Иван, Мария, Прокопий
Продолжаем публиковать фрагменты из недописанной пока книги Ивана Давыдова с рабочим названием «Люди и города». Это часть главы девятой, «Великий Устюг, терпимость к чужому. Стефан Пермский», отрывок об устюжских святых.
Место особенное. Русские появились здесь рано, освоение Севера как раз с Устюга и начиналось, и веками рядом с русскими жили люди странные, непонятные, удивлявшие – зыряне, коми-пермяки, хранившие языческую веру и выводившие на бересте загадочные руны. И язык у них, разумеется, был свой.
Святые, защищавшие устюжан, - тоже особенные. Вот история любви из конца XIII века, например. Может быть, вымышленная, а может быть, и нет, но это – в который раз повторюсь – не всегда важно. По-настоящему жизнь человеческую определяет не то, что было, а то, что во что человек верит.
После монгольского разорения зверствовал в Устюге Буга, ханский баскак – наместник и сборщик дани. Нравом был крут, горожане роптали, а уж когда сделал он насильно своей наложницей юную красавицу Марию, дочь уважаемого человека, начался бунт. И, казалось, ничто не спасет ненавистного язычника от гибели.
Однако спасла его сама Мария. Она предложила Буге креститься и венчаться, и тем успокоила гнев сограждан. «Без всякого сомнения, не превосходство христианства пред язычеством, но один только страх смерти побудил баскака принять святое крещение», - говорит современный церковный писатель. Так оно, пожалуй, и есть, но вот что двигало Марией? Рискну предположить, что она просто не хотела, чтобы поруганная честь ее искупалась убийством, пусть даже и заведомого негодяя.
Буга стал Иваном, они с Марией жили долго и счастливо, и под влиянием кроткой своей супруги сделался бывший баскак праведным христианином. Даже церковь возвел за собственный счет после чудесного видения: сам Иоанн Предтеча явился во сне татарину и объяснил, где должен появиться новый храм. В городе Ивана и Марию уважали, а еще заглядывал к ним побеседовать о вещах возвышенных юродивый Прокопий. Помните, на Соборном дворище великолепный храм в его честь?
На самом деле, мы с ним уже встречались. Безвестный автор жизнеописания Исидора Ростовского для зачина своего труда воспользовался – как это было у средневековых сочинителей принято – как раз началом жития Прокопия Устюжского.
Прокопий – немец, богатый купец, прибыл с товарами в Великий Новгород и ослеплен был красотой Святой Софии. Принял православие и поступил в учение к знаменитому подвижнику Варлааму Хутынскому. Жители торговой республики, впечатленные незаурядным поступком иностранца, толпами ходили на него глазеть. Прокопия это смущало, он не славы хотел, а уничижения перед Господом. Немец принял на себя подвиг юродства и, раздав богатства нищим, через леса и болота отправился в сторону Устюга.
В Устюге у него все получилось: тут им никто не восхищался (ну, кроме людей просвещенных и понимающих, разумеется). Насмехались, унижали, даже поколачивали. А он бродил по городу в рубище, с железными кочергами в руке, изрекал пророчества и совершал чудеса (в помощь иконописцам остались такие пояснения: средовек, волосы русые, борода, рубище дико-багряное, сапоги разодраны, без подошв, в левой руке три кочерги). Кстати, даже и люди простые скоро смекнули, что от деяний юродивого им прямая польза: заметили, например, что если кочерги свои опускал он вниз, то это значило, что год предстоит неурожайный. А если поднимал вверх – наоборот, хлеба будет вдоволь.
Однажды Прокопий прикрыл Устюг от верной гибели. Было ему откровение, что Господь на город прогневался, и прибежал он в церковь во время службы, и стал устюжанам про это рассказывать, и сравнивал грехи их с грехами жителей Содома и Гоморры, и призывал покаяться. Они посмеялись, конечно, но скоро смех сменился плачем, ибо накрыла город огромная черная туча, изрыгающая страшные молнии. Тут, опомнившись, стали горожане вместе со своим юродивым молиться. Молитва праведника была услышана. Туча ушла, а позже узнали, что остановилась она верстах в двадцати от города, и пали из нее на землю огромные огненные камни. И много пожгли леса, но ни людей, ни коров не тронули.
Ко греху святой терпимым не был – ни при жизни, ни после смерти. Так, рассказывают, будто служил у одного из великокняжеских наместников некий человек, нравом весьма гнусный. Прикрываясь властью хозяина, многие пакости творил он устюжанам. Боярин же слугу своего любил, и когда слуга умер, скорбел о нем много, и повелел похоронить возле самой красивой из городских церквей, и поставил над могилой «палатку». Сень, памятник. Однако ночью палатку разрушили. Наместник разгневался и требовал, чтобы осквернители праха сознались в содеянном, обещая в противном случае покарать всех без разбору. «Палатку» восстановили, но на утро она снова оказалась «разметанной». И кто знает, чем бы эта история кончилась, если бы один мудрый человек не рассказал боярину, что тут же, неподалеку похоронен праведный Прокопий. Вот он-то наверняка и ломает палатку, не хочет лежать рядом с заведомым грешником. Кичливый вельможа смирился и покаялся, а слугу его перезахоронили в другом месте, подальше от грозного юродивого.
А еще однажды подошел Прокопий к трехлетней девочке, которую родители вели в церковь. Поклонился ей в ноги и сказал: «Вот идет мать великого Стефана, епископа и учителя пермского!» Свидетели очередной странной выходки привычно посмеялись над городским сумасшедшим – какой может быть епископ у дикарей, которые поклоняются идолам? Какой учитель?