Новелла "Осень как обещание". Экстра 2-3.
ЭКСТРА 2. Первая победа босса Бяня.
Босс Бянь и господин Кэ давно не мерились силами, поэтому решили отметить Циси* [прим: Праздник Циси, также известный какКитайский День святого Валентина или Праздник Седьмой Ночи, отмечается 7-го числа 7-го месяца по лунному календарю.Это традиционный китайский праздник, связанный с красивой легендой о любви между пастухом и ткачихой.] по-мужски — схлестнувшись в честном бою (ну, или почти честном).
Два мужика, чей суммарный возраст приближался к семидесяти, устроили настоящую битву в гостиной, заранее договорившись не выходить за пределы ковра. Мебель и полуторагодовалый Кэ Ичэнь получили первоклассные места в первом ряду.
Кэ Ичэнь с увлечением наблюдал за происходящим, покусывая свой прорезыватель, а в особенно захватывающие моменты хлопал в ладоши и кричал:
Неясно было, к кому именно он обращался. Каждый из сражающихся отцов решил, что это подбадривание адресовано именно ему. В итоге босс Бянь едва одержал верх, прижав господина Кэ к полу.
Тот лениво потянулся, и измотанный, запыхавшийся Бянь Ицю с грохотом откатился в сторону.
Цзо Чэн, наблюдавший за этим из укромного уголка, подумал:
— Босс молодец, но, может, унести Ичэня, а то вдруг сценка станет недетской...
Он не заметил, что проговорил это вслух.
— Давайте лучше в мяч играть, а то вымотались все, — буркнул Бянь Ицю, бросив на Цзо Чэна недовольный взгляд, после чего обнял Кэ Минсюаня за плечи и повёл в душ.
ЭКСТРА 3. «Семья Кэ & Бянь десять лет спустя».
«Небо и земля, хаос мироздания. Вселенная безгранична и пустынна» — но центр этого мира ты, где бы ты ни был.
Двухлетний маленький наследник Кэ обожал, когда отец обхватывал его руками и кружил по просторной гостиной, будто в танго. Чем сильнее был размах, тем громче хохотал малыш. Бянь Ицю делал вид, что вот-вот подбросит его, и тот с визгом хватался за рукав отца, не отпуская ни на секунду.
Босс Бянь прижимал его к груди, щекотал щетиной по щеке и дразнил:
Малыш Кэ смотрел на него большими глазами, точь-в-точь как у Кэ Минсюаня, и, пуская слюнки, умолял:
— Играть! Хочу играть, папа, ну пожалуйста!
Десять лет спустя стройный подросток, вертя в руках объектив фотоаппарата, с невозмутимым видом заявил:
— Ну и дурак же ты был, разбалтывал мне мозги. Я мог бы и сотрясение заработать.
Бянь Ицю усмехнулся и развалился на кровати, его длинные ноги едва помещались в каюте класса люкс.
— Если бы не мои гениальные тренировки с самого детства, сейчас бы ты размахивал платочком и рыдал в Ушуая* [прим: город и порт на юге Аргентины. Находится на острове Огненная Земля.] вместе с отцом.
Кэ Ичэнь нахмурился и холодно бросил:
— Перед отплытием я случайно услышал у вашей двери...
— Эй! — Бянь Ицю мгновенно поднялся. — Ты что, подслушивал? Как тебе не стыдно!
Кэ Ичэнь гордо вскинул подбородок, и в его строгом выражении лица вдруг проступило сходство с Кэ Минсюанем:
— Это ты попросил меня достать маршрут и билеты. Несовершеннолетним это даётся нелегко, знаешь ли.
— Кхм... — Бянь Ицю почесал затылок и поспешно сменил тему. — В десять лет уже способен тащить своего старика в путешествие такое не каждому под силу, будущий директор Кэ.
Кэ Ичэнь покосился на него, фыркнул, но не успел ответить — судно резко качнуло, и он едва не уронил камеру. Бянь Ицю вскрикнул:
Мужчина рванул к иллюминатору, за которым уже виднелась нависающая чёрно-синяя стена воды. По громкой связи объявили на английском и испанском: шторм!
Почти всё в каюте было надёжно закреплено, кроме двух «мясных шариков» — отца и сына, которых швыряло из стороны в сторону.
Кэ Ичэнь сначала стиснул зубы, стараясь не поддаваться тошноте, но постепенно его лицо побледнело. Бянь Ицю держался стойко, лишь сокрушаясь о пролитом виски. Судно накренилось почти на 70 градусов, затем резко рвануло в другую сторону.
— Чёрт-чёрт-чёрт... — бормотал Бянь Ицю. Это было круче, чем самые бешеные американские горки. За стеклом ревел шторм, и весь мир погрузился во тьму.
При следующем ударе волны Кэ Ичэня вырвало.
Бянь Ицю ловко подставил пакет, одной рукой завязал его, а другой притянул сына к себе, нежно похлопывая по спине и подавая влажные салфетки.
Мужчина крепко обнял Кэ Ичэня, упёршись другой рукой в стену, создавая хоть какую-то стабильность.
Мальчик поднял голову и слабо улыбнулся:
Бянь Ицю рассмеялся и поцеловал его в лоб.
За Дрейковым проливом небо внезапно прояснилось. Море стало гладким, как шёлк. Судно скользило по тёмно-синему полотну, а на горизонте уже вырисовывались ледники.
Бянь Ицю вышел на палубу, вдыхая холодный воздух, обжигающий лёгкие. Он долго смотрел на ледяные громады, сформированные за тысячелетия. Кэ Ичэнь тихо подошёл сзади, и Бянь Ицю, не оборачиваясь, обнял его за шею.
— Это ты привёз меня сюда, — улыбнулся Бянь Ицю.
Кэ Ичэнь молча обнял его в ответ.
— Что ты там услышал за дверью?
Мальчишка замялся, но честно ответил:
— Папа велел тебе хорошо есть, одеваться потеплее и не трогать пингвинов!
— Он думает, что мне три года.
— А разве нет? — Кэ Ичэнь, как уменьшенная копия Кэ Минсюаня, смотрел на него с серьёзным видом.
Бянь Ицю фыркнул, потянул сына за щёку и набрал номер через спутниковую связь.
— Директор Кэ, я тут пингвинчика поймать собрался.
Кэ Минсюань содрогнулся от этой шутки.
— Не так уж холодно, но шторм был мощный. Если бы ты был здесь, стошнило бы тебя с твоих ста восьмидесяти сантиметров, а ветром бы снесло как минимум метр роста.
— Ты счастлив? — Кэ Минсюань проигнорировал его странные речи, и его голос, преодолевая тысячи километров через спутник, звучал мягко и тепло.
Бянь Ицю задумался, глядя на бескрайние льды.
— Мир слишком велик. Не знаю, где его край.
— Он там, где я, — тихо ответил Кэ Минсюань.
— «Небо и земля, хаос мироздания. Вселенная безгранична и пустынна»* — но центр этого мира ты, где бы ты ни был. [прим: — это цитата из древнего китайского текста «千字文» (Цяньцзывэнь, «Тысячесловие») — классического произведения для обучения иероглифам, созданного в эпоху Лян (VI век). Дословно: «Небо и земля тёмно-синие и жёлтые (символ изначального хаоса). Вселенная безгранична и пустынна»]
— ...О чём это ты? — босс Бянь ничего не понял.
Кэ Минсюань рассмеялся. В самом южном городе мира он налил бокал вина, а золотые лучи солнца упали на его лицо, искрящееся нежностью. Мужчина поднял бокал в сторону океана и произнёс.