Как сын московского дьяка попал в английскую историю
История «детей боярских», отправленных Борисом Годуновым учиться в Англию
А выдать на дорогу им было велено «четыре четверти сухарей, осмину круп, осмину толокна, восемь полот мяса, да с кабака четыре ведра вина, четыре ведра уксусу» и «четыре пуда семги да десять ведер пива».
С таким багажом первые русские студенты отправились к англичанам – покорять лучшие университеты мира. Вероятнее всего, эти четверо умели читать и писать (по-русски, естественно), а также имели кое-какие представления об арифметике. Этим их образование на момент выхода из Архангельска и ограничивалось.
И уж точно никто из них и представить себе не мог, чем поездка кончится. Впереди ждал – буквально – иной мир, ни в чем не похожий на привычную реальность Московской Руси.
«Север» много рассказывал о приключениях иностранцев в России. Теперь вывернем схему наизнанку: наш герой – Никифор Григорьев, сын московского дьяка, для которого нашлось место в одной важной английской исторической книжке.
Правда, англичане его знали под другой фамилией.
Царь Борис и заграница
Спасибо школе, ориентированной на советские схемы преподавания истории – все мы твердо знаем: из дикости Россию выдернул Петр, он же и послал дворянских сынков в иноземные школы, постигать заморскую мудрость. Одни прониклись светом знаний, и пустили, вернувшись, свежесрубленный корабль империи в европейское плавание, другие – ленились да пьянствовали, а по приезде их ждали царский гнев и царская трость.
В этом, кстати, много правды, но на самом деле первым своих подданных учиться за границу за сто почти лет до Петра отправил Борис Годунов.
Головокружительную свою карьеру представитель не самого знатного из московских родов сделал, как известно, при Грозном. Кстати, – это так, вдруг найдется повод щегольнуть эрудицией, – татарское происхождение Годуновых, скорее всего, вымысел. Не исключено, что, озаботившись поиском великих предков и не имея возможности «присоседиться» к какой-нибудь знаменитой русской фамилии, – московская знать такого просто не потерпела бы, – Годуновы просто придумали себе родство с «мурзой Четом», крестившимся татарином, полулегендарным основателем Ипатьевского монастыря. Костромским помещикам средней руки, вошедшим в силу при дворе, требовался родоначальник с громким именем.
Но нас сейчас интересует не генеалогия Годуновых, а идеология самого знаменитого из представителей рода. Еще при Грозном Борис много общался с иноземцами (в первую очередь – с англичанами). Тогда же и понял, что у «немцев» есть, чему поучиться. Не зря ведь иностранные послы в своих записках отмечали исключительный ум вельможи. При царе Федоре Иоанновиче, став фактически единоличным правителем государства, Годунов повел политику на сближение с Европой. «Север», к примеру, писал, как были установлены дипломатические отношения с Францией после экспедиции Жана Соважа. Тогда же англичане потеряли исключительные права на торговлю с Московией – послы не зря считали вельможу мудрым. Хотя, конечно, английских дипломатов это не особенно порадовало.
И во время царствования Федора, и позже, когда Годунов сам дорвался наконец до престола, он очень активно приглашал на русскую службу иностранцев – врачей, аптекарей, художников, ювелиров, «рудознатцев». И, конечно, военных (так, например, именно при Годунове появился в Москве выдающийся авантюрист и небесталанный писатель Маржерет, про которого рассказывать уже доводилось). К началу XVII века в Москве и в Архангельске скопилось столько желающих послужить царю, что московское правительство могло уже выбирать. Бестолковых и никчемных высылали обратно, снабдив на дорогу деньгами, – Борис искал славы щедрого повелителя.
Он хотел видеть Москву одним из мировых центров – был у него, например, несостоявшийся проект постройки точной копии Храма Гроба Господня, такого же, как в Иерусалиме, только, конечно, побогаче, – с золотым гробом и золотыми статуями вокруг. Храм должен был стать символом московских претензий на роль «сверхдержавы», как мы бы теперь сказали. К строительству царь приступить не успел, вроде бы, некий художник из «голландских немцев» отлил несколько статуй для этой новой церкви, но их разломали еще при первом самозванце.
Была у него также идея открыть в Москве что-то вроде университета на европейский манер. И тоже не успел, зато успел отправить в Европу небольшую группу детей боярских (на всякий случай поясню – это не дети бояр, это специальный термин, показывающий место в сословной иерархии; так назывались представители низов служилого класса).
Игры дипломатов
Точно не знаем, сколько их было, не больше 20 и не меньше 18. Кто-то поехал в немецкие земли, кто-то во Францию, четверо – в Англию. Их знаем поименно. Сафонко Михайлов сын Кожухов, Казарин Давыдов, Федор Костомаров и наш сегодняшний герой – Микифор Олферьев сын Григорьев. Летом 1602 года они сели вместе с английским послом Джоном Мерриком на корабль, уходивший из Архангельска, чтобы никогда не возвращаться в Россию. Впрочем, повторюсь, они ведь и представить себе не могли, как сложится их судьба.
Королева Елизавета еще с Иваном Грозным состояла в переписке и после интерес к русским делам не утратила. Во-первых, англичане хотели вернуть право на монопольную торговлю, а во-вторых, ее волновали планы Бориса, который искал для сына и дочери партий при европейских дворах. Потенциальных женихов и невест выбирали в государствах, с которыми у Британии отношения были натянутыми. Елизавета нервничала. Английские дипломаты вступили с Годуновым в игру: ему обещали, что подходящие партии найдутся в островной империи. На самом деле, ни о каких браках родственников своих с русскими королева не думала – она просто тянула время.
И да, кстати, Елизавета специальным письмом поздравила Бориса с избранием на царство, не дожидаясь, пока он утвердится на троне. Споры московской знати об уместности сделанного выбора (помните у Пушкина – «вчерашний раб, татарин, зять Малюты» и так далее?) ее не интересовали. Ее интересовала стабильная торговля.
Позже царь Борис лично просил Елизавету позволить его подданным обучаться в английских университетах. Королева возражать не стала. Студентов отправили учить английский язык и латынь – из них рассчитывали сделать толмачей для Посольского приказа.
Часто пишут, что никто из тех, кого Борис отправил за границу, не вернулись на родину. Это не так. Двое вернулись и работали как раз в Посольском приказе. Но наши четверо сделались настоящими англичанами.
Воины и мореплаватели
Никифор Григорьев – не из самой последней московской семьи человек. Его отец Олферий Григорьев сделал при Грозном неплохую карьеру: был мелким воеводой в Ливонскую войну, затем заведовал Казенным приказом. Казенный приказ хранил царское имущество и отвечал за все виды царского жалования, за исключением съестных и денежных. Должность, в общем, хлебная. Легко предположить, что кое-какое начальное образование его сын все-таки получил. Но не будем забывать, что в то время начальное образование – это вдолбленное розгой умение читать Псалтырь.
И важно, конечно, помнить, что на царскую службу и тогда, и позже призывали, вовсе не ориентируясь на природные таланты молодых людей. Верстали по спискам тех, кто подходил по возрасту. Но и у Никифора, и у спутников его таланты все-таки были.
Трудно представить себе, каково им было в чужой стране, без языка, без минимальных хотя бы представлений о местных обычаях и нравах. Никифор попал в Кембридж – и нашел себя.
Борис умер, в России началась Смута, само выживание государства оказалось под вопросом, и, разумеется, про заграничных студентов никто в Москве не вспоминал. Деньги на обучение им тоже высылать перестали. Но все четверо, отправленные в Англию, смогли доучиться и встроиться в чужую жизнь.
Сафон Кожухов заключил в 1609 году договор с Ост-Индской компанией. Скитался по морям, повидал мир, оказался в конце концов на Борнео, в фактории, торгующей алмазами. Едва ли кто-нибудь из его русских современников совершил столько же путешествий. Или хотя бы слышал слово «Борнео». Разве что Казарин Давыдов, еще один служащий Ост-Индской компании, трудившийся в ее офисе на острове Ява. Оба погибли во время войны Англии с Голландией. Кожухов в бою, Давыдов – в плену.
Костомаров прожил жизнь мирную – поступил на королевскую службу, работал клерком в Ирландии.
А вот Никифор Григорьев Альбион не покидал никогда.
Столкновение цивилизаций
Его заинтересовали не только языки, но еще и богословие. Он закончил университет, в 1612-м стал бакалавром, в 1615-м – магистром. Принял англиканство, стал священником в церкви святой Марии в селении Вулли в Хантингдоншире в графстве Кембриджшир. Женился на дочке пастора и готовился посвятить жизнь окормлению паствы и богословским штудиям. Звали его к тому времени Никефор Алфери.
Доучиться, как ни странно, помогло русское происхождение. В университете Григорьев подружился с Джоном Биделлом. Отец Биделла торговал с Московией и, вероятно, симпатизировал русским. Он оплатил обучение Никифора и потом пристроил на место неподалеку от своего имения.
И тут в планы скромного английского пастора первый раз попыталась вмешаться большая история. Смута кончилась. В Москве – где на подданных привыкли смотреть как на собственность – вспомнили про студентов, решили их разыскать и вернуть на родину. Русский посол Зюзин предпринял несколько попыток разыскать невозвращенцев. Пообщаться ему удалось только с Григорьевым-Алфери. Пастор – женатый, с большой семьей и устроенной жизнью, – отказался ехать в Россию. Зюзин не сдавался и обратился в королевский Тайный совет с требованием вернуть эмигранта. Члены Совета совещались – торговля с Москвой была важна по-прежнему, ссориться с новым царем Михаилом не хотелось, – но все же объяснили послу, что силой выслать из страны гражданина, который не хочет уезжать, они не имеют права. Почему-то думаю, что Алексей Иванович Зюзин был таким ответом сильно озадачен.
Позже, в 1643-м судьба нанесла Никифору удар побольнее: от русской гражданской войны он ушел, но английская его все-таки догнала. Пуритане выгнали немолодого уже священника вместе с семьей (11 детей) из церкви и из дома. Много лет он бедствовал, подкармливаясь подачками. Приход ему вернули в 1660-м, после реставрации монархии. Однако он был уже стариком, служить не мог, ушел на покой. Век свой доживал у старшего сына неподалеку от Лондона. Умер в 1666-м, прожил 80 лет.
Именно эти печальные события и обеспечили Григорьеву место в истории Англии: он – один из героев книги Джона Уолкера «Страдания духовенства» («Sufferings of the Clergy», 1714). Книга о бедствиях гражданской войны пользовалась определенной популярностью, оттуда биография Никифора перекочевала в энциклопедии. Правда, Уолкер биографию своего героя, ну, скажем мягко, приукрасил. Писал, в частности, что Григорьев был «особой царского рода», и что после Смуты московиты присылали за ним посла, чтобы возвести на престол. Но просвещенный светом истинной англиканской веры Никифор выбрал скромную жизнь пастора в свободной стране, отказавшись от трона в землях дикарей.
Это неправда, разумеется, но отчего бы и не вспомнить Никифора Григорьева – первого русского, закончившего Кембридж, чья судьба словно бы намекает нам, что в Европе мы – не чужие люди. И что русская история чуть сложнее школьных схем.