September 13

Ржев, солдат и поезд. Летнее путешествие редакции «Севера», часть пятая  

Большой город развращает и делает человека слабым. Мы, например, привыкли к агрегаторам такси. И довольно много времени потратили в Старице, пытаясь вызвать такси до села Красное в соответствии с разработанным заранее маршрутом. И не смогли вызвать. «В настоящее время свободных машин нет».

Зато есть автобусы. Мимо ехал автобус на Ржев, и мы в него сели. И только потом сообразили, что по улицам Старицы регулярно проносились авто с шашечками. На двери у каждого авто – номер телефона, надо было лишь позвонить. И тогда, вероятно, мы оказались бы в Красном, рядом со знаменитой Чесменской церковью. Но мы оказались во Ржеве.

А раз уж мы оказались во Ржеве – как не добраться до знаменитого Ржевского мемориала? Много всего написано (кстати, и мною в том числе) про слащавый и фальшивый культ войны, который годами насаждают, про казенные монументы, которые повсюду теперь устанавливают… Повторяться незачем, но про этот памятник, про Солдата на горе слышал я разные отзывы. Слышал и восторженные. И мне самому хотелось его увидеть. Ожидал протестов от Громова А.А., человека мудрого, бородатого и возглавляющего проект «Север», даже стеснялся ему о своем желании рассказать. И неожиданно не услышал протестов.

И знаете, что… Да я и сам не знаю, что. Я не знаю, что хотели сделать большие начальники, давшие добро на возведение этого монумента. Что они хотели сказать. Возможно – поведать об очередной победе русского оружия, одной из многих в ряду бесконечных наших побед, которые случаются, как всякому понятно, как раз благодаря мудрости больших начальников… Но получилось другое.

Он стоит на горе, этот солдат. Или летит над горой. Вокруг, в болотах – больше миллиона погибших. Это невозможно вообразить, но это так. Целый огромный город людей, которые были живыми и перестали быть живыми. Потому что случилась война, пришел враг и надо было защищать родину, не имея ни права, ни времени на обдумывание начальнических приказов. Просто смерть стала делом жизни, вывернув жизнь наизнанку.

На постаменте – строчки: «Мы за родину пали, но она спасена». Это говорят мертвые и безгласные, так у поэта:

И у мертвых, безгласных,

Есть отрада одна:

Мы за родину пали,

Но она — спасена.

Это Твардовский. «Я убит подо Ржевом». Стихотворение затянутое, неровное, местами – гениальное, а местами – со следами явных попыток подогнать человеческое содержание под правильные лозунги. Но отдельные его строфы – навсегда в главной русской поэтической антологии. В той, которая не на бумаге, а в голове у каждого человека, умеющего хоть немного чувствовать, как это красиво и как это страшно – когда слова встают на места, им положенные. Когда приоткрывается окно в другой и настоящий мир. Стихи ведь для этого нужны.

И во всем этом мире,

До конца его дней,

Ни петлички, ни лычки

С гимнастерки моей.

Я — где корни слепые

Ищут корма во тьме;

Я — где с облачком пыли

Ходит рожь на холме;

Я — где крик петушиный

На заре по росе;

Я — где ваши машины

Воздух рвут на шоссе;

Где травинку к травинке

Речка травы прядет, —

Там, куда на поминки

Даже мать не придет.

Тут не остается сил. Ни на скепсис, ни на споры о былом, ни даже на мысли. Тебя накрывает скорбь. Тяжелая скорбь. Почти невыносимая скорбь. А нам еще в тот день и небо тяжелое досталось, низкое, в тучах. И ты чувствуешь неизбывный ужас любой войны. Ее недопустимость, античеловечность, сатанинскую сущность.

Какая разница, что хотели сказать начальники? Вышло это. Я услышал это. Страшное место, великое место, место, которое стоит увидеть.

Чуть в стороне музей, у музея стенды, на стендах фотографии: Путин и Лукашенко на церемонии торжественного открытия, два вождя после дождя. Но это – как трава, сегодня растет, а завтра пожухнет. Солдат останется. Как все эти мертвые в болотах вокруг. Они – навсегда.

Музей к радости Громова А.А., человека мудрого, поросшего эффектной бородой и занимающего должность главного редактора проекта «Север», был закрыт. В одной из предыдущих глав суть непростых взаимоотношений Громова А.А. с музеями уже описывалась, пытливый читатель может самостоятельно отыскать соответствующий фрагмент.

Ржев – симпатичный, особо отмечу, что в нем есть кафе, которое в выходные работает до двух часов ночи. В Старице такого нет. Сидя напротив, на лавочке в парке, мы даже помечтали о том, как будем после тяжелых буден в музее Фарфора и Чубайса в Старице (и вновь пытливого читателя отсылаю к одной из предыдущих глав, где речь уже шла об этом несуществующем музее) кутить безудержно во Ржеве.

Кроме магазинов в Ржеве еще есть река. Вид на Волгу.

А еще Ржев – город торговый. Такого количества лавок, лавчонок, магазинов и магазинчиков, как здесь, на длинной главной улице, и в столицах не сыщешь. Продают все, но особенно охотно – нижнее женское белье и мебель. Десятки мебельных магазинов соседствуют с заведениями, цель которых в обеспечении местных жительниц трусами и чулками всех мыслимых фасонов. Все логично: шкафы нужны и комоды, чтобы это богатство хранить, а также кровати, диваны, отттоманки, кушетки и лежаки. Чтобы.

Весело здесь живется, наверное, но не было времени проверить – нас ждала электричка до Торжка.

Мы добрели до вокзала (их, кстати, в городе два, но мы почему-то не промахнулись, попали к нужному, не всегда нам так везет). Вышли на перрон. Озадачились. Потому что никакой электрички на путях не было. Один вагончик – веселый, красный. Робко спросили у представительной дамы в форме, это ли наш поезд. Оказалось – да.

Проводница (веселая как вагончик) проверила наши билеты, и Громов А.А. (простите, я забыл, говорил ли я уже, что он мудр, бородат, и в свободное от скитаний по родине время занимает высокое кресло главного редактора проекта «Север»? – Нет? – ну так вот: мудр, бородат, занимает) немедленно приступил к составлению бизнес-плана. Время вам, пожалуй, узнать, что Громов А.А. помимо прочих достоинств знаменит еще и тягой к сочинению безумных коммерческих проектов. Не реализован ни один, разбогатеть Громову А.А. пока не удалось, но он надежд не теряет. Да и я тоже. Очень я хочу, чтобы Громов А.А. наконец разбогател. Я бы занял у него тогда денег и скрылся.

Кстати, но это по секрету вам скажу, так, чтобы мудрый и бородатый человек не услышал, - если бы их все реализовать, проекты эти, разбогатеть моему другу тоже не удалось бы. Скорее – наоборот.

На этот раз он сообщил мне, погудев немного предварительно и что-то под нос себе побормотав, что неплохо было бы на этом поезде катать столичных бездельников, втридорога продавая им в пути ячменный кофе на соевом молоке и веганские бургеры. Надо только убедить их, бездельников, что моднее развлечения нет.

Я, впрочем, почти и не слушал, к стыду своему. Дорога растворила меня. Вагончик этот тарахтящий. Деревья, которые ветками бьют по окнам. Пассажиры немногочисленные, да еще и, кажется, знакомые друг с другом поголовно. Станции – а станции выглядят так: табличка с названием на краю леса и тропа, уходящая во тьму. И леса, и болота.

И мертвые солдаты в болотах.

Поезд ползет долго, но я готов был ехать на нем и дольше. Соглашайтесь на проект Громова А.А., столичные бездельники, инвесторы, несите деньги. Такая поездка – редкий шанс провалиться в себя и забыть о многом, хотя бы на время. Человеку что-то такое иногда очень даже нужно.

И я, откровенно говоря, взгрустнул, когда железный голос откуда-то сверху сообщил, что мы прибываем на станцию Торжок. И мы действительно прибыли на станцию Торжок.

Иван Давыдов