Реми Брайс
[ОСНОВЫ]
— 11 лет (выглядит на 16) / 15 сентября 2053 года.
— Нет постоянного — скитается по приграничным зонам Остина и заброшенным поселениям.
— Территория бывшего Нью-Мексико.
[РОД ЗАНЯТИЙ]
— Выживающая одиночка, занимается мародёрством.
— Грабежи, торговля украденным, изредка — обмен информации о безопасных тропах и мутантах.
— Слушает старые аудиозаписи, любит рисовать остриём ножа на металлических поверхностях. Иногда находит художественную литературу, но не умеет читать, только рассматривает картинки.
— Знает испанский на бытовом уровне, умеет обращаться с техникой (основы, научилась у одной группы).
[ГЛАВНАЯ ИНФОРМАЦИЯ]
— Реми – эмоционально нестабильная, и сама это чувствует, хоть и не признаёт вслух. У неё нет тормозов: если что-то задело — может закричать, швырнуть предмет, вцепиться когтями. Она не умеет справляться с сильными эмоциями иначе, как через крик или агрессию. Даже если ей стыдно после, она скорее убежит или закроется в себе, чем извинится.
Реми ощущает себя уже не ребенком одиннадцати лет, но и не взрослым человеком. Ей вообще сложно осознать свой возраст, он не поддается обычным меркам.
Из-за прошлого и постоянного чувства, что её не принимают, Реми не умеет доверять. Люди у неё ассоциируются с болью, угрозой, отторжением — даже если кто-то добр, она подсознательно ждёт подвоха. Её сложно подпустить к себе, но если кому-то удастся пробиться, Реми может начать привязываться слишком быстро, даже навязчиво — и это её пугает.
Она любит быть рядом с кем-то, чувствовать присутствие другого, но почти всегда инициирует дистанцию сама. Боится, что привязанность обернётся предательством. Так и живёт на этом противоречии: боится одиночества, но уходит от всех. Иногда специально делает гадости, чтобы от неё отстали — чтобы у неё не было шансов привязаться.
В группах держится особняком, старается не вступать в разговоры. Говорит коротко, грубо. Может резко оборвать или фыркнуть в ответ. Считает, что если показать слабость — раздавят. Но при этом наблюдает за людьми внимательно, запоминает, кто как себя ведёт. В ней много осторожности, даже если с виду кажется, что она делает всё наобум.
Иногда ей снятся лица людей, которых она встречала — особенно тех, кого предала или оставила. Просыпается в холодном поту, злая на себя, но старается не думать об этом долго.
Когда чувствует хоть каплю искреннего отношения, становится тише, как будто не верит. Иногда замирает, не знает, что ответить. Такие моменты для неё — слабое место, она боится, что их отнимут.
Любит движение, ветер, когда можно куда-то идти. В замкнутых местах становится раздражительной и нервной. Не умеет ждать. Не умеет отдыхать. Постоянно что-то грызёт — ногти, нож, провод. Если рядом тихо — ей страшно. Шум и движение успокаивают.
— Реми родилась в пыльной душной комнате на заброшенной электростанции в Нью-Мексико, среди старых генераторов и покосившихся щитов с облезшими наклейками. Группа выживших, к которой принадлежала её мать, держалась вместе уже пару месяцев, и среди них мать Реми пользовалась уважением. Она была одной из тех, кто умел принимать решения, носить оружие без страха и говорить прямо, даже не смотря на свою беременность. Но накануне родов она подхватила вирус. Когда началась лихорадка, было уже поздно — утром она умерла, оставив на руках у людей ребёнка с мутной кожей и странными отростками вместо рук.
Отец? О нём никто ничего не знал — либо действительно не знал, либо не хотел говорить. Возможно, был из другой группы, а может, погиб. Спрашивать об этом не поощрялось — слишком много других проблем.
Сначала Реми собирались оставить. Потом — убить. Кто-то из старших говорил, что таких детей оставлять нельзя: «Вырастет — нас всех перережет». Кто-то возражал: «Пусть живёт, мутанты её не трогают — это может пригодиться». Так и оставили — не из милосердия, а из расчёта.
Росла она, по сути, как тень. Кормили, когда останется еда. Говорили — только чтобы дать приказ. Воспитывали? Скорее — дрессировали. Иногда заставляли ходить впереди отрядов, когда шли через заражённые зоны. Видели: мутанты её чуют, но не приближаются. Поняли — она полезна, но детского отношения не было.
Организм, благодаря химеризации, развивался гораздо быстрее, чем у обычного человека. Разница в развитии стала заметно еще с младенчества, но чем старше она становилась, чем очевиднее для всех это было. В свои 11 лет она будет выглядеть как 16-летняя в привычном понимании.
Среди подростков, с которыми она пыталась общаться, отношения не складывались. Одни её сторонились, как прокажённую, другие откровенно издевались. Она пыталась делиться, помогать, слушать — в ответ получала отвращение, презрение, иногда — страх. Особенно, когда у неё в один момент начали меняться руки, ногти стали расти и загибаться. Тогда слухи пошли ещё хуже.
Она помнит десятки ссор взрослых. Одни орали, что «мутантская мразь живёт на нашу еду», другие огрызались: «А ты, может, сам пойдёшь в заражённую зону без неё?». Однажды её даже пытались отравить — подкинули испорченное мясо. С тех пор ела только то, что могла найти сама.
В десять лет всё закончилось. Один из подростков, парень на пару лет старше, плюнул в неё и обозвал "тварью с гнилыми потрохами". Это был не первый раз, но тогда она сорвалась. Вцепилась в него, упала сверху и изорвала когтями грудь — до рёбер. Он умер быстро. Она — сбежала той же ночью. Просто взяла нож, фонарь, флягу — и пошла в пустошь.
Следующие месяцы она жила в дороге, ночевала в развалинах, подслушивала разговоры у чужих костров, иногда пристраивалась к маленьким группам, чаще — временно. Где-то её гнали сразу. Где-то принимали, пока не замечали странности: как она двигается, как её глаза блестят ночью, как она может... орать так, что трещат стекла.
В последней группе, куда она попала, всё шло более-менее. До тех пор, пока не стало ясно — еды мало, люди начинают нервничать. Разговоры о "ненормальной" снова пошли шёпотом. Она решила не ждать, пока всё повторится. Украла всё, что смогла унести: консервы, аптечку, пару батареек, карту. Сбежала под утро, никого не разбудив. Даже не потому, что боялась — просто не верила, что кто-то проснётся и захочет её остановить по-доброму.
С тех пор Реми ни с кем не держалась. Она знает, что люди могут быть полезными, но никогда не будет считать их безопасными. NN, военные, учёные — для неё всё это одно и то же: те, кто захочет превратить её в образец, в объект, в тушу под микроскопом.
— Реми тянется к вещам, которые кажутся ей "живыми" — нож с ржавым лезвием, обмотанная кожей рукоять, старая зажигалка, которую надо несколько раз щёлкнуть, прежде чем она вспыхнет. Её привлекает всё, что поцарапано, потрёпано, с историей. Новые вещи вызывают недоверие.
Любит острые предметы — ножи, лезвия, даже осколки стекла. Не обязательно использовать, просто держать в руках, вертеть, чувствовать контроль. Это как способ быть "осторожной, но готовой". Любимое оружие — её когти, выросшие из собственных пальцев, и монтировка, которую она однажды нашла у мёртвого охотника. Она не практичная, но удобная. Почти как часть её.
Обожает ветер — особенно резкий, пыльный, сухой, который бьёт в лицо, щекочет шею. Это напоминает о дороге, о свободе. И ещё — об отдалении. Когда ветер громче мыслей, можно немного забыться.
Любит звуки ночи: далёкие крики мутантов, скрежет металла, гудение заброшенных линий электропередачи. Тишина, наоборот, пугает — в ней слишком много воспоминаний. Поэтому, если может, включает старый MP3-плеер. Там только один плейлист — старый альтернативный рок, индустриальные биты, иногда — просто тяжёлый шум. Эти звуки помогают ей не чувствовать себя одной.
— Клаустрофобия (боится закрытых и тесных помещений, особенно без света).
— Танатофобия (страх быть вскрытой/исследованной учёными NN).
[ВНЕШНИЕ ХАРАКТЕРИСТИКИ]
— Реми – худая, почти костлявая. Тело жилистое, больше напоминает фигуру человека, который слишком долго жил впроголодь, чем кого-то ухоженного. Она некрасивая в привычном смысле — что-то в её чертах вызывает тревогу, неприязнь или настороженность. От неё веет чем-то неправильным. Ее рост составляет 180 см.
Кожа очень бледная, почти мёртвая на вид — с серым подтоном, будто бы пыль въелась глубоко под кожу и не хочет выходить. На свету она кажется слегка прозрачной — видно тонкие сосуды, особенно на шее и руках. Волосы — прямые, белые, как мел, спутанные, чаще всего растрёпанные. Порой она обрезает их ножом, поэтому пряди неровные.
Глаза — мутные, светлые, будто лишённые цвета. Зрачки еле различимы, взгляд тяжёлый, чужой. Она смотрит пристально, почти не мигая, как хищник перед прыжком, но при этом в глазах нет настоящей злобы — скорее пустота и усталость. Губы — узкие, цветом ближе к бурому, будто обветренные.
Руки — явная мутация. Темнее остального тела, будто обожжённые или гниющие. Кожа на ней шероховатая, неровная, местами с трещинами. Пальцы вытянуты, ногти давно превратились в острые когти.
Мутировавшая конечность — не только оружие, но и источник проблем. Эта рука иногда «ломается» в движении — пальцы могут застыть или дёргаться непроизвольно, особенно в холод или после сильного напряжения. Порой её сковывает судорога, из-за чего Реми временно теряет возможность нормально действовать.
У Реми повышенная чувствительность к звукам. Громкие или резкие звуки — особенно высокочастотные — вызывают у неё болезненные реакции: головную боль, дезориентацию, панические вспышки. Из-за этого в боях со стрельбой или грохотом она может потерять концентрацию.
Реми эмоционально нестабильна. Резкие перепады настроения, склонность к импульсивным действиям, проблемы с самоконтролем — всё это делает её опасной не только для врагов, но и для союзников. В моменты сильного стресса она может сорваться — на крик, агрессию или даже бегство. После этого накатывает истощение или апатия.
4. Несоответствие возраста внешнему виду
Реми исполнилось 11 лет, но ее внешний вид напоминает 16-летнего подростка, если брать в расчет человеческое представление об организмах. Благодаря химеризации она всегда росла активнее чем остальные. Это всегда вызывало дискомфорт: люди относились к ней иначе, чем того требует возраст, а ее вспышки ярости и неумение контролировать эмоции прямо говорят о психической незрелости.
— У Реми нет роскоши или полной экипировки. Всё, что она носит с собой — пережило огонь, пыль, кровь и множество ночей под открытым небом. Каждая вещь — проверена выживанием, потеряна, найдена снова или украдена.
— Монтировка, короткая, с выщербленным краем — её основное оружие. Грязная, но крепкая. Прижилась как продолжение руки.
— Резаный охотничий нож, найденный на мёртвом бродяге. Лезвие неравномерное, местами подпилено. Им же режет пищу, чинит одежду, открывает консервы.
— Тканевый рюкзак с укреплённым дном и боками — бывшая вещмешка, теперь изодрана, но крепко держится. На лямке — кольцо от ключей, подвешенный карабин.
— Три банки консервов без этикеток и два засушенных мясных бруска — не доверяет ни одной из них, но таскает на всякий случай.
— Фляга, обмотанная резиной. Вода часто мутная, кипятит, если есть чем.
— Таблетки: активированный уголь, один обезбол, просроченные антибиотики, завёрнутые в бинт. Носит с собой из страха оказаться без них в критический момент.
— Куски материи и бинтов, скрученные в плотные рулоны. Есть и простые, и эластичные. Некоторые уже были в деле.
— Обрезок карты Остина с приписками от руки: «пусто», «ловушка», «вышка». Местами выгорела от солнца.
— MP3-плеер, завёрнутый в тряпку. Зарядка редкая, но включается — в нём один плейлист: шорох, скрежет, старый индустриал.
— Железная ложка, изогнутая и поцарапанная. Ест только ею. Иногда точит об неё когти.
— Пара батареек, одна почти севшая. Осталась на случай сигнала или включения плеера на ночь.