Парикмахер в клетке и другие ужасы крепостничества
«Секретные записки» Шарля Массона. Как француз, обиженный на Павла I, сочинил оскорбительную и очень интересную книгу о России.
Вы наверняка слышали, что глупые французы написали однажды в своем словаре «Ларусс» про нашего великого царя Ивана IV — «Грозный, прозванный за жестокость Васильевичем». Это, конечно, неправда, и ничего такого французы не писали.
Но вот цитата, за точность которой ручаюсь. Один француз, наш сегодняшний герой, пишет о Екатерине II: «Русские возвеличили даже ее имя. На своем языке они говорят: Екатерина, что не иначе можно перевесть, как Наивеличайшая Катерина (Archi-Catherine)». Именно так это и можно перевести. Кто бы взялся спорить.
Хотите еще развесистой клюквы? У нас с французом есть: «В России иметь вшей есть вещь из самых обыкновенных, кои всего менее сердят. Этих паразитов числится в изобилии. Только что иностранец сошел на кронштадтский берег, как тотчас же покрывается оными». Если дальше прочесть, то поймешь, что француз вшей путает с блохами, а блох — с тараканами. Не так уж и похвально для XVIII века, помешанного на изучении природы.
Зовут француза Шарль Массон, в Россию он приехал из Невшателя, где работал подмастерьем у часовщика, в 1786 году, сделал неплохую карьеру, но поссорился с императором Павлом и был выслан. Обиделся, а чтобы обидчику отомстить, написал книгу — «Секретные записки о России».
Кстати, слово «секретные» в заголовке — это просто маркетинговый ход тогдашних книгопродавцев. Никаких особых тайн Массон не знал, книга его — пестрое собрание собственных наблюдений, придворных сплетен и компиляций из чужих рассказов. К тому же, он еще и оговорился, что рукописи на границе у него конфисковали, и восстанавливать текст, работа над которым началась еще в России, пришлось по памяти.
Но читатели на слово «секретные», конечно, реагировали. Как и мы. В этом плане немногое изменилось.
Жизнь
Массон не авантюрист и в Россию приехал не просто так. Его старший брат, Пьер-Андре Массон служил в русской армии у Петра Мелисинно, главного специалиста по артиллерии, и заодно, помимо прочих должностей — еще и начальника Артиллерийского и инженерного кадетского корпуса. Преподавателем в корпусе младший Массон как раз и стал. Неплохой старт для бывшего подмастерья.
Через три года оказался в воспитателях у сыновей графа Николая Салтыкова (с официальной должностью адъютанта его превосходительства). А это уже прямой путь ко двору, потому что Салтыков в то время тоже педагог, отвечающий за образование великих князей Александра и Константина Павловичей.
Тут важно понимать, что это — вовсе не заштатная должность. Единственного своего сына, Екатерина, как известно, не любила, считала человеком неумным и вздорным. Надежда империи — внуки императрицы. Александр должен был, обойдя отца, занять российский престол, а Константин — ни много, ни мало! — стать государем отвоеванной у турок и возрожденной Византии. Не случайны даже имена наследников: за именем Александр — отсылка к памяти македонского завоевателя, императрица рассчитывала, что внук продолжит ее блистательную и победоносную политику. А за именем Константин и вовсе маячит древний Константинополь.
В 1795 году Шарль Массон сделался секретарем при великом князе Александре. Это и позволило ему неоднократно намекать в «Секретных записках», что должности он занимал высокие и общался с сильными мира сего, а следовательно, слова его уж точно достойны доверия.
Но недолго наш француз общался с сильными мира. Павел, став самодержцем, стремился избавиться от всего, что напоминало бы о матери, но кое-что от Екатерины все-таки унаследовал: точно так же, как великая императрица после Французской революции, он возненавидел все, что с Революцией было связано. Любой намек на «якобинство» превращался в государственное преступление. Массон, например, пишет, как в театре пытались арестовать офицера, который зааплодировал реплике, содержавшей слово «равенство». Хотя шел на сцене старый водевиль, проверенный цензурой и никакого отношения к событиям в революционной Франции не имевший.
Офицеру, кстати, удалось убежать.
На беду свою, братья Массоны сохранили хорошие отношения с первым из российских своих благодетелей, — генералом Петром Мелиссино. Потомок греческого лекаря был влиятельным масоном (такая вот странная рифма), но и для непосвященных дома устраивал собрания — заседания Филадельфийского общества, где велись порой разговоры довольно вольные. Шарль и Пьер Андре на этих заседаниях бывали. Кто-то донес, кружок запретили, а братьев из России выслали. Шарль не смог вывезти семью, его жена и маленькая дочь Ольга остались в России. Сам он не сразу попал в родную Францию, жил сначала в Пруссии. Там и написал свои «Секретные записки», сделавшиеся популярными и почти сразу переведенные на английский язык.
Но сам-то он, кстати, считал себя поэтом. В России сочинял льстивые посвящения знатным особам, после высылки — поэмы, воспевающие Революцию. Впрочем, помнят их теперь только специалисты. А вот в историю русской поэзии он все-таки попал, хоть и не напрямую, зато прочно.
Властители
А пока — к «Запискам». Сочинение разбито на три тома, тома — на отдельные тетради, каждая из тетрадей снабжена примечаниями, где автор щеголяет эрудицией. Но никакой системы в них нет — открывает книгу рассказ о том, как Екатерина потерпела фиаско, попытавшись выдать великую княжну Александрину за шведского короля. Затем автор переходит к описанию характера Екатерины, затем — подробно описывает всех ее фаворитов…
Ни государыня, ни государь автору не нравились. Екатерина — при многих несомненных дарованиях — слишком, с его точки зрения, много увлекалась делами плоти (и это не говоря уж про явное ее бесстыдство). Была слишком тщеславна, иногда — слишком доверчива (Массон рассказывает, — якобы не раз случалось такое, что очередной делец, выпросив у матушки-императрицы изрядную сумму на грандиозный проект, деньги просто крал, зато чеканил медаль, свидетельствующую об успехе начинания; а Екатерина радовалась новому свершению, медаль приобщала к коллекции, а судьбой проекта и денег более не интересовалась). Да и вообще — она ведь женщина, а может ли женщина управлять государством? Женовластие — одна из главных бед России, говорит Массон.
Павел был юношей с неплохими задатками, которого презрение матери превратило в человека вздорного, опасного и почти безумного. Он — прямой враг просвещения, чуть ли не запретивший в России книгопечатание (это неправда, разумеется, но не забываем, что Массон на Павла обижен). На уме у него — только парады, букли, глупая формалистика да вечный страх перед возможным переворотом.
Сочинитель наш рассказывает анекдот, которого я прежде не встречал: Павел ругает военных за нерасторопность, Александр решает заступиться перед отцом за армию, и они заключают спор. Решают ночью, без предупреждения, ударить в набат, чтобы проверить, как быстро соберется по тревоге столичный гарнизон. Павел за ужином выпил больше обычного, и его предусмотрительный сын на всякий случай вытребовал у государя бумагу с личной подписью, подтверждающую факт пари.
Полночь, все колокола столицы звонят, перепуганные обыватели мечутся по улицам, а полки стремительно выстраиваются на площадях. Павел спросонья, забыв о договоре, решает, что началась очередная революция, и в сопровождении верного слуги скачет в Гатчину. Довольный Александр приезжает во дворец, чтобы насладиться победой в споре, и с ужасом узнает, что отец, перепуганный не меньше, чем петербургские обыватели, сбежал. Бросается за ним, но тот, почуяв погоню, только сильнее погоняет коня. В конце концов лишь бумажка с подписью спасает наследника-сына от отцовского гнева.
Да что там, этот нелепый человечек отказался после неудачи в Швейцарии от войны с революционной Францией и заключил союз с Бонапартом не потому, что оценил величие этого выдающегося человека (сам Массон от бонапартова величия млеет), а потому что тот стал много влияния уделять военным парадам, чем и доказал, с точки зрения Павла, свою дельность.
Главное зло
Русские, особенно при дворе, — развратны и равнодушны к образованию. Русские всех сословий — вороваты. Русские крестьяне ленивые и дикие. И все это от того, что Россия — держава рабов. Чернь принадлежит дворянам, но и дворяне — лишь рабы императора. А там, где нет свободы, глупо затевать разговоры о достоинстве.
Главная язва России — крепостное право. Массон рассказывает жуткие истории о выходках крепостников. Один, например, поиздержавшийся гвардеец, продавший всех своих мужиков, решил собственными усилиями населить опустевшее имение. Сделал точный расчет, прикинул, сколько детей он сможет за год произвести с оставшимися рабынями, убедился, что старухи и калеки, которых он к своему евгеническому эксперименту допускать не собирался, смогут прокормить потомство… А лет через пятнадцать первую партию самодельных рабов уже можно будет продать, чтобы поправить дела.
Этой истории подтверждения нет, а вот другая — правдива. Некая знатная дама облысела. Ее крепостной парикмахер сделал искусный парик и каждое утро так наряжал свою госпожу, что никто и заподозрить не мог, будто у нее с волосами проблемы. Но чтобы тайна осталась тайной, она держала мастера в клетке в собственной спальне, сама его кормила, сама выносила его ночное судно, и никого из людей к этому человеку, практически похороненному заживо, не допускала.
Август Коцебу, немецкий драматург и русский агент, тот самый, которого убил в 1819 году свободолюбивый студент Занд, написал обширное опровержение на книгу Массона. Его оскорбило многое — утверждение, например, о том, что живущие в Петербурге немцы очень много едят, тоже оскорбило. Но по истории с парикмахером в клетке он прошелся отдельно, подчеркивая, что Массон (как и во многих других случаях, впрочем) фамилии самодурствующей барыни не указал, а значит, попросту все выдумал.
Однако нет. Много позже русские историки выяснили, что речь здесь, — о супруге графа Салтыкова, история подлинная, а французский сочинитель просто пожалел одного из своих бывших начальников.
Другая Россия
Но, как ни странно, в книге Массона нет никакой ненависти к русским. Он отмечает многие прекрасные качества жителей империи. Невероятное гостеприимство, свойственное даже беднейшим крестьянам. Талант к учению и тягу к знаниям. Русские — прекрасный народ, достойный свободы и ждущий ее. Француз не раз выражает надежду, что Александр, воспитанный демократом Лагарпом, если и не отменит крепостное право, то хотя бы ослабит его гнет.
Ну, как мы знаем, не сложилось. Понадобились 60 лет и еще один Александр.
Описывая молодых русских офицеров (не из придворных, придворных наш автор не любил), Массон говорит, что эти европейски образованные и ненавидящие деспотизм люди непременно попытаются изменить жизнь на родине. Тут словно бы угадано будущее восстание декабристов. Кстати, то, что Павел будет править недолго и кончит плохо, Массон тоже предсказал.
А еще русские — отличные воины. Тут интересно, как по ходу книги меняется образ Суворова. В первых томах наш великий полководец — всего лишь удачливый и кровожадный монстр, палач Варшавы, заваливший свободолюбивую Польшу трупами, слюнявый дикарь, полусумасшедший ханжа. А вот третий том написан уже после Итальянского похода (и две довольно скучные «тетради» посвящены как раз описанию русско-французской войны). И там Суворов — выдающийся стратег, равный (ну или почти равный) самому Бонапарту.
А еще в книге — целая россыпь забавных историй и наблюдений (часто, кстати, нелепых, но от того только более забавных). О русских ямщиках, лихих и веселых, о русской березе, из которой русские и финны способны сделать буквально все… И даже о «Физическом клубе», не особенно тайном обществе, где московская знать устраивала вскладчинку безобразные оргии…
Массон таки вернулся во Францию, где и умер в 1807 году. Ему было 47 лет. И если бы не книжка о России — едва ли кто-нибудь о нем вспомнил. Книжка, кстати, вышла в 2022 году на русском языке в издательстве «Кучково поле». Перевод — А.Н. Спащанского.
P.S.
Да, надо ведь еще про место в русской поэзии. Жена и дочь Массона, Ольга, остались, как помним, в России. И Ольга стала… Как бы это помягче сказать. Усладой, в общем, продажной стала она для людей из высшего общества. Не то, чтобы завидная карьера, но один юный и легкомысленный поэт из Петербурга посвятил ей фривольное стихотворение -
В дверь стучим — но в сотый раз
А место в полном собрании сочинений Александра Сергеевича Пушкина, это, знаете ли, — не пустое в истории русской поэзии место.