Апартеид: Сущность доктрины, ее реализация в ЮАР. От апартеида к современным концепциям расовой нетерпимости

Используемые источники:

https://diletant.media/articles/29051023/

Дополнительные источники:

Апартеид: Сущность доктрины, ее реализация в ЮАР.

Апартеид — официальная политика расовой сегрегации, проводившаяся правившей в Южно-Африканской Республике (ЮАР, до 1961 года — Южно-Африканский Союз, ЮАС) с 1948 по 1994 год Национальной партией.

Апартеид с языка африкаанс переводится как «раздельность». Политика апартеида в Южно-Африканской Республике (ранее в Южно-Африканском Союзе) предполагала как раз чёткое разделение людей по расовому признаку. Европейцы, проживающие в ЮАР, в рамках этой политики пользовались широкими правами, в то время как коренное африканское население было практически бесправным.

Африканеры

Первые колонии в Южной Африке появились ещё в середине XVII века. Первое время активнее всего эту территорию осваивали голландцы, однако, помимо них, в Южную Африку приезжали французы, немцы, англичане, ирландцы и португальцы. Европейцы прочно обосновались на африканской земле и, став полноправными жителями Южной Африки, получили название «африканеры». Вообще, надо сказать, ограничение темнокожих в правах практиковались с тех пор, как только в Африке появились европейцы. Ещё сильнее угнетать коренное население стали, когда в 1910 году африканеры добились положения доминиона в Британской империи и создали Южно-Африканский Союз. С 1948 года вся власть окончательно перешла к коренным африканерам: именно тогда в Южной Африке официально начал существовать апартеид.

Национальная партия

На всеобщих выборах 1948 года (в которых темнокожее население не имело права голоса) Национальная партия Южно-Африканского Союза сделала основой своей программы политику апартеида. Тогда апартеид подразумевал продолжение и углубление той расовой сегрегации (разделение населения по какому-либо признаку), которая уже практиковалась с начала XX века. С этой программой Национальная партия под руководством протестантского священника Даниэль Малана одержала безоговорочную победу на выборах. По факту, к власти в ЮАС пришла тайная организация крайних националистов.

По законам апартеида

С приходом к власти Национальной партии появляется большое количество законопроектов, ущемляющих права темнокожего населения. Начиная с 1950 года, в ЮАС принимаются законы, которые сегодня, скорее всего, назвал бы бесчеловечным. Так, например, с 1950 года начал работать один из основных законов режима апартеида — закон о запрете смешанных браков. В то же время, надо сказать, смешанные браки тогда не одобряли практически во всём мире. Более того, этот закон, если разобраться, ущемлял не только права темнокожих, но и права белого населения, поскольку на них этот запрет распространялся точно так же. В продолжение этого закона была также принята поправка, согласно которой внебрачный секс между белыми и представителями других рас считался уголовным преступлением.

В том же 1950 году был издан так называемый «Акт о групповых областях», в рамках которого расовые группы разделили географически — путём создания специальных «хоумлендов» для чернокожих африканцев. Таким образом, внутри ЮАС были созданы специальные резервации для темнокожих, которые находились под управлением местной африканской политической элиты. При этом для африканцев, проживающих в «хоумлендах», был введён особый паспортный режим: не могли попасть на территорию «для белых людей», которая, кстати, занимала большую часть страны.

То есть фактически на территории ЮАС были созданы маленькие государства для темнокожих, в которых существовала своя власть и свои порядки. За пределы своего «хоумленда» темнокожие могли выезжать только при предъявлении специального удостоверения, которое подтверждало, что человек работает на территории «для белых». При этом даже те немногие африканцы, имевшие возможность покидать «хоумтаун», выполняли самую тяжёлую и грязную работу. Пойманный без особого разрешения африканец на территории «для белых» должен был быть арестован, а его дело передавалось в суд.

В то же время на законодательном уровне было закреплено ущемление прав темнокожего населения в повседневной жизни: так, например, в автобусах практически все сидячие места были предназначены для белых, существовали отдельные больницы хорошего качества для белого населения, тогда как темнокожие часто вовсе не получали необходимой медицинской помощи, на образование же одного африканца правительство тратило в десять раз меньше, нежели на образование европейца. Расовая сегрегация коснулась даже пляжей: самые лучшие европейцы зарезервировали для себя. Также африканцы практически не имели возможности посещать кинотеатры, гостиницы, театры и рестораны. Не только потому, что у них просто не хватило бы на это денег, но ещё и потому, что вход в эти заведения им был попросту запрещён.

Чернокожий юноша в знак протеста против политики апартеида, садится в автобус «только для белых»

Сопротивление

Очевидно, что такое положение дел не устраивало темнокожее население. Поначалу сопротивление силовым структурам режима оказывали гангстерские группировки африканской молодежи, которые иногда даже совершали вооруженные набеги на белые поселения. В 1960 году полиция расстреляла мирных темнокожих демонстрантов в посёлке Шарпевиль: тогда погибло 69 человек. После этого инцидента лидеры движения против апартеида создали боевую организацию «Копьё нации».

В 1976 году полицейские опять же открыли огонь по мирной демонстрации: теперь под ударом оказались немногочисленные африканские студенты, недовольные принудительным обучением на языке африкаанс. Согласно официальным данным, было убито 26 человек.

К началу девяностых годов правящим силам ЮАР стало ясно, что сохранять и далее существующую систему апартеида уже невозможно. Были освобождены политзаключенные, амнистированы диссиденты. Правительство начало диалог с оппозицией. Его результатом стало проведение в 1994 году всеобщих выборов, на которых победил Африканский национальный конгресс. 9 мая 1994 года Национальная ассамблея избрала президентом ЮАР активного борца с режимом апартеида Нельсона Манделу.

От апартеида к современным концепциям расовой нетерпимости

(О том, чем современный расизм отличается от расизма прошлого)

— Как вообще устроен расизм? Каковы его приводные механизмы?

— Балибар, характеризуя логику расизма, называет его «генерализированным антисемитизмом». С точки зрения внутреннего устройства этой идеологии, сегодняшний антиарабский расизм (или антиафриканский, или антикитайский) есть то же самое, что и расизм антиеврейский. Это та же самая структура. И там, и там сначала конструируется фигура Другого как абсолютно Чужого, причем этот Другой наделяется набором негативных черт. А потом эти черты используются для легитимации социального исключения. «Грязный араб» (или «желтолицый», или «черномазый», или «черный» применительно к выходцам из Средней Азии или с Кавказа в России) — это фантом, заменяющий собой реальных людей. Но именно благодаря этому фантому становятся возможными исключающие практики: людям, с этим фантомом ассоциируемым, отказывают в доверии, в нормальной коммуникации или в доступе к социальным ресурсам.

Кстати, [Жан-Поль] Сартр еще в 1944 году в эссе «Портрет антисемита» обратил внимание на то, что антисемитизм — не просто идеология, а страсть. Приводимые в пользу антисемитизма квазирациональные аргументы есть не более чем вторичная рационализация первичной одержимости.

— Расизм в современном мире отличается от того, каким он был раньше?

— Да. Новое в нем, прежде всего, то, что это расизм без расы. Он обходится без биологической метафорики. Нет ни «рас», ни «голоса крови», а есть «культурные коды» и «цивилизации». Пьер-Андре Тагиефф называет это дифференциалистским расизмом, другие исследователи — неорасизмом, а также «сублимированным расизмом». Суть дела — в различении. Об иерархии речь как будто не идет. Зато речь идет о нежелательности смешения. О том, что границы между группами непреодолимы. А те, кто пытается их преодолеть, ставят под угрозу общественный порядок и общественное спокойствие.

Собственно, «новизна» здесь не в идеях, а в изменившемся общественном климате. После Холокоста и после южноафриканского апартеида старомодный расизм в стиле Ку-клукс-клана или нацистских зондеркоманд — не комильфо. Стало быть, людям, одержимым фантазиями «чистоты крови» или «чистоты нации», приходится перестраиваться. Но драйвер здесь тот же, что и в традиционном, «классическом» расизме. Страх смешения.

— Распознать этот новый расизм, наверное, сложнее?

— Вот прелюбопытный сюжет, поднятый социологом Радой Ивекович (она пишет по-французски), — расистская подоплека в протестах французской либеральной общественности против угнетения мусульманских женщин. Французский политический и правозащитный бомонд сильно озабочен притеснениями женщин в семьях мусульман — при этом полностью вынося за скобки проблему домашнего насилия среди «коренных жителей» страны.

Эти протесты легитимизируются желанием «освободить» женщин из мигрантской среды от насилия со стороны «цветных» мужчин. Последние предстают в публицистике и инфотейменте как восточные варвары, не желающие усваивать западные культурные образцы. Ирония ситуации, однако, в том, что молодые люди североафриканского происхождения как раз усвоили эти образцы. В своем мачизме они подражают той маскулинной парадигме, которая продолжает доминировать в европейском социокультурном мейнстриме.

(О гендерной дискриминации и институционализированном расизме)

— Как вообще расизм связан с гендерной дискриминацией?

— В последние лет 30 в социально-гуманитарной литературе в моду вошел термин «интерсекционализм». Он обозначает переплетение различных форм угнетения. Условно говоря, одноногая чернокожая лесбиянка страдает в силу четырех различных оснований — как женщина, как представитель расового меньшинства, как представитель сексуального меньшинства и как человек с ограниченными возможностями.

Наверное, этот пример может показаться гротескным, но на практике постоянно происходит наложение одних форм дискриминации на другие. Скажем, сантехник из Польши, попадая во Францию, будучи «белым» и «христианином», сталкивается с меньшими трудностями, чем трудовой мигрант с Ближнего Востока, который опознается как «цветной» и как «мусульманин».

— В вашем примере речь шла о женщинах…

— Гендерная дискриминация — отдельная большая тема. Мигрантки проходят, как правило, через еще более страшный опыт, чем мигранты-мужчины — особенно если речь идет о недокументированной («нелегальной») миграции. Не случайно уже в работе Балибара и Валлерстайна, о которой мы говорили, тема расизма обсуждается в одном ряду с темой сексизма. Ученые убедительно показали, среди прочего, что возможность сверхэксплуатации «цветных» мужчин в странах бывшего третьего мира имеет своим условием неоплаченный (и неучтенный) женский труд. Работники-мужчины могут поддерживать свою способность к труду потому, что рядом есть женщина, возделывающая огород, с которого мужчина кормится.

— Сохраняется ли расизм на уровне устройства государства и общества? Расовых законов, кажется, уже нет нигде.

— Расизм — это определенная система убеждений, взгляд на мир, идеология. А понятие «институциализированный расизм» предполагает, что эта идеология каким-то образом вписана в публичные институты. А именно, что устройство этих институтов таково, что продуцирует неравное обращение с людьми по расовому признаку. То есть дискриминацию.

Между тем, далеко не всегда ситуация неравного доступа к социальным благам (будь то жилье, образование и т. д.) обусловлена дискриминацией. Это неравенство может быть вызвано множеством иных причин. Отсюда устойчивое впечатление — если, скажем, смотреть на американские «разборки» из России, — что активисты антирасистского движения бьют мимо цели и готовы усматривать проявления расизма везде, в том числе там, где их нет.