Новелла "Осень как обещание". Глава 66.
В начале лета в городе Z часто шли дожди. Несколько дней подряд ливни и ураганы превращали город в промокшую насквозь губку. Воздух был насыщен влагой, а хмурое, затянутое тучами небо угнетало до самого нутра, вызывая ощущение тяжести и дискомфорта. В старых домах на севере города, предназначенных под снос, почти не осталось жителей. Те, кто мог переехать, уже сделали это, а оставшиеся вряд ли стали бы бродить по округе в такую дождливую ночь.
Эти здания — бывшие общежития для рабочих сталелитейного завода, построенные в восьмидесятых. Тридцать лет назад район кипел жизнью, но сейчас он выглядел удручающе заброшенным. Половина построек уже превратилась в руины, и лишь два последних дома одиноко возвышались во тьме, их силуэты казались хрупкими и угасающими. У входа тускло мерцал старый уличный фонарь — то ли из-за проблем с проводкой, то ли из-за перегоревшей лампы. Его неровный свет лишь усиливал жутковатую атмосферу этого безмолвного места.
В девять вечера из района вышел человек в чёрной толстовке с капюшоном. Он быстро прошёл мимо дышащего на ладан фонаря и направился к телефонной будке в пятидесяти метрах от него. Капюшон скрывал лицо мужчины, и разглядеть черты было невозможно ни под каким углом. Он огляделся, убедился, что вокруг никого нет, зашёл внутрь, вставил карту и набрал номер.
Год назад несколько человек из их круга вложились в один проект, который принёс солидную прибыль. Ли Цзэ пригласил Жуань Чэнцзе поужинать, чтобы передать его долю. Они сидели в испанском ресторане на верхнем этаже отеля BVLGARI. Ли Цзэ протянул новую банковскую карту, и Жуань Чэнцзе, принимая её, с улыбкой спросил:
— Молодой господин Кэ обладает отменным чутьём и связями. Мы все просто воспользовались его удачей, — Ли Цзэ взял со стола горячее полотенце и вытер руки. — Ты уже заказал?
— Да. Посмотри, может, хочешь что-то добавить. — Жуань Чэнцзе передал ему меню.
Ли Цзэ бегло пролистал его, вызвал официанта и заказал иберийскую ветчину, а затем спросил:
— Говорят, твой двоюродный брат вернулся из США и сразу получил должность вице-президента в компании. Это правда?
— Он устроился всего два дня назад. У тебя отличная осведомлённость.
— От мамы слышал. — Ли Цзэ развёл руками. — Ты же знаешь, у женщин нюх на сплетни просто отменный.
— На Новый год я ездил в родовое поместье. Здоровье деда уже пошатнулось, и теперь мой дядя спешно вернул сына, чтобы тот составил мне конкуренцию.
Пожалуй, только перед Ли Цзэ Жуань Чэнцзе мог быть полностью откровенным. Их матери были подругами, а сами они с рождения делили одну колыбель, вместе росли и учились. Тридцать лет дружбы делали их отношения куда ближе, чем с кем-либо ещё. Семья Жуань была большой, и дяди, и братья жаждали занять место главы «Хуажуй». Закулисные игры длились десятилетиями, превосходя по накалу любой фильм. Отец Жуань Чэнцзе стал жертвой этой борьбы за власть.
Позже, чтобы укрепить свои позиции, Жуань Чэнцзе жестоко расправился со вторым и третьим дядей, а также с двумя тётками. Они до сих пор не смогли оправиться. Хотя его методы были чрезмерными, сам старейшина Жуань стремился навести порядок среди потомков, погрязших в интригах и забывших о делах, поэтому закрыл на это глаза. Благодаря его авторитету все недовольные боялись высказаться открыто, но теперь, когда здоровье старика пошатнулось, они снова начали проявлять активность.
Ли Цзэ знал, как нелегко пришлось Жуань Чэнцзе все эти годы, поэтому не осуждал его за использование БДСМ в качестве способа снять стресс. В их кругу многие заходили куда дальше, и садомазохизм не считался чем-то из ряда вон выходящим.
Заказ быстро принесли, и они продолжили беседу за едой. Один раз за ужином у Жуань Чэнцзе зазвонил телефон, но он сбросил звонок. Через несколько минут звонок повторился. Взглянув на экран, он снова проигнорировал его и перевёл телефон в беззвучный режим.
— Какие-то дела? — поинтересовался Ли Цзэ.
— Один мой сабмиссив*. [прим: в контексте БДСМ означаетчеловека, который играет роль подчинённого, принимает роль пассивного партнёра и получает удовольствие от подчинения.] Не хочу сейчас с ним разговаривать.
Ли Цзэ не стал выспрашивать подробности. После ужина они вместе спустились в подземную парковку. Ли Цзэ уехал первым, а Жуань Чэнцзе остался в машине. Телефон зазвонил снова.
На этот раз он ответил. Услышав сказанное на другом конце, он холодно усмехнулся:
— Он провалил задание и ещё осмеливается просить денег?
Тот человек, видимо, спросил, как поступить, и Жуань Чэнцзе явно раздражённо ответил:
— Тебе действительно нужно моё указание для такого пустяка?
Разговор быстро закончился. Свет в машине погас, и огромная парковка погрузилась в тишину, нарушаемую лишь мерным стуком сердца — тук-тук, тук-тук — словно оно стучалось в дверь искажённой души, пытаясь воззвать к остаткам человечности.
Жуань Чэнцзе долго смотрел в полумрак парковки — а может, и вовсе ни на что не смотрел — затем прикурил и глубоко затянулся.
Некоторые вещи, начавшись единожды, уже нельзя остановить, даже если впереди — бездонная пропасть. Если падение неизбежно, он предпочтёт прыгнуть сам, а не дать врагам возможности столкнуть его.
Непрерывные ливни, наконец, прекратились, и Бянь Ицю получил извещение из суда: первое слушание по его делу должно было скоро начаться.
Даже при наличии неопровержимых доказательств формальности необходимо соблюсти, прежде чем вынести приговор. Для генерала Кэ это стало последним предупреждением сыну — его терпение подходило к концу.
В день слушания на Бянь Ицю надели наручники и под усиленной охраной тюремных надзирателей и вооружённых полицейских вывели из камеры, передав судебным приставам для доставки в суд. После дождей небо прояснилось, став ярко-голубым. Солнечные лучи щедро заливали все вокруг, согревая и даря ощущение уюта. Бянь Ицю остановился у ворот тюрьмы, прищурился, глядя на солнце, и улыбнулся.
Один из приставов, который обычно избегал лишних разговоров с подсудимыми, закончив оформление документов, взглянул на него и спросил:
Хорошая погода всегда поднимает настроение.
Пристав ничего не ответил и жестом подал знак своим коллегам схватить мужчину за руки с обеих сторон и отвести к полицейской машине, припаркованной на обочине дороги.
Автомобиль был плотно закрыт, и снаружи ничего нельзя было разглядеть. Вокруг стояло несколько охранников. Пристав, который только что говорил с ним, открыл дверь. Бянь Ицю уже собирался зайти, но вдруг увидел внутри длинные ноги в строгих брюках.
Он замер на месте, не успев даже среагировать, но человек внутри резко потянул его за руку, а один из приставов снаружи толкнул его в спину. В результате босс Бянь очутился в машине в довольно нелепой позе... вернее, в объятиях этого человека.
Кэ Минсюань обнял его, глаза мужчины светились улыбкой:
— Такой радостный? Ты, наверное, соскучился по мне до смерти?
Бянь Ицю моргнул, оглянулся на пристава, севшего рядом, и чётко выдал два слова:
Остальные приставы быстро заняли свои места в передних рядах, а перегородка между отделениями поднялась, разделив пространство.
— Хватит ругаться, — сказал пристав, запирая дверь. — Я рисковал, чтобы вы встретились. Говорите быстро, времени мало.
Он приказал водителю трогаться и попросил коллегу на переднем сиденье «скорректировать» работу камер наблюдения в салоне, затем отвернулся к окну, давая понять: «Делайте что хотите, считайте, меня здесь нет».
Хотя, конечно, особо много они сделать не могли.
С момента аварии на горе Уешань прошло уже больше двух месяцев — их мимолётная встреча в Фэнху не в счёт. Бянь Ицю не раз думал, что скажет и сделает, когда увидит Кэ Минсюаня снова, но теперь, когда тот был перед ним, слова казались лишними.
Любая фраза меркла перед бурей эмоций. Им не нужны были слова — один взгляд говорил обо всём.
Они произнесли это одновременно и рассмеялись.
— Похоже, тебе везде хорошо живётся.
— Похоже, ты уже почти в порядке.
— Когда выберешься, можем снова подраться.
— Сейчас я не хочу драться. Хочу поехать в Юэлунвань на горячие источники. В этой тюрьме всё нормально, только душ принимать — времени в обрез.
Они завели непринуждённую беседу, словно вокруг никого не было. Говорили о тюрьме, делах на воле, акциях, общих друзьях. Бянь Ицю всё ещё сожалел о фильме, который они так и не посмотрели из-за Цянь Ина. Кэ Минсюань пообещал, что сходят вместе, когда тот выйдет. Бянь Ицю вспомнил, что в ресторане над кинотеатром подают отличных улиток под сыром, но тогда им не удалось их попробовать. Кэ Минсюань согласился, что в следующий раз они сначала поедят, а потом пойдут в кино. Пристав, сидевший рядом, уже хотел напомнить им, что время ограничено и лучше сказать что-то важное, но водитель повернул на улицу Фуюань.
— В прошлый раз ты следил за мной именно здесь.
— Да. Я был прямо за тобой, но ты не заметил.
— Я был сосредоточен на тех двух идиотах.
— Я видел, как ты шёл через толпу, направляясь к старику, продающему танхулу. Сначала думал, что это часть плана по поимке тех неудачников, но потом понял, что нет.
— Мне просто вдруг захотелось сладкого, но я обнаружил, что забыл кошелёк.
— Знаешь, о чём я тогда подумал?
— Я подумал... — Кэ Минсюань посмотрел на него серьёзно. — Если ты обернёшься и увидишь меня, я куплю тебе столько сладкого, сколько захочешь.
Пристав скривился — он ещё не успел напомнить им о времени, а они уже начали размазывать по его ушам розовые сопли. Неужели они действительно забыли о его присутствии?
Тюрьма находилась недалеко от суда, и по правилам полицейская машина не должна останавливаться или открывать двери до прибытия, поэтому Кэ Минсюань не мог выйти раньше. Максимум, что у них было, — полчаса на разговор.
Пристава звали Чэн, он был однокурсником Гу Лина в полицейской академии, и они сохранили крепкую дружбу. Когда Гу Лин обратился к нему с просьбой, он вкратце объяснил ситуацию с молодым господином Кэ и Бянь Ицю. Эти украденные тридцать минут казались ему слишком короткими для таких отношений, но мужчины, похоже, не разделяли его беспокойства. Их непринуждённое поведение делало поездку больше похожей на путешествие в роскошном автомобиле в окружении телохранителей, а не конвоирование в суд.
Он не знал, что и Кэ Минсюань, и Бянь Ицю были уверены: у них впереди целая жизнь, и незачем превращать эту встречу в мелодраму. Однако когда машина остановилась у внушительных ворот суда, оба вдруг осознали, как мало на самом деле тридцать минут.
Пристав Чэн открыл дверь. Бянь Ицю улыбнулся Кэ Минсюаню и произнёс:
— Бянь Ицю, — окликнул его Кэ Минсюань.
Тот уже ступил на землю и двинулся вперёд, не останавливаясь и не оборачиваясь.
— То, чего не дождалась твоя мать, я дам тебе.
Бянь Ицю спокойно поднялся по ступеням под конвоем и в мыслях ответил: