Бесконечный луп
В 63-ей квартире жил старик. Соседи видели его раз в год и, когда видели, приходили в ужас. Старик был самый обычный: добрый, миролюбивый, приветливый, — предлагал помощь по дому и в воспитании детей , желал божьей благодати на прощанье и ласково проводил взглядом, но всё это было страшно соседям. Никто не хотел и близко подпускать старика к себе. Все запирались крепко-крепко на замок, писались в штаны и ругались матом от ужаса. Странно, да?
Говорят, дед из 63-ей квартиры 47-го дома имел в своём шкафу потайной люк. Что было в том люке, не знал никто достоверно, но один человек, утверждавший обратное, сошёл с ума в один день и скончался на входе в общественный туалет от спазма лопатки.
—Теперь же я переведу рассказ в другое русло, ведь я и есть тот самый старик. Я раскрою вам тайну, но для начала советую каждому из вас убедиться в чистоте своего сердца. Если за вами стоит малейший корыстный мотив, то при чтении ключевой страницы рассказа вы обратитесь в пепел, и все близкие ваши будут жить дальше, словно вас никогда и не было. Исчезнут даже ваши личные вещи и все изображения вас где бы то ни было. Это может показаться шуткой, но нет, вы и правда исчезнете. Так что советую всё очень хорошо взвесить.
Для тех, кто не испугался, начну.
Родом я из города Вятки, фамилия моя Акулов. И правда, я похож на акулу, ещё с самого детства было так. Лицо моё странное, опущенное треугольником, взгляд хищный и острые зубы, — акулёнок, честное пречестное. Ах да, имя моё Васил. Не Василий, а Бисилевс или базилика. Отец мой и дед, и прадед — все с Вятки ребятки. Живём тут давно и переезжать не собираемся. Жена моя, Кили́н, тоже с Вятки, да и друзья мои с Вятки все. И городов мы других не знаем, кроме Вятки.
Знаете, наверное, я в жизни и не видал человека, который был бы не с Вятки...
На улице Гиммлера находился мой первый дом. Целый дом, что завещал дед перед смертью Сталина. Умер Сталин — умер дед, вот так! Отец было тоже хотел пойти за ними всеми, да мать прижучила так, что тот уж и ни о какой смерти никогда думать не мог. Я... Я остался жить в этом доме один. Мне было семнадцать лет отроду. Школу давно кончил в восьмом классе, а работать не хотелось. Разве пару раз попрошайничал у церкви, да старухи сразу и вымели меня из дела с потрохами: "Ооо! Гляди, йопамать, это тот самый оторва с улицы Гитлера! Лови его!" Конечно, не поймали они меня. Сложно попасться.
Чем я занимался вообще? Ах да, по улицам ходил, подслушивал разговоры людей и игру на фортепиано в нашей детской музыкальной школе, также читал детские рассказы местного автора Алимпиева, — хотел было лично познакомиться, да всё боялся, что стыд из этого выйдет, — у друзей я узнавал иногда как дела да и всё. В прочем, занятия ли это? В голове своей я изобретал. Вот что скажу, я видел, видел, словно сон наяву видел всё новые и новые механизмы. Каждый служил определённой цели и облегчал жизнь до невообразимой чистоты. Я даже стал бояться за людей: вот станут они пользоваться моими механизмами да места не найдут себе в мире, останется только небытие...
Ладно, в один день я понял, что требует жизнь того, чтобы я изменил всё, что существовало дононе. Вот тут мы и начинаем приближаться к тому, о чём я говорил в начале, к чему нужно быть подготовленным. Дело в том, что я придумал танец. Это может показаться смешным, но правду говорю — особенный танец.
Я понял всё. Понял, в какой последовательности нужно загибать пальцы, чтобы сила ветра сменила свой вектор в нужную мне сторону; понял, какие мышцы на ноге могут заставить течение желудочного сока внутри вашего тела обернуться вспять или же в недры организма; понял, какое количество морганий заставит человека поверить в любую чушь, что скажу; я понял, в какие дни недели всеобщий людской механизм становится слаб до такой степени, что его можно подчинить себе. Более того, я понял, в каких точках планеты события становятся подвластны изменениям. И никому об этом я не сказал, и пользоваться своим положением никак не стал. Решил только почаще заниматься рыбалкой, вот и всё.
В двадцатилетие своё я переехал в новое жилище. Дни я подарил...
—Знаете, мне лень продолжать! Мне стало скучно! Никакой интриги здесь нет и не было. Соседи меня боятся. Я не знаю, почему так. Всё это просто странно и противно. Эта боязнь, эта чужая злость, эти сомнения — всё существует лишь в моей голове. Я не дед! Эту личность я выдумал, но кто я такой, вы не знаете. Не знает даже и тот человек, через чью руку я сейчас передаю эти слова. Вячеслав Потопов, этот улыбчивый юноша, много возомнивший о себе, думает, что может что-то новое сотворить в письмах. Это смешно! И он нарвался на меня! Меня! И вы тоже! Я всех вас поразил, а вы даже не знаете моего имени, не знаете, кто Я.
—Да, Вячеслав, вы довольны? Опять улыбаетесь? Нравится вам быть вовлечённым в нечто. / Да зачем я только о тебе знаю, дурак, зачем?! Я заперт в тебе, в твоих мечтах, делах; в твоих друзьях, мечтах и делах твоих друзей; в твоих друзьях друзей, в мечтах и делах твоих друзей друзей... и так до конца! Я охватываю всё и сразу, и во все времена, но почему-то зациклился именно в этом письме, Вячеслав Потапов! Тебе удалось меня запечатать, тебе удалось заставить меня повторяться. Ты вдумайся, сукин ты сын, сколько одинаковых звуков в твоём языке, сколько одинаковых слов мне приходится произносить, и всё из-за тебя, дрянь! Блядь ты такая...
Вячеслав Потопов: Я не знаю, пусть будет так. Мне нравится. :)