала с телеканалом «Настоящее время» — рассказывала про европейские выставки. Проект продержался полгода, потом на журналистку написали донос, припомнив работу на госТВ.
«Я это восприняла нормально. Да, я ушла в 2013 году, а девушка, которая написала на меня донос, вроде как ушла с «России» только в 2016 году. Но я не могу же им сказать: "Ребят, вы неправильно поняли. Я вообще-то на Первом канале все время подмигивала левым глазом. У меня на майке буква “Н” была. Вы что, не смотрели мои эфиры?" Я ему [Плющеву] очень благодарна, потому что знаю, что у некоторых других независимых каналов и журналистов я вызвала много вопросов. Я не вызвала вопросов у Саши… Ну, может быть, вызвала, но он как-то сам с собой их решил и мне этого не говорил», — рассказала Панкратова.
В общем, в этом мире доносов, вопросов, допросов и выяснений, кто в каком году соскочил, нашелся один нормальный Саша, который предоставил профессионалу работу по специальности. И даже строгое жюри в составе Ксении Лариной и Рената Давлетгильдеева признало Панкратову виновной, но ввиду деятельного раскаяния заслуживающей снисхождения. Хэппи-энд. Только почему-то хочется зубы почистить.
Самое удивительное, что и сама Юлия Панкратова то и дело переходит от раскаяния в собственных грехах к обличению чужих и обратно:
— Кто-то ушел и после начала войны, громко не хлопая дверью, но люди, которые ушли после февраля 2022 года, не вызывают у меня никакого восхищения, — говорит Панкратова. — Ну окей, наконец-то собрались.
— Те же Брилев или Ургант никак не высказываются, — напоминает Азар.
— Да, меня тоже это удивляет. Но я за них вообще не могу никак ответить. Может быть, они думают, что все-таки смогут впрыгнуть обратно. Не знаю, кто или что должно быть у человека в заложниках, чтобы он не высказывался, если уже ушел.
— Я думаю, что да. Всех, кто занимался пропагандой, да.
— Вообще всех? Даже тех, кто делал это до 2022 года?
— Тоже, наверное. Надо посмотреть, как они себя вели.
— Про себя-то я все знаю. Я не горжусь этим. Это к разговору о том, что я не представляю себя в какой-то новой России и не вижу себя в ней. Не хочется говорить: «Повесьте меня на первом столбе». Но, наверное, этой новой России будущего и работы в ней я не заслужила.
Я не знаю, какая тут должна быть мораль. «Ребята, давайте жить дружно»? «Братва, не стреляйте друг в друга»? «Мне просто печально, что мы могли бы быть люди?». Ясно только, что в школах прекрасной России будущего вместо «Разговоров о важном» надо будет подробно разбирать притчу про работников одиннадцатого часа.