«“Оставшиеся” отреагировали на призыв “уехавших”». Михаил Плетнев — о влиянии российской эмиграции на политику внутри страны
Политический 2024 год начался неожиданно — с очередей в штабы Бориса Надеждина. Граждане России стояли часами на морозе, чтобы поставить подпись за выдвижение малознакомого, но антивоенного кандидата. Ведь сейчас это фактически единственная доступная форма протеста, и важно сохранить волну единения с «оставшимися» при их попытке что-то изменить.
«А ведь через лет 10 точно будет произнесена фраза “мы с твоей мамой познакомились на морозе в очереди, чтобы сдать подпись за Бориса Надеждина”», — пошутил я на днях в твиттере. Но сейчас осознал, что, скорее всего, люди действительно успели познакомиться, обменяться контактами, а может быть, чем чёрт не шутит, сходить на свидание. Даже сейчас, просматривая твиттерскую ленту, натыкаешься на посты разных тысячниц: «Какие красивые пацаны там стояли, офигеть».
Можно отбросить фактор деатомизации и знакомства людей, объединенных в российских регионах и за рубежом, и при этом все равно будет четко видна новая тенденция — на призыв «уехавших» к «оставшимся» последние отреагировали позитивно и пошли действовать.
Почему вообще выстроились очереди за Надеждина? Ответ «потому что в твиттере всех задолбал Максим Кац», может быть, и смешной, однако частично верный.
За почти два года войны четкий лозунг «нет войне» и остальные высказывания начали обрастать нюансами, обусловленными местопребыванием спикеров. Если сначала это было дискурсом «сейчас мы пойдем и свергнем власть» и «Путину и российской экономике осталось два месяца», то с объявлением мобилизации возникла первая развилка. «Кейс Дождя» о сочувствии к мобилизованным, неожиданная новость о службе Петра Верзилова в ВСУ и Миловгейт к началу 2024 года подвели нас к ситуации, когда коллективный блогер Николай Соболев и риторика российского твиттера (в первую очередь, его либертарианской части) превратились в ярую критику оппозиции.
Главная претензия — между Россией и не-Россией они выбрали второе, опозорились и провалились. Да и чего греха таить, я тоже писал тезисы про провал российской оппозиции.
Но сегодня уже будто забылось, как песочили Гуриева за участие в рабочей группе по санкциям, — теперь это «наш слон». Забылись и подписанные снаряды ВСУ от Анны Ведуты: ее твиттер заполнен новостями о Юлии Навальной, которая подписалась за Надеждина, а также множеством видео очередей в Москве и других городах.
Можно воскликнуть: «Вот оно, долгожданное объединение оппозиции!». Но вы окажетесь неправы в глазах коллективного пользователя с эмоджи единорога в имени. За этим сразу последует ответ: «Нужен единый штаб, и всем пора сесть за стол переговоров».
Однако в этом вопросе мы как раз увидели правоту пресловутого Максима Каца в том, что «если втопят все один понятный пойнт», то «мы сможем убедить россиян действовать». Противники этого аргумента могут сослаться и на другие причины: до этого делали и прозвон по появившейся базе теплых контактов (предположительно, полученной от того же Каца), было видео и рассылка по базе «Городских проектов», сработал пиар-отдел, наконец, построили инфраструктуру штабов.
Но очереди видны.
И здесь важен даже не вопрос, помог Кац или кто-нибудь другой. Мы увидели поддержку многих неочевидных спикеров: от Майкла Наки и Леонида Волкова, которые, как казалось твиттеру, не призовут ставить подписи за Надеждина, до летсплейщика Лололошки или стримера Хесуса.
Эмиграция не оказалась на обочине, она внезапно стала топливом и ключом зажигания двигателя главного антипутинского политического события зимы 2023-2024 года.
Конечно, нельзя поддаваться ликованию по поводу «волшебной пилюли», но кампания Надеждина стала первой эмпирической вводной за полтора года (с момента мобилизации), в которой появилась возможность увидеть медийный ресурс эмиграции.
Репутация, сторонники ФБК, базы «Умного голосования», сети региональных штабов и активистов, электоральные навыки команды «кацистов», базы сторонников Горпроектов, рассылки Льва Пономарева и «Мемориала» — всё накапливавшееся годами внезапно пригодилось.
И если вчера кто-то еще мог говорить о том, что российская политэмиграция провалилась, вспоминая и Гуриева, и Ведуту, и Верзилова, то сегодня постановка вопроса совсем другая: «А кто конкретно больше привел людей в очереди?». Влияние призывов как таковых уже даже не обсуждается, оно очевидно.
Этот внезапный эффект, кажется, поразил и саму оппозицию. Теперь ты не просто говоришь, что у тебя в России живут десятки тысяч сторонников, а сам порой думаешь: «Мое ощущение реально, это не просто какие-то цифры в ютубе?» Теперь ты видишь конкретных людей, мерзнущих на улице, потому что они откликнулись на твой призыв.
Сколько голосов может принести такой призыв? Сто тысяч? Миллион? Пять миллионов? Пока точно сказать нельзя, ведь на каждого сходившего подписаться наверняка окажется четыре-пять тех, кто Надеждина поддерживает, но оставить свою подпись, а значит, и передать данные государству боится.
Даже если «план 60 миллионов», которым так любят троллить Каца, не будет достигнут, то пять миллионов голосов за Надеждина — результат больше, чем три процента. Это принесет «Гражданской инициативе» неслыханные для партии полтора миллиарда рублей из федерального бюджета.
После ликвидации партии «ПАРНАС» Михаила Касьянова, казалось, что «Гражданскую инициативу» Андрея Нечаева (не путать с Алексеем) постигнет та же участь. Но к структуре, которая существовала с достаточно формальными региональными отделениями и балансировала на грани закрытия, пришла «Новая Надежда».
Партия, которую в шутку называли «папкой с документами», имеет шанс если и не получить госфинансирование (не забываем, что Надеждина могут и не допустить), то приобрести базу сторонников, хотя бы в виде таблички в Excel. Этих людей можно будет прозванивать и призывать как минимум к наблюдению на выборах.
Но все же вопрос остается открытым: могут ли конвертироваться очереди и это внезапное единение оппозиции в антипутинские голоса на выборах? Получится ли в марте этого года понять реальный объем антивоенного и антипутинского ресурса?
Еще один интересный вопрос — какой долгосрочный эффект для оппозиции это может дать? Будет ли мышление «уехавших» становиться ближе к мышлению «оставшихся»? Пусть даже с самоцензурой от страха словить уголовку, с принятием мысли об уплате налогов российскому государству, с тезисами про «наших мальчиков», но, что важно, — с консолидацией на основе внутрироссийского дискурса, а не где-то снаружи.
Можем ли мы представить сценарий, где Надеждина не допускают, он призывает голосовать за Даванкова/Харитонова, принимает их приглашение стать доверенным лицом, а затем сторонники ФБК в твиттере начинают снова рассказывать, какой плохой Кац? Вполне возможно.
Наиболее эффективным сценарием при недопуске будет призыв приходить в избирательные штабы каждого «НеПутин»-кандидата, ходить по квартирам, агитировать прийти проголосовать за кого угодно, но не за Путина. Это пусть и слегка троллинговая, но все же реальная стратегия. Троллинг здесь заключается в том, что кандидаты могут открещиваться от поддержки запрещенного в России ФБК. Эдакая рифма Григорию Явлинскому в 2021 году, который призывал сторонников Навального не голосовать за «Яблоко». Шутки шутками, но на выходе все кандидаты реально могут получить по несколько тысяч агитаторов, которые считают важным отнять у Владимира Путина голоса на выборах.
Если представить: десятки тысяч людей, стоявших на морозе в очередях по призыву Майкла Наки, Леонида Волкова или Максима Каца, теперь потенциально могут ходить по квартирам или раздавать листовки с призывом голосовать за Харитонова, Слуцкого, Бабурина или Даванкова — это ли не новое антипутинское сопротивление в нынешней реальности?
Ближайшие 15 дней (решение о допуске Надеждина ЦИК должен принять не позднее 10 февраля) покажут, может ли эмигрантская оппозиция не только напомнить о себе в России, но и сохранить это влияние, не разочаровав общественность. А пока можно насладиться мгновением. Это воодушевление через пару лет, вероятно, мы будем вспоминать как «старое доброе время».