История одной шапки
«Север» продолжает публиковать фрагменты из книги Ивана Давыдова, которая, кстати, дописана уже, в работе в издательстве и, может быть, даже выйдет. Правда, название изменилось, называться она будет не «Люди и города», а «Герои без лат». Это – часть главы третьей, «Безумие и власть», посвященной московским юродивым.
Первый московский юродивый – святой Максим. Про него неизвестно почти ничего. Жил в XV веке, дерзил людям знатным, утешал простых. В поздних житиях много риторических красот и нет никакой конкретики. Тем не менее, было, видно, что-то в его дерзости, раз предание сохранило хотя бы имя. Больше того – облик: на редких иконах можем видеть изможденного человека, практически нагого. Только бедра прикрыты куском материи.
В XVI веке Максима канонизировали, в конце XVII в Москве возвели в его честь каменный храм. Храм на Варварке уцелел, сейчас перед ним – стихийный мемориал в память о бойцах ЧВК «Вагнер». История любит странные и даже жестокие рифмы. Покойный Евгений Пригожин, создатель ЧВК, для одних – герой, для других – чудовище, однако святым его, пожалуй, никто назвать не решится. Но вот нет ли в его манере, многим памятной, обращаться к сильным мира сего с безжалостными обличениями, чего-то от традиции юродства?
Теперь позволим себе (как московский книжник, сложивший красивую повесть о гибели князя Даниила) пренебречь слегка хронологией. В Москве XVI века два знаменитых юродивых – Иоанн Большой Колпак и Василий Блаженный. Василий старше, он подвизался при Грозном, Иоанн моложе, его современники – царь Федор, которого тоже считали, скажем мягко, блаженным, и всесильный временщик Борис Годунов, человек жестокий, умный и хитрый, врагов своих истреблявший не без удовольствия, но не решившийся поднять руку на юродивого. Так вот, мы начнем с Иоанна. И тут будет повод убедиться, сколько силы в русской литературе и как легко она иногда побеждает историю.
Итак, Иоанн. Достоверного про него немного, но кое-что все-таки есть. Родился в Вологде, работал на солеварнях. Потом принял на себя подвиг юродства и отправился через Ростов в Москву. Пророчествовал (предсказал, например, Смуту, нашествие поляков и неизбежное их поражение), обличал людей влиятельных и особенно охотно – Бориса Годунова, которому молва приписывала многие страшные грехи. Поговаривали, будто он, женив царя на сестре своей Ирине, нанял иноземных врачей и колдунов, благодаря чарам которых царица так и не смогла родить наследника. Годунов, смекали москвичи, сам мечтает о троне. Предание сохранило реплику Иоанна, обращенную к Борису: «Умная голова, разбирай Божьи дела. Бог долго ждет, да больно бьет». Юродивый, разумеется, не соврал. Бог в конце концов ударил Годунова больно, и у нас еще появится повод об этом поговорить.
Иоанн даже в лютые морозы ходил почти нагим (так уж у русских юродивых принято), носил на теле железные вериги, на пальцах – тяжелые медные кольца, а на голове… Вот тут самое интересное и начинается: из прозвища ведь понятно, что именно благодаря какому-то особенному головному убору жители царской столицы юродивого запомнили. Сейчас вы даже на официальных церковных сайтах прочтете, что на голове святой Иоанн носил железную шляпу. И это – неправда.
Знаете, кто первым надел на Иоанна железную шапку? Пушкин! Работая над «Борисом Годуновым», поэт вдохновлялся «Историей» Карамзина. У Карамзина читаем: «Угождая ли общему расположению умов или в терзаниях совести надеясь успокоить ее действиями внешнего благочестия, сам Годунов казался весьма набожным: в 1588 году, имея только одного сына – младенца, зимою носил его больного, без всякой предосторожности, в церковь Василия Блаженного и не слушал врачей: младенец умер. Тогда же был в Москве юродивый, уважаемый за действительную или мнимую святость: с распущенными волосами ходя по улицам нагой в жестокие морозы, он предсказывал бедствия и торжественно злословил Бориса; а Борис молчал и не смел сделать ему ни малейшего зла, опасаясь ли народа или веря святости сего человека». Заметим (это важно для дальнейшего): Годунов еще не царь, на троне Федор, сын Грозного, хотя реально государство в руках Бориса. Речь у Карамзина – именно об Иоанне Московском, он в эту пору – самый знаменитый юродивый столицы, и он еще жив – умер он в 1589-м. Ни имени, ни прозвища святого в «Истории государства российского» нет.
Пушкин это понял и сделал юродивого одним из героев своей грандиозной пьесы, эпизодическим, но при этом – едва ли не самым важным. Помните? Конечно, помните, кто же из умеющих читать по-русски этого не помнит (хронология и здесь сдвинута, пушкинских юродивый беседует уже с венчаным царем Борисом, который погубил Димитрия, последнего сына Грозного, и после смерти Федора получил вожделенный трон, но великому поэту простительна небольшая вольность).
«Входит юродивый в железной шапке, обвешанный веригами, окруженный мальчишками». Юродивому подают копеечку, мальчишки копеечку крадут, юродивый плачет.
Царь выходит из собора. Боярин впереди раздает нищим милостыню. Бояре.
Борис, Борис! Николку дети обижают.
Подать ему милостыню. О чем он плачет?
Николку маленькие дети обижают… Вели их зарезать, как зарезал ты маленького царевича.
Поди прочь, дурак! схватите дурака!
Оставьте его. Молись за меня, бедный Николка.
Нет, нет! нельзя молиться за царя Ирода — Богородица не велит».
Нельзя молиться за царя Ирода – Богородица не велит. Страшные слова, квинтэссенция русской веры. Терпеть можно, страдать можно. Молиться нельзя. Тиранов, правда, это редко пугает, ну тем хуже для тиранов.
Пушкин, как видим, своего юродивого назвал Николкой, но именно после выхода в свет «Бориса Годунова» к Иоанну по прозвищу Большой колпак намертво приросла эта железная шапка. В ней он – и в официальных житиях, и на поздних иконах (с XIX века и до сих пор). Литература победила историю.
Первым на это обратил внимание Георгий Федотов в своей замечательной монографии «Святые древней Руси»: «Выходя на улицу, он надевал свой колпак, то есть одежду с капюшоном, как ясно объяснено в житии и изображается на старинных иконах. Едва ли не Пушкин первый назвал этот колпак железным в «Борисе Годунове».
Но в житии-то ничего на этот счет «ясно» не объяснено. Там говорится, что юродивый, бывало, подолгу стоял и смотрел на солнце (это, кстати, один из самых знаменитых его подвигов, и не пытайтесь подвиг повторить – проститесь со зрением), положив колпак рядом с собою. Вокруг собирались зеваки, издевались над божьим человеком, это тоже традиция. Судить тут можно не «ясно», а лишь гадательно, и проще все-таки предположить, что колпак – не часть «одежды с капюшоном», а отдельный головной убор.
И более того – «на старых иконах» (я видел только иконы конца XVII века, возможно, есть и более ранние) святой изображен с обнаженной головой и с огромным островерхим колпаком под мышкой. Явно мягким, рискну предположить – войлочным. Георгий Федотов – выдающийся исследователь, но книгу свою он создал в эмиграции, вышли «Святые древней Руси» в 1931-м. Скорее всего, о старых иконах он писал по памяти, а память, случается, подводит.
А теперь давайте вот что вспомним: Иоанн – солевар из-под Вологды. Как в его времена варили соль? Строили нечто вроде огроменной бани, в бане – гигантский очаг, на очаге – циклопическая сковорода, церн. В церне кипит соляной раствор, вода выпаривается, соль остается. Задача рабочих – подбрасывать дрова в очаг. Температура в помещении – дикая, но ведь и мы теперь, отправляясь в парилку, на голову надеваем войлочную шапочку. Скорее всего, в таких же трудились средневековые солевары. А святой, сохраняя память о юности, просто превратил обычный войлочный колпак в огромный, утрировал, сделал еще одним орудием насмешки над безумным миром, который мнит себя мудрым.
Иоанн предсказал собственную кончину и завещал похоронить себя в Покровском храме, при гробе Василия Блаженного. Волю его выполнили.