Неблагодарный гость. Собрание анекдотов о России от основоположника европейского консерватизма
Книга Жозефа де Местра «Религия и нравы русских»
«В детстве я прочитал интересный рассказ о стремлении Петра I воссоединить все церкви. Старый профессор математики, превосходный человек по имени Дюпюи однажды поведал мне о том, что в Париже он был знаком с доктором из Сорбонны, у которого Петр I попросил почитать его научное исследование. Этот доктор рассказывал профессору, что, взяв его работу на прочтение, Петр спустя несколько дней сказал ему:
- Это просто здорово, Вы правы. Как только я прибуду в Россию, я прикажу взять на вооружение этот проект.
- Но, Ваше Высочество, – возразил доктор, – мне кажется, Вы слишком торопитесь. Прежде всего надо узнать, одобрят ли эту идею русские епископы.
Услышав это, Петр пришел в чрезвычайное негодование:
- Если они посмеют мне перечить, – сказал он, – я побью их палкой».
Это – анекдот в классическом смысле: короткая новелла, соль которой – в яркой и остроумной фразе одного из персонажей. Так слово «анекдот» понимали в галантной Франции восемнадцатого столетия. Перенимали эту науку и образованные русские у своих французских учителей. Век девятнадцатый, впрочем, начавшийся с войн, перепахавших Европу, шутил уже жестче и грубее, салонная изысканность стремительно устаревала. Хотя, правду сказать, великий наш Пушкин охотно записывал как раз такие истории, – их рассказывали ему московские старички и старушки, блиставшие во время оно при дворе матушки Екатерины.
Нам в некотором роде повезло – небольшую книжку анекдотов о России составил в начале XIX века, когда искусство их рассказывать уже умирало, настоящий мастер жанра. Человек из прошлого, знатный француз, дипломат, интриган, мыслитель. Человек, воспевший прошлое, превративший прошлое в культ, воевавший на страницах своих историософских трудов со всем, что тогда казалось живым и новым.
Ну и проживший в России довольно долго, это тоже вещь немаловажная. Граф Жозеф-Мари де Местр.
Королевский посол
Он родился в 1753, в Савойе, во французской аристократической семье. Савойя тогда была частью Сардинского королевства. Королевство старше де Местра всего лишь на 33 года, это маленькое государство возникло после Войны за испанское наследство. Отец нашего графа был в своем крохотном государстве видным политиком – президентом савойского сената. Сын, увлекшийся после университета масонством, то есть, оказавшийся на пике тогдашней интеллектуальной моды, без спешки шел по стопам отца. В 34 года стал сенатором, и, наверное, так и прожил бы спокойную жизнь в тихом углу Европы, заседая в масонских ложах и сочиняя заумные книжки. Но биографию его – как и карту Европы – перекроила французская революция. Которой, кстати сказать, Жозеф де Местр поначалу даже симпатизировал.
Недолго. Ровно до тех пор, пока войска революционной Франции не вторглись в Сардинское королевство. Савойя была оккупирована в 1792-м, дальше бои шли с переменным успехом (в ходе кампании 1799 года великий Суворов, кстати сказать, сражался против Бонапарта в том числе и за интересы сардинского короля). В конце концов Наполеон завладел практически всеми землями королевства на материке, независимость сохранил только остров Сардиния.
Но это все уже без де Местра. В 1792-м, сразу же после начала французской оккупации, граф перебрался в Швейцарию. Там публиковал антифранцузские памфлеты, там же написал свою первую большую книгу – о сущности революции. А с 1803 года стал послом Сардинии при русском дворе. Жил у нас 14 лет.
Таким образом, он в России, в отличие от многих прочих соплеменников, – не беглец-эмигрант, а дипломат, представитель независимой, хоть и крохотной державы. Завсегдатай светских салонов, собеседник виднейших представителей русской знати. В «Войне и мире», кстати, мелькает. Замечен среди гостей Анны Павловны Шерер. Толстой его называет в числе «искуснейших дипломатов своего времени».
Понятно при этом, что занятий у него не то, чтобы много: в те горячие годы не Сардинское королевство определяло европейскую политику. Зато много свободного времени и впечатлений. Главные свои историософские труды он написал в России, да и о России написал немало. «Петербургские письма», «Санкт-петербургские вечера», «Четыре неизданные главы о России» (считается, что как раз «главы» во многом вдохновили Чаадаева на сочинение «Философических писем»), «Письма русскому дворянину об испанской инквизиции». И совсем маленькая – ну, как Сардинское королевство, – книжка, о которой сегодня поговорим: «Религия и нравы русских».
Алкоголизм и коррупция
Это действительно набор анекдотов. Коротких историй, посредством которых задается образ – в целом несимпатичной – северной страны. В ней нет системы, но есть несколько сквозных тем. Во-первых, религия, как было заявлено в заглавии. Во-вторых, – как мы бы теперь сказали – коррупция. И, в-третьих, – безграничное самовластие императоров (с этого мы начали).
Выбор не случаен. Но к идеологии де Местра обратимся чуть позже, а пока просто прочтем несколько анекдотов от посла Сардинского королевства.
Итак, религия. Суть православия – в ненависти к Риму и католичеству, ничего другого де Местр в вере предков наших просто не видит. Русские священники – малообразованные, пьяные, не способные толком изложить основ своего учения. Один – пьяный, естественно, – теряет по дороге к умирающему святые дары. Другой – нетрезвый, разумеется, – при крещении роняет в купель ребенка, которого с трудом удается спасти. Ну, и отношение у собеседников де Местра к попам соответствующее: «Иногда русские помещики устраивают в своих владениях нечто наподобие театра и заставляют играть в нем своих камердинеров и лакеев, а если недостает какого-нибудь актера, то и приходского священника. “В настоящее время в одном из моих имений разыгрывают те самые скабрезности, которые играют здесь на театре. Главный актер – наш священник” (граф Сергей Румянцев, 31 мая/12 июня). На то удивление, которое я ему выразил, он ответил:
- А что прикажете делать, если нам иногда приходится поколачивать их.
- Но позвольте, какое же вы имеете право? – спросил я.
- Да, конечно, этого нельзя делать, но это делается».
Естественно, что все это создает почву для процветания самых диких суеверий: «В России существует, наверное, более сорока темных, но весьма распространенных сект. Все они совершенно нелепы, а некоторые просто отвратительны. В одних люди вслед за Оригеном увечат себя, в других совокупляются в полях, как животные». Что тут скажешь? Едва ли русские скопцы знали, что увечат себя «вслед за Оригеном». Зато видим, что дипломат времени не терял, кое-что узнал и про скопчество, и про начатки хлыстовства, и, в общем, верно уловил суть этих учений.
Чтобы составить представление о коррупции в России, графу хватает одного предложения: «Однажды в одном очень хорошем доме я услышал такую фразу: “Он три раза чуть не проиграл тяжбу, хотя заплатил двенадцать тысяч рублей, чтобы выиграть ее”. Или вот, тоже яркий пассаж: “Недавно молодая русская женщина, жена пьемонтского офицера, убежденно и грустно (что делало ее слова глубоко комичными) рассказывала мне: “Увы, господин граф, что вы теперь хотите? Как можно добиться справедливости? Во времена Павла, по крайней мере, были фавориты, можно было поговорить с ними, намекнуть, чего ты хочешь, существовали даже определенные расценки. Например, все знали, что за шесть тысяч рублей можно было получить определенную должность. А теперь с кем говорить?” Не припомню, чтобы я слышал что-либо столь забавное и серьезное в одно и то же время”.
Ну, а про самовластие кое-что уже приведено выше.
Борец против будущего
Я сказал, что истории де Местра из “Религии и нравов русских” – анекдоты в классическом понимании этого слова. Сам себя исправлю: все же нет, не совсем. Герои в них не произносят остроумных речей. Русские у де Местра вообще не шутят. Смешными и слова, и тех, кто слова говорит, делает контекст.
Но чтобы понять, что перед нами – не просто насмешки неблагодарного нахала, которому Россия предоставила кров, и за честь короля которого гибли суворовские гренадеры, надо погрузиться в более широкий контекст, и хотя бы схематично представить себе круг взглядов самого де Местра. Бердяев назвал его “пламенным консерватором” и не ошибся: взгляды савойского графа целиком определяются отношением к революции. Он с ней разбирался с момента вторжения французов в Сардинское королевство и до конца жизни. Революция для него – в чем-то даже промысел божий: за время террора и войн безбожные свободолюбцы почти повывелись, активно истребляя друг друга, и мир немного очистился. Но, конечно, не до конца. Все клонится к упадку, поскольку католическая церковь теряет свои позиции, и на смену добрым старым нравам приходит черт знает что. Идеал де Местра – теократия, но реставрация средневековых порядков тоже, в принципе, хорошее дело. Мир надо подморозить, людей надо заново учить искусству подчиняться и богобоязненности.
Волею судеб Российская империя оказалась едва ли не последним оплотом здорового консерватизма. Но это – глубоко нездоровый оплот. Россия совсем не соответствует своему призванию: мало того, что добрых слов для православия де Местр не находит. Уничтожив институт патриаршества, цари подорвали престиж веры. Русские церковники – бессмысленные пьяницы, поэтому знать и двор и ставят их ни во что. Но именно отсутствие уважения к вере и превращает их в бессмысленных пьяниц. Это замкнутый круг. К тому же, высшие классы общества и сами императоры – под влиянием протестантов, разумеется, разлагающим. И – что еще хуже – пропитались губительными идеями Просвещения с подачи Екатерины.
Вот, к примеру, еще один анекдот от сардинского посла: “Когда нынешний император получал начатки образования, его отец Павел I решил посмотреть, как он пишет, и нашел, в частности, такие слова: “Иисус по прозванию Христос, еврей, от которого христианская секта получила свое наименование”. Здесь чувствовалась рука Ла Гарпа. Отец устроил большую выволочку фельдмаршалу Салтыкову, отвечавшему за воспитание, который, впрочем, остался на своем месте, как и Ла Гарп”. Чего еще и ждать от безбожного швейцарца Лагарпа, приставленного к наследнику немецкой бабкой, которая даже обряд причастия профанировала (и об этом у де Местра тоже есть история).
P.S. Думаю, сказанного достаточно, чтобы понять, почему труды де Местра вдохновляли не только Чаадаева, которого в особой нежности к родине не заподозришь, но также Тютчева и Константина Леонтьева. Вынося за скобки откровенную нелюбовь графа к России, русские консерваторы искали у него аргументов против изменений, крушивших привычный мир.
Аргументов, впрочем, как мы теперь знаем, не хватило.
И все же – даже в предисловии к первому французскому изданию “Религии и нравов” (книга была опубликована в конце XIX века) есть оговорка, показывающая, что не только русские читатели чувствовали его избыточную нелюбовь к России: “Публикуя эти анекдоты, мы считаем необходимым напомнить, что они были собраны семьдесят лет назад. Это исторические документы, а не современное отображение действительности, и нам хотелось бы верить, что то, что было возможным между 1805 и 1809 гг., не имеет места сегодня”.
На русском языке книга вышла в 2010-м в издательстве “Владимир Даль”. Перевод – А.П.Шурбелев.