Доклад Сляймунда Фрея об оккупации Республики Тавриды германо-украинскими войсками (17 мая 1918 г.)
Цит. по: Цит. по: Нестор (Доненко), епископ. Ялта — город веселья и смерти: Священномученик Димитрий Киранов, священномученик Тимофей Изотов, преподобномученик Антоний (Корж) и другие священнослужители Большой Ялты (1917-1950-е годы). 4-е изд, испр. и доп. Симферополь: Н. Оріанда. 2022. C. 716-724.
[1] Отдел местного управления п/о Информационный Доклады о вступлении немецких оккупантов
в Таврическую губернию, о ее продовольственном
положении и ведомости о происшествиях
по Ферганской области З0 марта — апрель 1918 г.
Члена Исполнительного Комитета
Симферопольского Совета Рабочих, Солдатских
и Крестьянских Депутатов тов. Сляймунда Фрея
о происшедших событиях при занятии германо-
гайдамацкими бандами Таврической Республики
После ратификации мирного договора В.Ц.И.К. происходящий в этот момент Съезд Губернских Советов Тавриды вынес резолюцию, что Таврида объявляется Федеративной республикой (1), нейтральной, т. е. что она не будет принимать официального участия в борьбе между германцами и Украинскими Советскими отрядами, но как морально, так и материально будет помогать Советским войскам, у себя же будет организовывать военную силу для защиты своего нейтралитета, если бы какое государство смело нарушить его. Причем образованный на Съезде Совет Народных Комиссаров Тавриды сначала думал, что границы Республики будут такие, как прежняя губерния, включая и Мелитопольский уезд, но когда была взята Одесса и когда германцы стали приближаться к границам Республики, была получена какая-то телеграмма, северная часть Тавриды Перекопа должна отойти к Украине. Народный Комиссар иностранных дел Тавриды тов[арищ] Фирдевс обратился по этому поводу в Москву за разъяснениями, но ответа не получил. Тогда началась спешная организация сил; был организован областной штаб в Севастополе, стали укреплять оборонительную линию на Перекопе, чтобы иметь возможность дать решительный отпор, если германцы будут пытаться перейти границу Крымского полуострова. В Перекопском уезде были мобилизованы все живые силы, крестьянство шло в отряды с большим воодушевлением. На Перекопском перешейке было установлено 16 орудий, таким образом, казалось, что Перекоп может обороняться хотя бы целый год, и областной штаб всегда подтверждал это. На основании этих утверждений Совет Народных Комиссаров никаких мер к организованной эвакуации учреждений не принимал. В этот момент на Перекопе находилось уже около 4.000 человек, что было вполне достаточно для защиты такого малого фронта (8 верст), кроме этих 4.000 были еще резервы в тылу в Джанкое, Симферополе, Севастополе и во всех городах Тавриды.
Командующим Перекопским фронтом был назначен гражданин Приклонский, выдвинутый в Севастополе левыми эсерами. Большевики относились к нему недоверчиво, но все-таки не мешали ему быть командующим. В то время как
шла вся эта подготовка, в войсках на фронте началась сильная дезорганизация, которой руководили анархисты. Отряды начали самостоятельно действовать, уходить с фронта, как в тыл, так и вперед. Так, например, в Симферополь прибыл отряд Матусенки целью очистить Симферополь и власть от жидов, а также освободить анархистов и убийц тов[арища] Хацько. Когда Совет Народных Комиссаров узнал, что этот отряд движется на Симферополь, были мобилизованы все живые силы все стало на защиту Советской власти, и было постановлено никоим образом не впускать в город этой банды во главе с анархистами. Начались переговоры с этой бандой, чтобы она вернулась обратно на фронт Перекоп, но эти переговоры ни к чему не привели, и на З-й день отряд этот без боя вошел в город почти незаметно, так как этот отряд состоял из 400 кавалеристов, З или 4 пушек 6-дюймовых и З пулеметов.
Поместились они в гостинице и прислали в Штаб своего делегата с заявлением, что они несколько дней отдохнут и уйдут. Подействовало на них и то, что все время как они были в городе, стояло под ружьем около 1500 чел[овек] рабочих. Но все-таки они добились того, что еврейская дружина была разоружены и убийцы тов[арища] Хацько освобождены. Намеревались же они расстрелять некоторых Народных Комиссаров и членов Исполн[ительного] Комит[ета] но благодаря нашей силе, они выполнить этого не посмели и на 3-й лень уехали, взяв с собою убийц. В это время немцы границ Таврической губ[ернии] еще не переходили. Нашим войскам надоело ждать, и они двинулись вперед на Александровск и Синельниково (отряд Лопатина), где в это время шли бои, таким образом, фронта почти что и не было, за исключением малой части, которая там осталась. На место ушедших были посланы из Джанкоя новые силы, но не в таком уже количестве и не так хорошо вооруженные. Немцы, по-видимому, ждали этого момента: во 1) на фронте почти никого не осталось и во 2) нейтральные войска явно выступили первыми против немцев и гайдамаков. Банды германцев и гайдамаков начали продвигаться вперед, перешли границы заняли Акимовку, через несколько дней заняли Мелитополь и начали приближаться к Перекопу. В Это время в Джанкое произошел бой между солдатами штаба Егорова, который прибыл через Мелитополь, и местными войсками, которым дан был приказ — не пропускать вооруженных отрядов через Джанкой на Симферополь. Причем, так как Егоров отказался сдать оружие, то он был разоружен силой, арестован и отправлен в Симферополь, где был освобожден, и оттуда уехал на Керчь и из Керчи неизвестно куда. В это время была получена телеграмма, что наши передовые отряды вступили в бой с противником. Совет Народных Комиссаров был уверен, что фронт даст отпор противнику, идущему на Крым, вразрез с брестским договором. В Симферополе все время происходили заседания.
В это время на Перекопе завязался горячий бой с противником, во главе которого шли русские офицеры, немецкие колонисты и немцы. Гайдамаков не было видно... По словам товарищей, которые дрались на фронте, под самые окопы подъехало много бронированных автомобилей, которые и открыли ураганный огонь из пулеметов и орудий. Несмотря на это, наши войска продержались там целый день, не уступая противнику. Очевидец рассказывает следующее: когда наши пулеметы и пушки перестали стрелять, так как не было больше ни снарядов, ни пулеметных лент, было сообщено в ближайший тыл с просьбой прислать вагон патронов. Через несколько часов вагон пришел, когда его вскрыли, то оказалось, что в нем продовольствие. Дольше задерживать противника не было возможности, и наши начали в паническом бегстве отступать. Потери стороны германцев были громадные, с нашей стороны тоже значительные. Отступление
происходило в две стороны: часть шла на Джанкой и из Джанкоя по ж[елезной] д[ороге], часть – по шоссе на Симферополь.
В Симферополе в это время была получена телеграмма, что Перекоп взят, и в 11 час[сов] вечера приехали на автомобилях с пулеметами первые отряды отступающих. Вскоре прибыл и начальник областного штаба тов[арищ] Богданов, который привез с собой несколько ящиков золота, серебра и драгоценностей из Армянска. Драгоценности я лично сгружал с автомобиля в Советскую гостиницу, где они и лежали под охраной в номере несколько часов.
Начали прибывать все новые и новые отряды отступающих, приехали разбитые снарядами броневики. Но все эти отряды, не останавливаясь, шли дальше на Севастополь или Феодосию. Положение было крайне тяжелое, смобилизовать ночью рабочих не было никакой возможности. Под ружьем стояла только красная армия в количестве 400 человек, и она несла охрану города.
По получении телеграммы, что Перекоп взят, Совет Народных Комиссаров постановил послать мирную делегацию для переговоров с наступающими. Были намечены уже лица для переговоров. Одного я знаю, это тов. В. Шаталов, студент-большевик. Но когда выяснилось, что немцы разделились на два отряда, один из которых погнался за отступающими на Джанкой, а другой на Симферополь, возможность переговоров отпала и тов[арищу] Шаталову и другим было сказано, что они не поедут. Все это происходило с пятницы на субботу, ночью, 18-19 апреля. Тогда Совет Народных Комиссаров начал думать об эвакуации. Было постановлено эвакуироваться в гор[од] Керчь и из Керчи в Ростов. B первую очередь должны быть эвакуированы деньги и драгоценности. Всей эвакуацией должен был руководить С.Н.К. Что же касается Симферопольского Исп[олнительного] Комит[ета], то члены его, жившие в разных частях города, спокойно спали, за исключением меня, председателя Совета, и тов[арища] Тарвацкого, которые все время находились в гостинице, где помещался С.Н.К, Были также чл. И[сполнительного] Ком[итета] тов[арищ] Васильев и др. члены разных комиссий. Я не знаю, было ли отправлено золото на Керчь, так как я часто уходил в штаб узнавать, какое там настроение. По словам же некоторых товарищей, золото из Армянска и деньги из Государственн[ого] Банка были вывезены до Севастополя в количестве 12.000.000 руб.
Об обороне никакой речи быть не могло, оставалось одно – эвакуация.
Ранним утром 19 апреля первыми были эвакуированы женщины: Тов[арищ] Петренко, Нар[одный] Ком[иссар] Просв[ещения] Новосельская, Коган, Слуцкая и др. В 9 час[ов] утра начали уезжать все активные члены партии большевиков. Публика начала собираться около гостиницы, так как уже узнали о наступлении неприятеля. Настроение было крайне враждебное и явно контрреволюционное. Для охраны порядка в городе были мобилизованы все рабочие и красная армия.
В это время мне было поручено тов[арищем] Новосельским и Слуцким ехать немедленно в Феодосию и приготовить на всякий случай транспорт. Ввиду отсутствия в Симферополе автомобилей и бензина, мне пришлось ехать на извозчике, и в 11 час[ов] утра в субботу я уехал из Симферополя. Что делалось дальше в Симферополе, знаю только от товарищей, которых я встретил в Феодосии. Они рассказывают, что служащие всех учреждений потребовали уплаты им за З месяца вперед, что и было исполнено. Народный Комиссар Финансов тов[арищ] Коляденко давал на каждого по 1000 руб. Золото из сейфа все осталось, а было его в Симферополе очень много. Ранним утром удрал и командующий красной армией тов[арищ] Палутис, и на его место вступил другой, кто не знаю. Днем образовался полевой штаб, который и взял власть в свои руки. Когда стало известно, что немцы в 9 верстах от Симферополя, уехали т. т. Слуцкий, Новосельский, Коляденко, Финогенов, Тарвацкий, Турецкий, Семенов. Комиссары уехали еще утром.
Но много товарищей осталось с красной армией. Рассказывают, что полевой штаб хотел оказать сопротивление немцам, но когда узнал, что рабочие отказались от всяких действий, кроме охраны порядка в городе, то отступили из Симферополя на Севастополь. На помощь им пришел отряд матросов из Севастополя, и они дали бой под Бахчисараем и Альмой. В Севастополе они погрузились на транспорта и уехали в Новороссийск.
Теперь я расскажу, как я доехал до Феодосии. Отправилось нас 4 мужчин и 2 женщины. До Карасубазара мы доехали без всяких препятствий. Здесь было заметно, что татары организуются и очень враждебно настроены против русских и евреев, но нас не задержали. Вечером мы приехали в Старый Крым (22 версты от Феодосии). Здесь нам сказали, что ехать дальше нельзя, так как гайдамаки заняли Феодосию по ж[елезной] д[ороге]. Извозчик, татарин, отказался ехать дальше. Настроение здесь было еще более воинственным. В кофейне мы встретили ещё несколько товарищей из Симферополя, членов орган[изационно]-агит[ационной] комиссии. В это время подъехали также т. т. Фирдевс, Шиханович и Белоцерковец, народные комиссары. Фирдевс, как татарин, понял, что говорят окружающие нас татары, и предупредил нас, что настроение крайне враждебное
и нас могут убить. После этого нам ничего не оставалось, как уехать из этого гнезда. Но так как извозчик, татарин, отказался ехать вперед, то пришлось двинуться назад на Карасубазар, и если не удастся выехать оттуда в Севастополь, то остаться там. 2-е из нас остались в Старом Крыму, четверо же, числе и я, нашли извозчика и поехали назад. B Карасубазар мы прибыли ночью. Отряд вооруженных татар задержал нас и отвел к коменданту, где нас допросили. Мы сказали, что едем из Феодосии в Симферополь. Нас отпустили, взяв у нас револьверы. Утром мы встретили многих товарищей, членов разных комиссий, между прочим тов[арища] Васильева, ехавших из Симферополя. Они ехали на нескольких подводах и были вооружены винтовками, почему татары и не посмели их трогать. Я рассказывал им о слухах, что будто бы Феодосия занята уже неприятелем и что проехать туда невозможно. Мы посоветовались между собой, но так как другого выхода не было, то мы решили все-таки ехать в Феодосию. Комендант отдал нам револьверы. Всего нас было около 60 человек. B Старом Крыму нас уже побоялись тронуть, и там же мы узнали, что в Феодосии все спокойно.
Приехав в Феодосию я увидел, что транспорта готовить не надо, так как никто уже из Симферополя не ехал. В Феодосии мы поместились в гостинице Астория, где помещался и штаб. Власть в Феодосии была в руках Совета пяти. На другой день в городе произошел бой между красной армией и рабочими металлистами и инвалидами, которые несли охрану города, но были настроены оборончески. По инвалидам стреляли из пушек с миноносок. Вечером инвалиды и рабочие разбежались, но красноармейцы искали их даже по квартирам и убивали.
На второй день в городе было уже спокойно; власть перешла в руки революционного штаба во главе с Матвеенко. Начали посылать отряды по ж. д. на Джанкой и по шоссе на Старый Крым против татар и энергично взялись за эвакуацию из Феодосии.
Мы, симферопольцы, должны были ехать в Керчь и там ждать приезда остальных. С большим трудом нам удалось получить один вагон. B этот вагон садилась также и частная публика. Мы были вооружены винтовками и, кроме того, с нами был один пулемет. В этом же вагоне ехала также дружина, которая несла охрану при Сов[ете] Нар[одных] Комисс[аров]. Перед самым отходом поезда пришли красноармейцы с пулеметами, отцепили наш вагон и окружили его ничего не говоря. В вагоне началась паника. Тогда некоторые из товарищей стали говорить им, что если они хотят разоружить нас, то мы отдадим им наши винтовки. В конце концов нас разоружили и велели выйти всем жидам, а русским разрешили ехать. Мы с этим поездом не поехали и остались в городе ждать, когда пойдут транспорта в море. Так прожили мы в городе еще 8 дней. Каждый день в Джанкой отправлялись эшелоны. 29-30 апреля пришел из Джанкоя целый поезд раненых, которые сообщили, что наши отступают. Экстренно начали грузить на транспорта ценные вещи и канцелярии. В сторону Джанкоя поехал на разведку один из паровозов, но скоро вернулся обратно с сообщением, что немцы в 25 верстах от Феодосии, В 6 час[ов] вечера мы сели на пароход № 23 «Ефрат», на котором ехала также вся красная армия, артиллерия, пулеметы, снаряды. До 12 час[ов] ночи грузили этот пароход, Погрузили около 12 вагонов сахара, муки орехов и патронов. В городе уже появились банды, которые начали грабить магазины, но усилиями матросов с контрминоносца «Федониси» удалось водворить порядок, причем несколько бандитов было расстреляно.
Матросы несколько раз обращались к красной армии с требованием, чтобы они сошли на берег и поддерживаемые артиллерийским огнем с миноносок дали бы отпор врагу. Но кр[асно]арм[ейцы] отговаривались своей малочисленностью (600 ч.). Если бы отряд тов. Федько, в котором было 4080 чел, не ушел еще ранее на Керчь, конечно, можно было бы дать отпор. Кончилось все тем, что было дано несколько пушечных выстрелов за город, и в 12 час[асов] ночи в море вышли 9 транспортов, на которые было погружено все ценное из Феодосии. Деньги из банка были на миноносце «Федониси». Один миноносец сопровождал нас, а другой пошел на Севастополь, откуда дал радио-телеграмму в Новороссийск о том, чтобы не выпускали на берег красную армию, так как это, по его словам, хулиганы.
В Новороссийске мы остановились посредине порта. Был издан приказ Начальником штаба, чтобы ни один человек не сходил на берег без ведома начальника штаба, Через час на пароход приехала делегация с постановлением Новор[ийссийского] Револ[юционного] Комит[ета] о том, что красная армия должна до 6 часов вечера сдать оружие, в противном случае пароход будет потоплен. На митинге было решено оружия не сдавать, и была послана делегация в Комитет. На пароходе же выкинули белый флаг, чтобы по нем не стреляли. Делегация долго не возвращалась, и была послана вторая делегация, состав которой вошли: начальник штаба, начальник разведки и я. B Комитете в это время происходило заседание, и нам сказали, что постановления не отменят. Я лично просил прислать на пароход баржу, чтобы забрать женщин и детей, что они и обещали сделать утром. На пароход никого не впускали и не выпускали. Нам пришлось ночевать в револ[юционном] комит[ете], к нам приставили вооруженный караул, так что фактически мы были арестованы. Утром к пароходу подошел миноносец и спросил, «сдают ли они оружие». Им ответили, что сдают, тогда подъехала баржа, на которую было сложено все оружие. Когда все высадились на берег, то местные власти арестовали Одесский отряд. Я сел на поезд и поехал в Москву.
По словам товарищей, приехавших в Новороссийск из Алушты, там были расстреляны татарами: Председатель Сов[ета] Нар[одных] Ком[иссаров] тов[арищ] Слуцкий, нар[ондый] ком[иссар] внутр[енних] дел тов[арищ] Новосельский, нар[одный] ком[иссар] финансов тов[арищ] Коляденко, председатель симферопольского совета тов[арищ] Тарвацкий. Расстреляны были при следующих обстоятельствах. Из Симферополя они хотели выехать на пароходе «Трозн», но побоялись, что их узнают. Сели на 2 автомобиля и поехали в Алушту. В 1-м автомобиле сидели: Слуцкий, Новосельский, Коляденко и Тарвацкий а также Финогенов, во втором же Турецкий и Семенов. Когда они уже въехали в Алушту, то на шоссе 1-й автомобиль был окружен вооруженным отрядом. Из автомобиля успел выскочить только тов[арищ] Финогенов (член Исп[олнительного] Ком[итета] Севаст[ополя]), который и убежал. 2-й же автомобиль повернул и поехал обратно, татары и белогвард[ейцы] погнались за ним, но те стали бросать бомбы, и белогв[ардейцы] должны были оставить погоню. Задержанных же в 1-м автомобиле опознали и здесь же на месте расстреляли. Татары начали издеваться над трупами. Говорят, что у расстрелянных нашли 800.000 руб., остаток суммы, взятой для расплаты со служащими. Тов[арищ] Турецкий, Семенов, Финогенов приехали в Новороссийск из Севастополя.
Тов[арищ] Цвигуненко, который был в Симферополе при занятии его немцами, рассказывает следующее. Немцы вступили в город в понедельник 27 апреля, утром. Буржуазия вся вышла на улицу и приветствовала победителей. После немцев вскоре в город вошли и гайдамаки. В это время охрану города несли
рабочие, но при виде немцев они побросали винтовки и попрятались. На их место сейчас же были поставлены немецкие патрули. Началось гонение на всех большевиков. Патрули ходили с доносчиками по домам, делали обыски. Тов[арищ] Цвигуненко, по профессии фельдшер, служил в одном богоугодном заведении. Во двор этого дома немцы привели 6 человек, один из них был тов[арищ] Бортновский из следственной комиссии, все они были расстреляны. Цвигуненко убирал их трупы в часовню. Схвачены были также и расстреляны на вокзале тов[арищ] Лазарев, комиссар городского хозяйства, тов[арищ] Кузанова, комиссар финансов, и еще 13 человек.
Однажды вечером, когда тов[арищ] Цвигуненко был дома, в дверь постучали. Жена его открыла дверь и увидела несколько немецких солдат с каким-то штатским. На их вопрос, дом ли ее муж, она ответила утвердительно. Тогда тов[арищ] Цвигуненко, который был в другой комнате и слышал весь разговор, вышел другим ходом и зашел к своему товарищу, фельдшеру Ярема, тоже большевику, чтобы предупредить его. Что сделалось с Яремой он не знает, так как тот хотел еще остаться. Тов[арищ] Цвигуненко сейчас в Москве.
Примечания редакции КБК:
(1) На самом деле Республика Тавриды была провозглашена не 7-10 марта (в дни проведения Учредительного съезда Советов и ревкомов Таврической губернии), а 19 марта, т. е. спустя 9 дней после упомянутого мероприятия.