Что такое на самом деле детская психологическая травма?

Никто из нас не вступает в родительство с мечтами нанести собственному чаду 333 психологических травмы, и желательно такие, чтобы он потом изгрыз до дыр не гранит науки, а коврик у дверей психотерапевта, никто из нас не покупает курсы «как нанести травму ребёнку легко, играючи, одной левой, где-то между понедельником и горящей избой», никто из нас не вписывает в свой ежедневник отдельным пунктом «до обеда нанести сыну три травмы, дочери - две». И рядом галочка «done» и «какава я красава - справился».

К тому же внутри каждого из нас живёт специально обученный бабайка с усиками и валютой в лаптях, который точно знает, что любому ребёнку будет что проработать на приёме у психолога. Знает, и поэтому насвистывает в нашей голове любимое «в траве сидел кузнечик, а ты сидишь на постаменте для так себе мамашь!»

Невольно, как что-то до конца неосознаваемое, мы считаем, что тандем слов «психологическая травма» подразумевает под собой любой наш строгий голос и поднятую на полтора сантиметра больше чем обычно бровь. А уж если что большее произошло, то всё, профукали мы своё родительство, к бабке не ходи, Петрановской не кайся, гештальтом не прикрывайся: психологическая хтонь пришла за тобой.

Но что есть на самом деле психологическая (и любая другая) травма?

Травма это нормальная реакция на ненормальные события. И тут важно: нормальная для данного конкретного человека. У Фроси будет вот такая реакция на ненормальные для неё события, а у Петручелло вообще никакой реакции не будет на те же самые события, и они (события) вообще для него ок, ничего ненормального он там не узрел. Причём, спустя время, попав в совершенно такую же ситуацию, он уже может прожить её как травматичный для себя опыт. Мы текучи в каждый момент времени.

Любые, самые маразматичные наши отклики, реакции, обратные внутренние ответы на травмирующую нас ситуацию совершенно ок, нормально, естественно - потому что они являются попытками мозга справиться с травмой. Как умеет, так и справляется. Для мозга в этом случае цель оправдывает средства, какие бы неадекватные они не были. Цель – избежать травмы и ПТСР (постравматического расстройства). Поэтому в тот момент, когда случилась травма, если человек реагировал как будто его личный отче наш это рассказы Кафки, значит, в тот момент он по-другому не мог. По версии его мозга он реагировал лучшим вариантом из всех возможных на тот момент.

Версия мозга опирается на коктейль из нейромедиаторов и нейротрансмиттеров, то есть на биохимию данного конкретного человека, на уже существующие нейронные связи, на предыдущий опыт, на генетику, на ресурс, на то, какие были способы урегулирования в моменте, на размеры происходящего и то, является ли оно единичным, или это длительная травма фоном, или это несколько наслоившихся друг на друга травм, на сочетание всех этих факторов между собой.

После того как мозг сам с собой договорился как, по его версии, лучше всего сейчас реагировать, он зовёт на вечеринку своих подружек: амигдалу, гиппокамп и префронтальную кору. Эти подружки - структура мозга, и если им во время травмы совсем плохо, вечеринка не задалась, то повреждения головного мозга будут видны на МРТ: изменится форма, структура, плотность.

Гиппокамп это такая старушка – кладовщик, которая занимается накопительством всего и вся по части информации, которая через нас проходит. Она её сортирует, распихивает по баночкам, к каждой баночке привязывает бирочку, ставит на полочку и протирает с неё пыль. В этих баночках лежит любая информация, с которой мы когда-либо соприкоснулись: от того какого цвета козявки у соседа Вовки до теорем Вейерштрасса. Когда происходит травма, какая-то информация о событии или любая информация, не имеющая отношения к событию, но почему-то с ним ассоциирующаяся, может настолько ярко напоминать травму, что будет вызывать такую реакцию будто это и есть сама травма, а не память о травме/ассоциация с травмой. То есть опасности нет, но мозг реагирует как на опасность.

Амигдала это эдакий полицейский -пограничник: он тусит на смотровой башне и блюдёт есть ли какая угроза из внешнего мира по отношению к внутреннему замку или всё ок. После того как случилась травма амигдала часто становятся гиперактивной и может начать откликаться/реагировать на то, на что раньше обратная связь была совершенно спокойной. Например, стоит наша амигдала на смотровой башне и видит, что мимо летит голубь. Раньше бы она подумала «ну летит и летит, чай, не американская ракета», а теперь амигдала может начать думать «ооо, а вдруг это не голубь, а вдруг это кощей перевоплотился, а вдруг он как стукнется сейчас оземь, как станет вместо голубя целой ратью, как нападёт на мой замок, как съест нас тут всех заживо, ааааааа, караул мне в дёсна!!». То есть если после травмы началась такая гиперактивность в амигдале, то такая же гиперактивность будет в её древних реакциях «бей, беги, замри». Их станет гораздо больше.

Префронтальная кора это такой внутренний дипломат Лавров, который вечно разруливает все внутренние тёрки между другими структурами мозга. Но дело в том, что после травмы внутренний дипломат Лавров съел свой внутренний галстук, потому что ему тоже стало дурно.

И вот стоит эта троица подружек на тропинке и в упор не помнит дорогу домой. Какая уж тут вечеринка.

Одновременно с этим в лабораторных анализах крови могут даже увеличиться воспалительные маркеры: СРб (С-реактивный белок), ИЛ-1В, ИЛ-6, ИЛ -17, ФНО-а. То есть травма вроде бы как просто психологическая, казалось бы «ну подумаешь, меньше принимай близко к сердцу», но воспаление в организме может идти вполне биохимическое, реальное, которое можно «пощупать руками». Например, если провести лабораторные исследования среди детей, которых травили в школе, то можно найти очень много реальных биохимических маркеров, показывающих что в организме идёт реакция как на воспаление.

Могут ли травма и ПТСР повлиять на иммунную систему, аутоиммунные заболевания, сердечно-сосудистые и любые другие? Конечно. Потому что это биохимия. У меня был опыт в средней школе, когда меня несколько лет подряд травили почти всем классом за то, что я одевалась бедно и в длинные юбки и платки, и именно в этот период у меня был жёсткий нейродермит, который прошёл сразу, как только я перешла в другое учебное заведение.

Какая особенность травм раннего возраста? Травма до 7-9 лет может (не всегда) настолько нарушить работу тех структур мозга, которые были повреждены (подружки гиппокамп, амигдала и префронтальная кора), что всё дальнейшее развитие мозга будет происходить через это нарушение, то есть не так, как изначально биохимически закладывалось. Мозг развивается до 24-26 лет, но основное, витальное его развитие происходит до 7-9 лет.

Это как если сломался палец: кости срослись, но иногда на погоду могут ныть/болеть/тянуть, или меньше возможностей для сгибания-разгибания, или чувствительность в этом пальце стала меньше, или ещё какое-нибудь или. То есть жить с травмой мы, конечно, научимся, но последствия время от времени могут о себе напоминать. Не с каждой травмой так. Не с каждым ПТСР. И, самое главное, - и с тем, и с тем можно работать. Можно.

А как, основные опоры, база – в следующем посте. Спойлер: всё поправимо.