Эксперимент, или воплощение желаний. 18 глава. Автор Praid. Редактор Travers
Хотя сладкие поцелуи и были у меня на протяжении почти всего эксперимента, когда-то от каждого конкурсанта по отдельности или массово от всей компании, а потом только от Мэта, но он не упускал любой возможности, был благодарен каждому моменту, не скупился на поцелуи, слова благодарности и какую-то романтику.
Это было в его стиле: притащить среди ночи, когда я спал, в постель сливки и нежно размазывать их по моим губам. Или наоборот, разбудить меня каплями холодного мороженого на моих сосках, которые он сразу слизывал. Эти маленькие нехитрые романтические моменты придавали нашим прелюдиям какую-то изюминку.
Каждый случай с легким налётом романтики или уникальности в моём мозгу автоматически запускал цикл сравнения и поиска схожести ситуаций и событий «тогда и сейчас». Не задумываясь, словно под лупой, целенаправленно я просматривал каждый этап, проводя параллель и пытаясь найти совпадения и различия. И каждый такой экспресс-анализ всегда выходил на уровень сравнения этих двух самцов - Марка и Мэта.
Клетчатая юбка с гетрами заняла своё место в глубине полки комода после двух - трёх использований. И то, если бы я не начал игру во второй раз, то вероятнее всего, можно было бы сказать, что предметы изжили себя после первого применения.
Марк порой нагонял скуку, просто отлёживаясь в постели после жаркого секса, который дошёл до автоматизма своим строгим графиком. Может, на это оказывал влияние его технический склад ума, строго запрограммированные процессы, ожидаемый результат в качестве брызг спермы и разливающейся усталости по всему телу.
Мнимая физическая удовлетворённость, нехватка общения и отсутствие общих, понятных обоим тем для общения тянули наши отношения в какую-то пропасть, где они должны были разбиться о стены быта. Я боялся что-либо выяснять из прошлого Марка, так как понимал, что в ответ нужно будет рассказать ему о себе. А в это «о себе» должен был входить эксперимент. Этого я не мог себе позволить ни по условиям участия в программе, ни по своим моральным взглядам.
Всеми вопросами и сомнениями я делился со своим дневником, который меня, как и остальных участников, обязали вести на проекте. Мне не хватало в настоящей жизни разговоров с Пирсом, и я заменил их на обыкновенный бумажный носитель, в котором фиксировал все мои мысли, одновременно описывая и истории из прошлого, и переживания из настоящего.
Именно этот безмолвный свидетель и одновременно хранитель моих воспоминаний мог меня рассекретить и сразу стать моим «fatum», если бы он попал кому-то в руки. Но я ничего не мог с собой сделать. Ища объяснение в своих воспоминаниях, пытаясь глубже понять свои потребности и взгляды, я делился с ним всем, что так умело цепляло струны моих внутренних сомнений.
Отношения в группе резко накалились. Мы с Мэтом просто выводили парней из равновесия своими счастливыми лицами. До конца эксперимента оставалось две недели, а мы как будто только познакомились: веселились, смеялись, бурно обсуждая что-то новое. Пары, секс для которых стал практически обыденным исполнением семейного долга, а для нас, оставаясь страстным и чувственным, просто начинали «искрить» при нашем появлении.
Отсутствие ответов на вопросы Пирса: «Почему так складывается в других парах? Что может изменить это?» заставляло меня замолкать. Я не понимал, что реально может возобновить первые недели проекта, когда глаза горели у каждого.
- Как Вы думаете, Лекс, если бы сейчас было разрешено беспорядочно трахаться, это бы изменило отношения в коллективе? - спросил профессор, заискивающе наблюдая за моей реакцией, покручивая при этом ручку между пальцами.
- Если бы спустя неделю моногамных отношений Вы вернули в нашу жизнь оргии, может, это бы что-то изменило. А сейчас, думаю, вряд ли, - ответил я, стараясь найти в голове ещё какие-то объяснения, добавляя: - В течение недели парни будут опять раскачиваться, невольно понимая, что после затяжных отношений в паре каждый для себя в голове расставил рамки властвования над другим. Начнутся конфликты, ведущие к мордобоям, которые так или иначе зародят в ком-то чувство вины и ненужную скрытую агрессию, - объяснял я, основываясь на множестве прочитанных и осознанных за время эксперимента научных статей.
- Так. Я смотрю, кто-то стал неплохо разбираться в отношениях, - улыбаясь и довольно кивая головой, оценивая мои слова, отметил Пирс, выдавая мне толстую тетрадь в синем переплёте для записи своих мыслей и эмоций. - Я попрошу Вас и каждого из парней вести свои дневники с сегодняшнего дня и ещё три месяца после проекта. После чего переслать мне накануне нашей последней с Вами встречи.
Говорил профессор, как обычно, строго, размеренно и холодно, сверяя в своём календаре свободные даты.
- Да, точно так, - словно произнеся свои мысли вслух, проговорил он, обводя в своём ежедневнике какую-то дату.
Я лишь ожидал, чтобы он озвучил её.
- Двадцатого декабря, - назвал дату Пирс, продолжая свои объяснения. - Каждый из вас получит приглашение на последнюю сессию, которая и будет считаться завершением программы. Собственно, по этой причине в контракте и было прописано, что Вы должны семь месяцев от начала проекта оставаться в стране. Забронированные билеты на это число будут направлены всем по местам дислокации, и мы соберёмся вместе на ещё одни сутки, - финализировал свою речь профессор, не переставая делать пометки и в своей тетради, и в своих мыслях, заодно периодически присматриваясь к моей реакции, как бы мимоходом.
В этот день все вышли из кабинета Пирса подавленнее обычного. Непонятно почему, ведь, судя по текущему положению дел, о завершении проекта жалеть должны были только мы с Мэтом. Казалось, что остальным нужно просто вздохнуть поглубже и набраться сил на оставшиеся дни, ведь для них эксперимент уже просто тянулся монотонно и однообразно.
Количество пройденных тестов каждым участником уже приравнивалось к тысяче. Многие повторялись, некоторые вопросы мы запоминали наизусть, и казалось, что должны были ставить одни и те же ответы. Но, судя по моим тестам, я понимал, как реально этот проект изменил меня.
Все, как и я, предались описаниям своих мыслей. Думаю, только записи мои и Мэта должны были сравниться с каким-то порнороманом.
Столько мыслей и впечатлений хотелось обсудить на страницах дневника. Наши страстные чувства разгорались сильнее по мере приближения программы к концу. Оговаривали ли мы дальнейшие отношения? Признавались ли друг другу в чувствах? Нет, мы не давали таких обещаний в реальности, хоть я и описывал в дневнике моменты, когда это могло бы случиться. Мэт всячески отходил от темы, а я не предпринимал попыток довести этот разговор до конца.
Каждый из нас на проекте нарисовал себе своё будущее. Все пытались спланировать свою дальнейшую жизнь и строить планы. Каждый выбрал колледж, где продолжит своё обучение. И на этом этапе у всех всё осталось без изменений.
С каждым днём, приближавшим окончание эксперимента, я всё чаще размышлял о своих планах на будущее. В голове крутились мысли, что после завершения программы я потеряю ежедневный секс, поэтому более жадно вёл себя по отношению к Мэту, присматриваясь при этом к остальным парням.
Постоянно представляя себе, какого парня хочу встретить за стенами проекта, я рисовал у себя в голове собирательный образ из пятёрки участников и множества запомнившихся мне сотрудников из техподдержки, пристально присматриваясь к их лицам, фигурам и складкам на брюках.
Также рассматривал я парней и после эксперимента по дороге в кампус, и уже у себя в комнате, дорисовывая части тела, которые были скрыты от меня шортами, брюками, футболками. Мысленно я представлял себе картинки, как оказываюсь на необитаемом острове со всей толпой парней, которые повстречались мне за это время. Почти так же, как в проекте, все они голодные и похотливые. Может, именно эти картинки и мои желания и взяли надо мной верх, толкнув в объятия Марка так быстро.
Отсутствие какого-то драйва, так или иначе, заставляло возвращаться в свои воспоминания, ища в своём сознании пережитые ощущения.
Вот и сейчас, записывая свои мысли в дневник, я вспомнил, как проходили наши последние дни в эксперименте. Как мы наслаждались этими днями. И как мне этих чувств не хватает сейчас.
Сидя в общем зале, Сидни с Максом резались в приставку. Энди и Дрейк убирались на кухне, складывая вымытую посуду. Я сидел с Мэтом, вернее на нём. Мы смотрели телевизор, заигрывая и лаская друг друга.
Раздавшийся внезапно сигнал вывел нас из состояния расслабленности. На часах, как на табло, появилась надпись 71:59 и пошёл обратный отсчёт. Все хоть и замерли на мгновение, но уже стали понимать, что на световой панели отсчитывается время до завершения проекта.
Первые два дня прошли под эгидой увеличения нашего сексуального желания почти вдвое. Но когда на часах надпись стала показывать меньше, чем 24 часа, Мэта словно подменили.
То ли он почувствовал резкий сексуальный голод, то ли решил с лихвой навтыкать свой член в тугое очко. Словно по часам, он увлекал меня к себе каждый час с целью если не оттрахать, то хоть развести на минет или, заключив в объятья, просто предаваться петтингу.
Я желал того же. Понимая, что такого ретивого, ненасытного самца, такого слегка безбашенного, как он, мне не найти, я стремился насладиться им по полной, глупо рассчитывая натрахаться наперёд, чтобы как можно дольше не хотелось.
Но это так не работало. Мне хотелось его все эти сутки.
Когда он просто обнимал меня и целовал, я тёрся об него, желая, чтобы он натянул меня, вошёл и так же неистово отодрал, как час назад. Мои ноги уже не слушались, тело сопротивлялось попыткам встать с постели и пройти на кухню. Но чтобы хоть как-то восстанавливать мне силы, Мэт приносил энергетики из холодильника, которыми он сначала приятно холодил моё тело, а потом на брудершафт мы выпивали их, слегка насыщая организм витаминами и другой химией, предохраняющей нас от истощения.
Парни и так недовольно фыркали носами, видя нас, ебущихся «как кролики» в течение последней пары суток. Но то, что происходило в крайний день, вызывало в них и недовольство, и зависть одновременно.
Переглядываясь, они ловили на себе взгляды другого члена пары с немым вопросом в глазах: «А может и нам так? Может и нам напоследок потрахаться?». Но, не получая поддержки, вопросы оставались без ответа. Не было в их глазах столько страсти и желания друг к другу, сколько было у нас.
Мы еле перебирались с кровати в душ и обратно. В моей голове возникали мысли: «Откуда такое яркое желание бесконечного траха у Мэта? Он нашёл пути, как упросить у техподдержки какой-то препарат или наглотался виагры, чтобы утолить и свою, и мою похоть?». И даже когда парни в ожидании последних двух часов уже сидели в общем зале, одетые в переданную им одежду, мы лежали в постели, попеременно переворачиваясь и двигаясь, будто всё происходит в последний раз.
Очко хлюпало, растянутое длительной еблей. Количество спермы хоть и было скудновато для наших салютований, но во мне её накопилось столько, что она выливалась из меня рекой.
Ополаскиваясь под душем и давая телу остыть от наших пламенных объятий, мы снова отдавались своей похоти. Мой член не поднимался. У Мэта, наоборот, не ослабевал стояк. Я уже мечтал, чтобы он показал своё полученное наслаждение полностью и, утолив свой голод, опал. Мэт же, наоборот, надеялся очередным посылом своего члена заставить воспрянуть мой орган и бурно кончить.
Время отбивало последние пять минут, как отсчёт взрывного механизма, что должен дать команду взорваться детонатору в бомбе. Мэт всё ещё во мне. И я не готов к тому, чтобы он просто вышел, не выгнувшись и не загнав член в меня по самое «больше не могу», не вызвав у меня дрожь во всём теле, от которой нас начинало трясти обоих. И лишь крепко сжимая друг друга и осыпая поцелуями, мы могли остановить этот взрыв эмоций.
Энди уже постучал нам в дверь, уведомляя:
- Парни, закругляйтесь! Нужно уже одеваться!
На эти предупреждения мы уже не отвечали.
Осознав всё и взяв себя в руки, получив друг от друга заряд какой-то сумасшедшей энергии, которая наконец-то прорвалась в наши тела, мы вымылись под душем. На влажные, не остывшие тела надели одежду и вышли в зал, как раз когда отсчёт на часах закончил свой ход.
Со словами парней, увидевших нас в общем зале: «Наконец-то вы натрахались!», раздался сигнал, завершающий эксперимент. Замки дверей звонко щёлкнули, и они отворились.
Наши жизнерадостные, по-детски довольные и горящие глаза немного заставили и других изменить выражение своих лиц.
За дверью, на ступеньках, где когда-то, три месяца назад, мы стояли голые и с испугом в глазах рассматривали друг друга, стоял профессор Пирс. Он по одному встречал нас в дверях, пожимал руку, вручал чек, и его коллеги провожали парней на выход.
Мы с Мэтом шли последними. Вернее, последним шёл я, провожая взглядом его фигуру, которая, спускаясь по ступенькам, удалялась от меня, пока профессор проводил всё ту же манипуляцию.
Слегка придержав мою руку во время рукопожатия, Пирс как-то по-доброму посмотрел на меня, то ли сочувствуя, то ли завидуя. Но в его глазах уже не было этой хитринки. Не было и в голосе холодных ноток. «Он прикипел к нам, как и мы друг к другу»,- так объяснил я себе его взгляд и прощание.
Спустившись по ступенькам и выйдя из дверей здания, я успел увидеть отъезжающий автомобиль, где вполоборота сидел Мэт, высматривая меня. Довольное улыбчивое лицо, яркие жизнерадостные глаза и огромный потенциал для сексуального удовлетворения.