Х.Г. Раковский. Семь лет беспримерной наглости.

Цит. по: Раковский Х.Г. Румынские притязания на Бессарабию / Х. Раковский, В. Дембо. М., Л.: Молодой рабочий, 1926. 56 с.

Речь на митинге протеста в 7-ую годовщину оккупации Бессарабии, созванном обществом бессарабцев «Прочь руки румынских захватчиков».

Примечания к речи (выделены "*)")даны В. Дембо.

Возмутительный акт.

Акт присоединения Бессарабии Румынией является не только в послевоенной, но и в довоенной истории буржуазных государств одним из самых наглых, самых возмутительных актов.

Румыния не является первой страной, которая аннексировала правдами и неправдами чужую территорию. Были другие государства, которые поступали точно, так же. Бессарабия не является единственной провинцией, которую Румыния аннексировала после войны, не спрашивая воли её населения *). Но в частном случае с Бессарабией мы имеем совершенно необычные даже для дипломатии буржуазных государств приемы.

*) Помимо Добруджи, захваченной румынами у Болгарии еще до мировой войны, она после войны, кроме Бессарабии захватила и ряд земель бывшей Австро-Венгрии: Трансильванию со значительными венгерским и немецким населением, Банат с сербским, Буковину с преобладающим украинским (русинским) населением, Мармарош и др. После мировой войны Румынии увеличила подвластную ей территорию и количество населения приблизительно в 21⁄2 раза по сравнению с тем, что было до войны. В. Д.

Случай с Бессарабией выходит из ряда аналогичных случаев с другими провинциями. Аннексия чужой провинции, имеющей пространство свыше 40 тыс. квадратных верст и З миллиона населения, явилась бы обыкновенно результатом войны, результатом борьбы и жертв со стороны того государства, которое производит эту аннексию. Но каким образом Румыния получила Бессарабию? На поле брани, с оружием в руках? Нет.

Румыния получила Бессарабию, как мародер, который ночью на поле сражения обкрадывает карманы убитых. Румыния не была в войне с нами, она не была в войне и со старым правительством. Наоборот, этой Румынии не, было бы, если бы сотни тысяч русских и украинских мужиков не сложили бы своих костей на полях Молдавии и Валахии.

Два года Румыния шантажировала и союзников и немцев, хотела доить двух коров, и когда она думала, что наступил момент, когда можно при самом ничтожном количестве жертв получить возможно белое лакомый кусок, — Румыния присоединилась к союзникам. Но рок, тяготеющий над румынской олигархией, который должен был в конце концов её погубить, сделал то, что две недели спустя после вступления Румынии в войну она была разбита.

Румынская олигархия, по сравнению с другими буржуазными правительствами оказалась в десятки, сотни раз менее способной даже воевать, даже выполнять те функции, которые считаются присущими буржуазным государствам. И что же. тогда случилось? Тогда отправились 3 русских армии для того, чтобы спасать Румынию. Румыния оказалась обузой для союзников. Фронт России, доходивший в то время до Карпат, должен был теперь еще дальше распространиться, до Черного моря.

Таким образом, Румыния не воевала ни с царским правительством, ни с нами. Не на поле сражения румынские генералы захватили Бессарабию. Нет, произошло что-то иное, произошло, повторяю, ночное мародерство.

В то время, когда рабочие и крестьяне России, Украины и Бессарабии прекратили войну, подняли восстание за свое освобождение в целом, против своих помещиков, борьбу с донскими атаманами, с Украинской Центральной Радой, с белыми генералами, — в этот момент румынские храбрые генералы, удиравшие со всех полей сражения, нашли подходящим вторгнуться в беззащитную Бессарабию и захватить её.

И так как этот факт являлся кричащим вызовом самому элементарному чувству справедливости, так как нападение, захват страны, жители которой проливали кровь для их же собственного спасения, даже среди привычных ко всяким преступлениям правительств, не могли быть оправданы; румынское правительство и румынские генералы заявили *):

«Мы не являемся в Бессарабию, чтобы её завоевать, нет, мы явились в Бессарабию для того, чтобы охранять склады румынской армии, находящейся на территории Бессарабии и для того, чтобы охранять железные дороги. Во внутреннюю жизнь Бессарабии мы вмешиваться не будем. Мы клянемся народной честью, именем румынского короля, что не затронем независимости бессарабского народа, который один может решать свою судьбу».

*) Таковы в точности выражения и в расклеенных румынами по городам и селам при вступлении в Бессарабию прокламациях, подписанных ген. Презаном, ген. Скина и другими начальниками румынских войск.

Союзники, которые хотели удержать Румынию в своем лагере, поддержали её, но она, формально и не один раз, заявляла и нам, что занятие Румынией Бессарабии — не есть политический акт, не постоянный акт, а акт гуманитарный, т.е. акт человеколюбия, и временный.

Я был в Одессе в начале февраля 1918 г. Тогда мы получили за подписью всех союзных консулов копию телеграммы, отправленной от имени всех союзных послов из Ясс, где тогда находилась столица Румынии. От имени союзных послов эта телеграмма была подписана итальянским посланником бароном Фасчиотти. Эту подробность нужно помнить, тем более, что Италия еще не ратифицировала договора в Париже, заключенного Румынией с державами и говорящего о её «правах» на Бессарабию. В этой телеграмме Фасчиотти заявлял от имени союзников, от имени своих коллег то, что я вам только что сообщил: занятие Бессарабии является временной мерой, диктуемой исключительно, гуманитарными соображениями—обеспечить снабжение хлебом румынской и русской армий, сражавшихся на румынском фронте *). Вот, если можно так выразиться — метрическое свидетельство за подписями правительства и за подписями союзных дипломатов относительно Бессарабии, оккупированной румынскими войсками.

*) Телеграмма эта, за подписью итальянского министра, старшины союзных представителей — Фасчиотти, была послана из Ясс 8/21 февраля 1918 г.

Повторяю, в буржуазных государствах насилие и война являются одним из привычных методов, но мы здесь имеем что-то большее, мы здесь имеем насилие, замаскированное самой наглой и вероломной политикой обмана. Вот что мы имеем по отношению к Бессарабии.

Когда румынское правительство явилось и говорит, что оно владеет Бессарабией, то мы его спрашиваем: скажите, пожалуйста, где, на каких полях сражения вы выиграли Бессарабию, где была ваша борьба? Но на это они не могут ответить.

«Сфатул-Церий» — «краевой совет», или совет предателей.

История присоединения Бессарабии в дальнейшем вам известна.

Это — кинематографическая лента, растянувшаяся в течение 8-ми месяцев, от января до ноября 1918 г., кинематографическая лента самого бесстыдного обмана. Я напомню лишь в кратких словах историю этого присоединения. Я говорю о так называемой легальной истории присоединения, о его формальной стороне, о действиях так называемого «Сфатул-Церий» *).

*) «Сфатул-Церий» в переводе означает «Краевой Совет». Этот орган был в ноябре 1917 г. создан в Бессарабии, под флатом «Права на самоопределение», но фактически — тайными агентами румынского правительства, выступавшими еще в маске революционеров, обманывая народ «красным бантом» — как они впоследствии сами выражались. Представительство и состав этого «Сфатул-Церий» были подтасованы самым бессовестным образом. Ряд уездов, протестуя, отказался кого бы то ни было туда послать. Никаким авторитетом в массах «Сфатул Церий» не пользовался. В. Д.

Прежде всего «Сфатул-Церий» не являлся парламентом. Он был создан из представителей, выбранных по народом, а различными организациями, причем, так называемый «Молдавский Блок», который в это время уже был агентурой румынского правительства, играл там первую роль. Крестьяне, составляющие 90% населения Бессарабии, в этом «Сфатул-Церий» имели всего одную пятую часть мест, а «Молдавский Блок» — остальные четыре пятых. «Сфатул-Церий» сам постановил, что его задачи являются временными, что он призван руководить страной лишь до созыва Бессарабского Учредительного Собрания. «Сфатул-Церий» выработал проект конституции и в этом проекте конституции, которая должна была быть объявлена Учредительным Собранием, был пункт о том, что вопрос о союзных отношениях между Бессарабией, между народами Бессарабии (говорилось о народах Бессарабии) и другими государствами, может решиться только путем референдума, путем непосредственного опроса населения. Вот что подписано и проголосовано самим «Сфатул-Церий».

Этот «Сфатул-Церий», который вначале объявил Молдавию автономной республикой, входящей в состав Российской Демократической Республиканской Федерации *), меньше, чем через 2 месяца объявляет уже независимую Народную Молдавскую республику **).

*) Декларация Сфатул Церий 2-го декабря 1917 г. ст. ст.

**) Декларация 24 января 1918 г. ст. ст.

«Сфатул-Церий» месяц за месяцем изменяет свои решения.

В марте 1918 г., через 2 месяца после того, как он объявил Свободную Независимую Республику, и как он подписал проект конституции, в силу которой судьбу Бессарабии можно решать только посредством опроса её жителей, этот «Сфатул-Церий» объявляет Бессарабию уже присоединенной к Румынии *).

*) «Акт» 27 марта 1918 г.

В течение 3-х, 4-х месяцев (ноябрь—март) калейдоскопическая перемена декораций.

Несколько месяцев спустя, в ноябре 1918 г., этот «Сфатул-Церий», который был созван, чтобы охранять свободу, независимость, самостоятельность бессарабского народа, который в январе установил свободу, самостоятельность — отказался добровольно и от той автономии, которую сохраняла еще Бессарабия в пределах, подвластных румынской короне *).

*) «Акт» 26 ноября ст. ст. 1918 г. о «безкондиционном» (безоговорочном) присоединении к «матери Румынии».

В течение года, с октября 1917 г. по ноябрь 1918 г., закончилась вся её свобода и Бессарабия, не просуществовав и 6—7 месяцев, хотя бы формально независимой жизнью, была похоронена этим же самым «Сфатул-Церий».

Независимо от других обстоятельств, о которых я буду говорить дальше, — может ли кто-нибудь утверждать, что в этой калейдоскопической перемене декораций выражалась воля бессарабского населения? Нет. Бессарабское население, было самым решительным образом против захвата Бессарабии со стороны румынского правительства.

Бессарабские крестьяне (я здесь говорю о бессарабских молдаванах, бежавших из когтей румынских помещиков Молдавии и Валахии, из-за р. Прута и искавших спасения в течение сотни лет на территории Бессарабии, где, несмотря на царский режим, положение было лучше, чем в Румынии,), — бессарабские молдаване сохранили глубокую ненависть к румынским помещикам и поныне. Румыния была для них синонимом эксплуатации и угнетения народа. Даже песни бессарабских молдаван говорят о том, как глубоко в народной психологии Бессарабии легла эта ненависть к Румынии.

Ненависть к Румынии сохранилась у них и вплоть до того периода, когда Румыния стала делать попытки присоединить Бессарабию к себе и с тех пор до сегодняшнего дня они непрерывно по только своими резолюциями, но и своими восстаниями доказывали и доказывают, что между бессарабскими молдаванами и румынскими помещиками, и румынской буржуазией нет ничего общего.

Еще в самом начале 1918 г. была сделана со стороны Румынии первая попытка захватить Кишинев врасплох. При содействии предателя Петлюры, под видом эшелона возвращаемых из плена румын-трансильванцев из Киева — был отправлен румынский отряд. Как встретили румынский отряд молдавские солдаты? Когда румынский эшелон попытался , занять Кишиневский вокзал *), первыми, бросились против него и взяли его в плен молдавские полки, организованные… самими господами из «Сфатул-Церий». Через несколько дней вторая попытка наступления румын уже не с тыла, а со стороны границы была встречена артиллерийским боем. Борьба продолжалась всю ночь. Румыны должны были отступить, отступая, они обстреливали с аэропланов Кишинев, на площади и улицах которого были от этого обстрела жертвы. Тогда румыны предпринимают уже гораздо более организованный новый третий поход, очень крупными силами, и занимают Кишинев при помощи заправил «Сфатул-Церия», старательно разлагающих тыл революции.

*) Это было на рассвете 6-го января 1918 г. ст. ст.

Мы знаем теперь, что все эти подлецы, которые находились во главе «Сфатул-Церия», были подкупленными агентами румынского правительства, подкупленными для того, чтобы обмануть бессарабское население. Теперь мы это знаем документально о каждом из членов «Сфатул-Церия» и о прочих агентах, получавших деньги из румынской казны, находившихся в сношении с тогдашним румынским представителем в Петрограде *).

*) Посланником Румынии был Жорж Диаманди.

Мы это теперь знаем до мельчайших подробностей, но в тот момент, они, имея тайное соглашение с румынским правительством о приглашении румынской армии, открыто перед бессарабским народом никогда не имели смелости взять на себя ответственность за такое «приглашение». Они надували, они обманывали, они врали…

Мы имеем воззвание за подписью Инкульца к бессарабскому народу. Инкулец был председателем «Сфатул-Церий» *). Что он говорил там? Он заявляет, что отправился к румынскому генералу и заявил ему, что румынские войска должны отступить. Вот что говорит Инкулец. Тайно он пригласил, но явно, открыто он заявляет — «нет, никогда я не приглашал их». Это имеется в его воззваниях:

«Румыния явилась, для того, чтобы вместе с русскими и украинцами обеспечить продовольствием армию русскую и украинскую. Румыны не намерены вмешиваться во внутренние дела. Как только все придет в порядок румыны уйдут».

*) Иван Никулец, подобно Халиппе, Ерхану и другим предателям Бессарабии, воспитанник Кишиневской духовной семинарии, впоследствии участник группы «сознательных молдаван», то-есть давних тайных агентов румынского правительства. В 1917 г. он был преподавателем в Петербурге.

После февральской революции он появился в Бессарабия во главе компании в несколько десятков политических проходимцев, имея на руках членские билеты эсеровской партии и мандаты Керенского, а в потайном кармане — инструкции румынского посланника в Петербурге, Диаманди. По мандату Керенского, Инкулец стал помощником Бессарабского губернского комиссара Временного правительства. Это дало ему широкие возможности для проведения подпольной работы по разложению революционных сил Бессарабии и подготовке румынского захвата. Впоследствии, он был председателем «Сфатул-Церий» и возглавлял выделенное им правительство. К концу 1917 г. стало уже настолько обнаруживаться двурушничество Инкульца, что даже партия эсеров принуждена была исключить его из своего состава, за то, что будучи кандидатом по списку в учредилку от эсеров, он в то же время выставил свою кандидатуру и по списку своих действительных друзей, молдавских националистов, вернее — шовинистов. Всё же, исключив Инкульца формально из партии, эсеры дали ему возможность продолжать свою предательскую работу и лгать до конца.

Впоследствии, когда задача проведения румынских планов была Инкульцом отлично выполнена, он получил щедрые награды от своих румынских хозяев, был сделан депутатом парламента и «министром по делам Бессарабии», оставаясь таковым во всех правительствах, независимо от того, какая партия правительство возглавляла: либералы, консерваторы, германофилы или франкофилы. Инкулец готов всем служить с одинаковым усердием, лишь бы только исправно платили жалованье. Весною 1925 г. Инкулец послан румынским правительством в столицы Европы, — к Муссолини в Рим, затем в Лондон и в Париж, — уговаривать «высоких покровителей» в необходимости подтвердить Парижский протокол и отдать трудящихся Бессарабии в окончательное рабство румынским помещикам. В. Д.

Вот, что они говорили тогда. Это надо помнить.

В минуты откровенности

Много мы видели насилий, много мы видели аннексий, но нет аннексий, где бы ложь, бесподобная ложь, так систематически, шаг за шагом распространялась, как в связи с румынской аннексией Бессарабии.

Теперь, когда румынскому правительству необходимо перед заграницей найти оправдание в аннексии Бессарабии, оно говорит; «вот имеется постановление «Сфатул-Церий».

Когда же румынские политики у себя в парламенте, где они думают, что их никто не слышит, начинают говорить о Бессарабии, тогда каждый из них стремится доказать другому, что аннексия Бессарабии явилась вовсе не выражением воли бессарабского народа, а следствием ловкой политики Румынии.

В октябре 1922 года был знаменитый спор в румынском парламенте. Братиано заявил *): «Бессарабией мы обязаны румынской армии». Тогда Халиппа, один из демагогов, тех, которые, как Иуда, продавали Бессарабию **), который там теперь разыгрывает роль «крестьянского вождя», обращается к парламенту с ответом: «Разве вы не отдаете себе отчета, господин министр, что когда ваши слова станут известны за границей, — вам скажут: «вы же сами говорили, что румынской армии в Бессарабии не было».

*) Братиано — председатель Совета министров Румынии.

**) Пантелеймон Халиппа—один из руководителей «Сфатул Церий», вдохновителей Молдавского блока и членов правительства (директориата) «Молдавской республики». Впоследствии — депутат румынского парламента. В одной из своих -речей в парламенте в 1920 г. заявил: «Мы топили большевиков в Днестре и еще охотнее топили бы их в Днепре». В. Д.

Тогда другой министр Сассия встает и говорит: «Нет, не надо так понимать слова министра. Он хотел сказать, что румынская армия отправилась в Бессарабию для того, чтобы обеспечить спокойную работу «Сфатул-Церий».

Каким образом они её обеспечили?

Они обеспечили спокойствие тем, что президиум Крестьянского съезда, созванного в январе 1918 г., был арестован и расстрелян во главе с Рудневым *). Председатель Халиппа и другие, входящие в правительство Бассарабии, обеспечивали свободную работу «Сфатул-Церий» тем, что повсюду крестьянские организации были разогнаны. Повсюду в Бессарабии был жесточайший террор и жесточайшее насилие. Румынские войска обеспечивали спокойную работу «Сфатул-Церия» тем, что в день, когда «Сфатул-Церий» был приглашен высказать свое мнение об аннексии, о присоединении Бессарабии **), Кишинев был полон румынскими войсками, а внутри «Сфатул-Церий» тоже находились румынские войска под видом почетной стражи. Румынский же премьер-министр Маргиломан ждал в префектуре, помещении административного бессарабского центра, сведений из «Сфатул-Церий».

*) Кроме Руднева были расстреляны: Катарос, Литвинов, Прахницкий и даже Чумаченко, бывший тогда товарищем директора земледелия «Сфатул-Церий», но осмелившийся произнести на крестьянском съезде речь неугодную оккупантам. Все расстрелянные были членами «Сфатул-Церий» и к тому же молдаванами. Крестьянский съезд (происходил 20 января, т.е. накануне объявления «независимости» Бессарабии (24 января). В. Д.

**) 27 марта 1918 года ст. ст.

Вот каким образам они обеспечивали спокойную работу «Сфатул-Церий».

Характерны для тех нравов, которые существовали в «Сфатул-Церий», и обстоятельства, при которых имело место его последнее заседание — 26-го ноября 1918 г., — когда «Сфатул-Церий» дал пример, еще небывалый в истории. В истории еще не было такого случая, чтобы законодательный орган, называвший себя выразителем воли населения — сам себя уничтожил.

Об этом последнем заседании «Сфатул-Церий», историческом по своему позору, никто не был ранее оповещен, кроме депутатов Молдавского блока. Из 162 депутатов на это заседание явилось всего 52 человека, т.е. меньше одной трети. В половине 2-го ночи, после того, как обсуждался ряд вопросов — между прочим, вопрос о земельной комиссии и аграрной реформе, председатель «Сфатул-Церий»—этот же самый Халиппа, о котором уже говорилось, заявляет, что поступила резолюция, в силу которой «Сфатул-Церий» объявляет Бессарабию окончательно присоединенной к Румынии, и упраздняются все её автономные органы. Халиппа предлагает «парламенту» самому себя распустить. Это происходило в половине второго ночи. На повестке дня ничего подобного не было объявлено. Несколько депутатов крестьян (на этом заседании совершенно случайно присутствовало 6 человек из крестьянских депутатов) внесли предложение — такой серьезный вопрос перенести на утро, когда все благородные рыцари покинут свои спальни. Ведь речь шла об упразднении самого «Сфатул-Церий»! Однако, этот протест не был принят, и уже к 5-ти часам утра, «Сфатул-Церий» «единогласно» 46-ю голосами (6 протестовавших ушли) постановляет уничтожить и последние следы свободы, независимости и автономии бессарабского народа. Немедленно прибегает в «Сфатул-Церий» румынский генеральный комиссар в Бессарабии — генерал Войтояну *) и читает королевский указ о том, что «Сфатул-Церий» распускается.

*) Любопытен конец карьеры этого румынского генерала. В конце 1924 г. в Америке была обнаружена крупная афера — около 6.000 человек переехало из Румынии в Америку по подложным американским паспортам. Паспорта эти фабриковались и за большие деньги продавались желающим шайкой аферистов, близких к правительству Румынии. В ней участвовали видные чиновники и депутаты парламента. Главарем этой шайки был… генерал Войтояну. А брат его в это самое время был министром внутренних дел. Только после очень настоятельных резких требований американского посланника, в Румынии, были произведены обыски и аресты по этому скандальному делу. Генерал Войтояну при аресте стрелял в себя и тяжело себя ранил. Были даже сведения, будто он умер. Великое мошенничество с подделкой политических документов, — «акт» 26 ноября, — стоившее столько крови крестьянам и рабочим Бессарабии, не только сошло генералу-мошеннику с рук, но дало ему повышение и карьеру. На мелкой афере, затронувшей интересы американских чиновников, он попался и должен был стрелять в себя. Такова мораль буржуазии. Впрочем в дальнейшем дело об американских паспортах и румынских генералах заглохло, как и следовало ожидать. Своя рука владыка! В. Д.

Вы видите, что имеете перед собою дело с настоящим мошенничеством, дело, которое, если бы предстало перед мировым судьей, то он заявил бы, что с начала до конца здесь нет ни одной легальности, законности, нет легальной базы, нет законного основания и, что с точки зрения устава самого Сфатул-Церия его постановления являются самым наглым издевательством над всякой парламентской формой.

А теперь Маргиломан вправе говорить: «Если бы я не был в Кишиневе, — вы не получили бы Бессарабии». Халиппа в праве заявлять: «Если бы я не пригласил румынской армии — вы не получили бы Бессарабии». Братиану вторит им: «Если бы я не поставил пушек и пулеметов, мы не получили бы Бессарабии». Все это лучшее доказательство тому, что здесь не воля населения, а насилие и обман.

Румынский договор и «торжественные подписи»

Но еще новый свет бросает на коварство и подлость румынского правительства тот факт, что румынское правительство заняло край и осталось в Бессарабии, аннексировало её в противоречие с торжественными обязательствами, которые это же самое румынское правительство подписало в договоре с нами.

В марте 1918 года в Одессе и Яссах был заключен и подписан договор между румынским правительством, между генералом Авереску, который был тогда председателем совета министров, и между представителями советской центральной и местной власти в Одессе. В силу этого договора, румыны обязывались в течение двух месяцев, т.е. к 1-му мая, очистить Бессарабию. Они должны были к этому приступить немедленно. Румыны обязывались увести свои войска и по отходе румынских войск в эти местности должны были по договору вступать советские войска.

Это было написано черным по белому, под этим имеется подпись румынского правительства — генерала Авереску, председателя румынского совета министров. А теперь эти самые господа приходят и говорят нам: «Бессарабия всегда была нашей. Мы никогда от Бессарабии не отказывались. Наши суверенные права на Бессарабию имеют за собой столетия. Бессарабское население за нас, этнография и история Бессарабии за нас».

Но ведь вы это знали все, когда подписывали договор в марте 1918 года *), и все-таки подписали его! Что это значит?

*) Договор подписан советской стороной в Одессе 5-го марта нов. ст. 1918 г. (X. Раковским, В. Юдовским, А. Воровским и др.) отвезен в Яссы посредником в переговорах английским полковником Бойлем, подписал ген. Авереску «9-го марта и для скороста привезен обратно и Одессу с этой подписью тем же английским полковником Бойлем на аэроплане. В. Д.

Это означает, что фактически Румыния не считала Бессарабию частью своей »территории, что в Бессарабии желания перейти к Румынии не было. Исключая отдельные маленькие националистические группы, и исключая давний протест румынских социал-демократов против царской националистической политики в Бессарабии, — в самой Румынии о Бессарабии не говорили. Этот протест румынское правительство теперь хочет обратить против румынской социал-демократии старой формации, в частности и лично против меня. Но об этом следует поговорить особо *).

*) Подробнее на этом частном вопросе останавливается тов. Раковский в подготовленной им к печати полемической брошюре, направленной против румынских дипломатов Титулеско и Лаховари, усиленно цитирующих его старые статьи. Выдержки из этой брошюры опубликованы в № 47 «Известий ЦИК СССР». Позже брошюра вышла в издании Литиздата НКИД под названием «Румыния и Бессарабия». Тов. Раковский устанавливает полную несостоятельность ссылок румынских полемистов на его книгу, вьшедшую в 1898 г. и направленную против царской политики на Востоке, а также на статьи его в 1912 году в связи с официальными царскими празднествами и по случаю столетия присоединения Бессарабии к России. В этих статьях он протестовал против порабощения Бессарабии Россией, выдвигал идею оседания республиканско-демократической федерации народов Балкан и Дуная, заявлял, что ждет освобождения Бессарабии от русской революции. Но вместе с тем он тут же говорил и о другом условии освобождения балканских народов от гнета, о низвержении самой румынской олигархии, за которой он и в речах 1912 года отрицал даже малейшее моральное право говорить об освобождения бессарабского населения от царского гнета. В речи, приведенной в «Румыния Мунчиторе» («Румынский рабочий») от 20 мая 1912 года он так и говорит, что освобождение Бессарабии возможно лишь при победе рабочего класса не только в России, но и в Румынии. Дико и нелепо делать отсюда вывод, будто освободившаяся от царского гнета Бессарабия должна попасть в лапы еще не свергнутой румынской помещичьей власти. Попытка использовать статьи и речи Раковского для малейшего оправдания румынской оккупации Бессарабии — попытка с совершенно негодными средствами. В. Д.

Так вот, исключал эти протесты, на которых румынский министрам меньше всего следовало бы спекулировать, само румынское правительство, румынское общественное мнение, румынские партии никогда открыто не ставили вопрос о Бессарабии, как актуальный вопрос, близко касающийся Румынии, вопрос, где идет речь о жизни и смерти страны *). Наоборот, в 1918 г. в Одессе между представительством Советского правительства и правительством Румынии, во главе с генералом Авереску был заключен: договор, в силу которого допускалось лишь временное занятие Бессарабии румынскими войсками, сроком приблизительно на 2 месяца.

*) Это не исключает, разумеется, тайных намерений правящей Румынии и вожделений — при случае захватить такой лакомый кусок, как Бессарабия. Об этом она в свое время уговаривалась со своими немецкими союзниками. Пыталась ока поставить вопрос о Бессарабии и в начале своих переговоров с Антантой о вступлении в войну на её стороне и против Германии. Но важно, что во всех этих случаях речь шла даже не о всей Бессарабии, а только о части её (именно южной), и вопрос о ней отнюдь не ставился, как о коренной проблеме Румынии. А ставился так: удастся — сцапаем, нет — не надо. В. Д.

В этом договоре мы имеем доказательство, которое представило само румынское правительство, и неудивительно, если оно не хочет, чтобы ему напоминали об этом договоре. В 1918 г. оно даже отрицало существование этого договора. Характерно, что они отрицали это через агентство Вольфа, ибо окончание комедии присоединения Бессарабии к Румынии произошло в то время, когда в Румынии восторжествовала германская политика. Вообще же правящая Румыния всегда старалась застраховаться с разных сторон.

Когда румыны должны были отступить из Бухареста, то в Бухаресте они оставили германофилов, а в Яссы отправили франкофилов. Это имело целью при любом исходе войны — победит ли Антанта или срединные державы — обеспечить Румынии возможность выйти из войны без потери территории, а в случае удобных обстоятельств — и с приобретением таковой. Когда им казалось в 1918 году, что возможна победа срединных держав, они поспешили заключить мир с ними, хотя им и предлагали продолжать воевать. Ссылки их в этом случае на невозможность продолжать войну по нашей вине, собственно, неосновательны. В том договоре, в марте 1918 г., о котором я говорю, мы представляли румынскому правительству продовольствие для его армии, и было оговорено, что в случае, если румынская армия принуждена будет отступить — советская территория открыта ей, а в случае необходимости в дальнейшем общих военных действий румынских и советских, мы обсудим вопрос о создании общего фронта и высшего военного командования. Таким образом, румынам давали возможность продолжать воевать, но они предпочли заключить мир и использовать германскую дружбу с ними.

И вот, в этот период, пользуясь германским аппаратом, информацией и агентством Вольфа, они объявили по всему миру, что румыно-советского договора об очищении Бессарабии в 2-хмесячный срок вообще никогда не было.

Несколько недель спустя, однако, в парламенте румынский министр иностранных дел Арион резко выступил против Авереску, который уже тогда был в оппозиции, и стал горько упрекать Авереску за подписание этого «несуществующего» договора. Теперь, конечно, они снова стараются обойти его молчанием. Они но хотят ого обсуждать, потому, что он ставит их ц весьма невыгодное положение. Они просят теперь, чтобы Италия и Япония ратифицировали конвенцию, заключенную в 1920 году в Париже *). Румыния говорит, обращаясь к этим государствам: «Помните, что вы дали торжественную подпись. Несовместимо с достоинством государства, чтобы оно отказывалось от своей подписи». Об этом говорится, несмотря на то, что подпись Италии и Японии касается страны, к которой они не имели никакого отношения потому, что Бессарабия не являлась ни французской, ни японской, ни английской, никакой войны у этих государств с ней не было и, таким образом, она не могла быть и военной добычей, и вообще они с таким же основанием могли бы давать свои подписи относительно земель на Марсе. Все же румынские министры с упреком напоминают итальянцам, что они-де дали свою «торжественную подпись». А вы-то, румынские дипломаты, вы не давали вашей подписи? Ваша подпись не торжественная, когда вы её давали в 1918 г.?!

*) Парижский «протокол» от 28 октября 1920 года.

Так обстоит дело с договорами. Их торжественно нужно признавать, когда речь идет об их применении против Советской России, но когда Советская Республика напоминает о таких же договорах — тогда эти господа, страшно уважающие международное право, начинают говорить настоящими бреднями.

«Конвенция» 1920 года и валашские дипломаты

У румын был один расчет, и этот расчет указан в речи Ариона, когда он критиковал Авереску за подписание договора с нами. Он говорит:

«Авереску боится России, и поэтому он и подписал договор о возвращении Бессарабии, а я заявляю, что Россия больше не возродится».

Пожалуй, Арион прав, если говорит про старую царскую Россию. Но они думали, что и весь Союз десятков народов, прошедших через революцию, никогда не возродится, что он будет еще десятки лет находиться в гражданской войне и разрухе и не будет в состоянии отстаивать свои права. А тогда и румыны смогут продолжать свое мародерство, даже может быть и по ту сторону Днестра. Вот какие выгоды им представлялись.

Итак, они ссылаются на конвенцию 28 октября 1920 г., подписанную в Париже, где союзники согласились признать за румынами Бессарабию. Это есть второй титул (законное основание) владения румынским правительством Бессарабией. Первый титул владения — это постановление пресловутого «Сфатул-Церий». Что же собой представляет этот второй титул владения? Второй титул владения — это конвенция 1920 г. с торжественными подписями. Говорить об этой конвенции подробно я не буду, не буду её цитировать, а только напомню о трех её пунктах:

1-ый пункт. В этой конвенции сказано, что ввиду выражения воли населения Бессарабии, союзники признают Бессарабию нераздельной частью Румынии.

2-ой пункт гласит, что для определения границ между Румынией и Россией будет назначена трехчленная комиссия из одного представителя Румынии, другого представителя от подписавших эту конвенцию государств и третьего представителя России, назначенного… Лигой Наций.

3-й пункт конвенции вступает в силу лишь тогда, когда конвенция будет ратифицирована (утверждена) парламентами всех подписавших её государств.

Разберемся в 1-м пункте — о волеизъявлении населения. Где союзные дипломаты видели это волеизъявление? Отправляли ли они в Бессарабию следственную комиссию, чтобы опросить население *), выяснили ли они, каким образом «Сфатул-Церий» решил этот вопрос? Имел ли даже право «Сфатул-Церий» заниматься вопросом о присоединении Бессарабии? Дальше, знали ли господа союзники, что про возглашение добровольного присоединения в момент, когда румынская военная и гражданская администрация занимала Бессарабию, когда над городом летали аэропланы, а здания были окружены пулеметами, — что это есть величайшее издевательство над волей населения? Нет, они этого не знали, откуда им было знать. Значит, они поверили румынам. Но ведь если принимается решение такого характера на основании одного только доверия к голословным утверждениям заинтересованного правительства, то это есть проявление самого величайшего легкомыслия и легковерия, в особенности же, когда идет речь о доверии к самому лживому правительству в мире — к румынскому.

*) Правда, в телеграмме от 29 января 1918 года посол Италии в Румынии — Фасчиотти предписывал итальянскому консулу в Одессе передать Румчероду от имени союзных министров между прочим следующее:

«Что касается событий на территории Бессарабии (то-есть вступления румынских войск в Бессарабию), то выехала комиссия-микст (т.-е. смешанная комиссия), которой поручено исследовать события и установить соглашение со «Сфатул-Церий» но вопросу о взаимоотношениях».

Но, во-первых, о деятельности этой комиссии и её результатах ничего не известно. Во-вторых, это скорее одна из форм соучастия союзников в совершенном над Бессарабией насилии, нежели попытка беспристрастного расследования. В-третьих, это было задолго до совершения тех формальных «актов» и «деклараций», на которые ссылаются румынские оккупанты в обоснование своих прав, и которым верят (или верили) державы при подписании Парижского протокола. Таким образом эта комиссия — не в счет. В. Д.

Когда-то говорили о генерале, графе Игнатьеве, который был русским послом в Константинополе во второй половине прошлого столетия, что, это самый великий лгун. Его в Турции даже так и называли: «Лгун-Паша». Турецкий визирь говорил: «Когда кто-нибудь лжет, то правдой можно считать всегда обратное, а когда врет генерал Игнатьев, то абсолютно ничего не поймешь». О румынском правительстве можно то же сказать. Оно так изолгалось, что его ложь не поддается никакому учету.

И мы можем сказать союзникам: ваша конвенция 1920 г. вообще возмутительный акт, потому что это не ваше дело заниматься вопросами о Бессарабии, Бессарабия не ваша. Но, независимо от этого, конвенция 1920 г. основана на наглой лжи.

Дальше. Союзники предполагали, что ратификация конвенции и определение границ этой самой знаменитой 3-х членной комиссией произойдет очень скоро, т.е. тогда, когда нас не будет на свете, как юридически признанного государства. (Мы на свете существовали и давали себя чувствовать, по юридически нас не признавали еще). Тогда они полагали: мы проведем через парламент, сообщим Лиге Наций и наметим в её лице представителя-опекуна, который рассмотрит границы, внесет те или иные пункты, и Румыния будет иметь купчую крепость.

Но теперь и румыны, и союзные дипломаты опоздали. Разве можно назначать теперь 3-хчленную комиссию, где мы будем представлены в лице опекуна, назначенного Лигой Наций?! Нет, господа дипломаты, теперь вы не сможете нагло бросить вызов 130 миллионной державе, которая еще дрожит от своих революционных успехов. Валашские дипломаты *) и представители Лиги Наций не явятся для определения наших границ. Конвенция теперь — это только пустой клочок бумаги.

*) Так называют румынских политиков. Валахия — одна из основных областей «старой Румынии», — бывшее княжество.

Она не может быть выполнена еще и потому, что 3-ий существенный пункт гласит: конвенция вступает в силу лишь тогда, когда она будет вторично подписана ,(т.-е., как выражаются дипломаты «ратифицировать») всеми государствами, её первоначально подписавшими.

Два государства конвенцию не ратифицировали — Италия и Япония. До нашего признания со стороны этих держав ратификация конвенции еще не была исключена, но теперь после нашего признания Италией и Японией, немыслимо, чтобы они ратифицировали конвенцию, которая касается юридически принадлежащей нам территории. Наши, права вытекают, ведь, из общей солидарности с рабочими и крестьянами.

Подписание Италией и Японией конвенции, где распоряжаются нашей территорией — несовместимо ни с какими, ни дружескими, ни добрососедскими, ни с самыми простыми дипломатическими отношениями. Англия и Франция ратифицировали, подписали Парижский протокол, но это было до признания ими Советского правительства, а не после*).

*) Англия сделала это при правительстве Керзона, а Франция — при Пуанкаре. Ратификацию Парижского протокола французским парламентом Пуанкаре провел в марте 1924 г., накануне Венской советско-румынской конференции. Это было демонстративным шагом, который должен был подбодрить румын на предстоявшей Венской конференция и обеспечить упорную их неуступчивость и непримиримость. Пуанкаре своего достиг. По его указке румынская делегация в Вене отвергла требование плебисцита в Бессарабии, и конференция была сорвана. В. Д.

Дипломатические отношения вменяют определенные обязанности, и мы такого недружелюбия не потерпим. Признание внесло совершенно новую юридическую сторону во весь этот вопрос. И с этой стороны Парижская конвенция, с начала до конца основанная на лжи и и заключающая в себе непримиримые противоречия, снова оказывается ничем иным, как пустой бумажкой.

Румынские помещики и капиталисты чувствуют, что их положение в вопросе о Бессарабии чрезвычайно шатко. О «Сфатул-Церий» им говорить уже не приходится, союзники знают, что такое знаменитый и пресловутый «Сфатул-Церий» *) и могут в любой момент сказать румынам: «Вы нас надули!» Конвенция же для иностранных государств неубедительна, потому что иностранные правительства знают всю её историю. Я не буду о ней здесь говорить. Напомню только, что в течение двух лет — 1919 и 1920 гг., союзники отказывались, несмотря на все требования Румынии, от ратификации и предлагали признать за Румынией только «румынскую часть» Бессарабии. Иначе говоря, они тогда сами признали, что по национальному составу населения Бессарабия отнюдь не является чем-то однородным **).

*) В свое время т. Раковский представил английскому и другим» правительствам фотографию протеста видных депутатов «Сфатул-Церий» против возмутительного издевательства, когда 40 депутатов (из 102) решили против воли населения судьбу края. Правда, теперь некоторые из подписавших этот протест, являются членами румынского парламента и занимают в официальной Румынии видные посты. Но от своих тогдашних подписей, изобличавших наглость и лживость румынских агентов и румынского правительства, им не удастся отказаться, даже если бы они этого и захотели. Документы-то — в советских руках! Фотографии с документов были в свое время опубликованы. В. Д.

**) И действительно, население Бессарабии состоит почти из полутора десятка народностей, а молдаване составляли в 1917—18 г. лишь 47% населения, то есть меньше половины.

Тяжелая артиллерия: этнография, филология и т.д.

Что тогда оставалось правящей Румынии? Ей оставалось прибегнуть к ряду других ложных утверждений, и тут у них появляется тяжелая артиллерия: этнография, история, потом филология.

Речь идет о живых людях, у которых есть язык, у которых есть сознание, у которых есть сердце, которые могут сказать, чего они хотят. Но когда нужно определить, что думает бессарабское население, Румыния нам отвечает аргументами из… кабинетов своих профессоров.

Вокруг этого вопроса развернулся большой спор. Перед советским слушателем, перед советским читателем я не буду развертывать всего этого спора. Мне в силу моего служебного положения приходилось участвовать в нем, отвечать на доводы противников, но вы сами знаете, как абсолютно ничтожно значение всего этого спора. В сущности, он никакого значения не имеет.

Есть ли в Бессарабии 75% молдаван или их имеется 80% или 100% — это для нас не имеет значения, потому что мы исходим не из того, к какой национальности принадлежат жители Бессарабии, а из того, чего они хотят, из того, что отвечает их интересам. Мы исходим не из статистики, а из воли населения. И мы имеем все основания думать, что никто из жителей Бессарабии но хочет принадлежать помещичьей Румынии.

Половина населения Бессарабии говорит на молдавском языке. Допустим, что молдавский язык — это то же, что и румынский язык, но разве это создаст для румынского правительства какое-нибудь право? Швейцария состоит из кантонов (округов) французских и немецких. В немецких — население говорит на немецком, в французских — на французском. Но из этого не следует, и никому в голову не приходило до сих пор, что Швейцария, или часть Швейцарии должна быть присоединена к Германии.

Я понимаю так называемые этнографические и филологические факторы в том отношении, что они создают, как говорят, презумпцию, т.е. предположение, догадку. Иначе говоря, исходя из таких аргументов (доказательств), нужно предполагать возможность, что так как молдаване говорят по-румынски *), то они хотели объединиться с румынами по ту сторону Прута, если это их, конечно, во всех отношениях устраивает. Но это есть только предположение и нужно же, чтобы такое предположение могло быть удостоверено! Почему же правящая Румыния так боится проверки, если она уверена в чувствах бессарабского населения?!

*) Хотя на самом деле и язык бессарабских молдаван — молдавский — значительно отличается от румынского языка.

Почему Румыния не хочет плебисцита? И почему мы должны отказаться от плебисцита, когда союзники даже по отношению к побежденной Германии должны были признать этот принцип? Например, Верхняя Силезия, Эльзас-Лотарингия, они перешли к Польше и к Франции на основах плебисцита и т.д.

Чем же мы хуже германских империалистов, которые сражались против союзников? Мы представляем тех самых рабочих и крестьян Бессарабии, Украины, России, которые за годы империалистической войны сложили 3 миллиона своих голов для того, чтобы спасти французов, англичан, и мы должны отказаться от того, что эти господа признали за немцами, с которыми они сражались и которых они победили? Невозможно. Как это можно допустить, что народ, отвоевавший с такими жертвами свою собственную свободу, должен стоять на коленях перед румынскими помещиками?!

Я повторяю: если Румыния уверена в чувствах населения, она должна опросить это население. Они говорят — теперь у нас всеобщее избирательное право, земельные реформы. Тем лучше. Бессарабский народ, значит, успел за последнее время насладиться благами румынской цивилизации, ознакомился с её цивилизованными человеческими приемами, с её честностью, с её неисчерпаемой добротой. Тем лучше. Почему же тогда не согласиться на плебисцит?! Когда Румыния еще не занимала Бессарабии, она могла говорить: «Откуда бессарабцы, молдаване знают, что представляют румынские помещики? Теперь Румыния самая свободная страна, а бессарабцы знают, что такое революция, но не знают что такое Румыния, они помнят старую Румынию и не знают новую». По таким мотивам можно, было семь лет назад увиливать от плебисцита, но теперь, — эта «Новая Румыния» 7 лет там хозяйничает, — почему же она все еще боится плебисцита?

Почему они боятся плебисцита?

Я здесь говорю не только для нас. Мы на этот вопрос не нуждаемся в ответе, для нас дело ясно. Но так как возможно, что мои слова будут известны и другим — я должен напомнить, почему румыны не хотят плебисцита. Потому что, как еще в 1918 г. заявил один из виднейших румынофилов и членов «Сфатул-Церий:» — Александри, румынская оккупация за полгода сделала гораздо больше для руссификации Бессарабии, чем русское правительство за сто лет *). Здесь слово руссификация нужно понимать относительно, т.е. в смысле симпатий к России.

*) Н. Н. Александри — старейший депутат «Сфатул-Церий», бывший толстовец, один из немногих единичных людей, которых в свое время в Бессарабии считали, в виде исключения, бескорыстными румынофилами, в отличие от своры Инкульцов, Халипп, Ерханов и прочих платных румынских агентов. Он был председателем «Лига Попорулуй», т.е. «Народной Лиги». Цитируемые слова произнесены им летом 1918 г. в Кишиневе в речи на открытом соединенном собрании этой «Лиги» и «царанисткой» партии, т.е. крестьянской. Последняя возглавлялась такими радетелями крестьян, как Халиппа и компания, и попросту спекулировала своим крестьянским именем. И вот в этой компании сильно разочарованный оккупационной действительностью, мечтатель румынофил Александри рискнул высказать горькую истину о настроении всей Бессарабии, подкрепив своя заявления рядом убедительных фактов. Теперь, впрочем, Александри, как будто уже примирился с оккупантами, по крайней мере, он, — сенатор румынского короля… но, сказанных правдивых слов не вернешь! В. Д.

Другой известный бессарабский патриот — Василий Строеско в течение десятка лет одиноко протестовал против того, что Румыния о Бессарабии не хочет знать. Это было до оккупации. А теперь тот же самый Строеско в румынском парламенте говорит, что положение, которое создалось в Бессарабии теперь, в миллион раз хуже, чем то, которое было при царском правительстве. «И те, — продолжает он, — которые боролись за присоединение к Румынии Бессарабии, должны сожалеть о том, что вели такую борьбу». Его прогнали с трибуны. В печати появилась его речь в кратком изложении с обогнанном, что потом будет дан полный текст. Но полный текст не появился. По крайней мере, его не было в официальных органах. Но напрасно думали румыны, что, скрывая речь Строеско, они скроют тот факт, что Румыния в Бессарабии держится только самым беспощадным террором, грабежами, насилиями, обманом и расстрелами!

Трудящиеся Бессарабии не раз самым явным образом выражали свой протест, начиная с момента оккупации, продолжая выступлениями 1919 г., когда весь Хотинский и часть Сорокского уездов восстали, как один человек, чтобы свергнуть иго румынских помещиков. Еще с 1918 г. началась борьба против оккупантов, борьба кровавая, с величайшими жертвами, борьба, которая кончалась нередко избиениями из-за угла арестованных. Самое появление оккупантов — крестьяне Бессарабии, в том числе и молдавские крестьяне, встретили сопротивлением с оружием в руках. Эта борьба продолжалась в прошлом году (1924 г.) восстанием в южной Бессарабии. Это восстание было чрезвычайно серьезно, оно охватило целые районы. Объяснить это восстание влиянием извне — было бы смешно, ибо с отрядом в 80 человек не сражаются так, как сражались румыны, двинувшие 9 полков; не уничтожают артиллерией целые деревни, не расстреливают сотни и сотни крестьян *).

*) Восстание проходило в августе и сентябре 1924 г. в Измаильском уезде. Центр восстания — село Татарбунары. Восстание охватило ряд волостей, вплоть до Вилково. В этих районах была провозглашена Советская власть. При подавлении восстания румынскими войсками убито свыше 1.000 человек, сожжен ряд деревень, совершено множество зверских преступлений. Затем, сотни крестьян были схвачены, и после многих месяцев терзаний в застежках и тюрьмах 500 человек преданы военному суду в Кишиневе. Процесс этот известен под именем «Татарбунарского». Подробно о нем — в брошюре В. Дембо и С. Тимова «Восстания бессарабских крестьян против румынских помещиков». (Изд. «Московский Рабочий», 1925 г. и в брошюре А. Бадулеску «Восстание в Тагарбунаре» издание ЦК МОПР). Процесс длился более трех месяцев, привлек к себе внимание всей Европы и способствовал разоблачению преступности румынских оккупантов. В. Д.

Это восстание является новым доказательством, что все бессарабские народы, не исключая молдован, болгар, турок и т.д. — утверждали и будут утверждать, что ничего общего между ними и румынскими помещиками нет.

Если бы нам нужно было представить материалы о том, что творится в Бессарабии, и если бы мы собрали только те отрывочные случайные сообщения, которые печатаются в газетах румынской печати, в печати, которая скрывает все существенное, то и таким путем мы могли бы собрать целые горы обвинительных материалов о вопиющих преступлениях оккупантов. Это что-то неслыханное, беспощадное, что-то, что напоминает завоевания и аннексии не в буржуазной Европе, а напоминает завоевания, которые делались в Африке, и жертвами которых были дикари. Вот что представляет собой румынское управление Бессарабией.

Румынских свидетельств, впрочем, я не буду приводить, но вот курьезный факт. Большая лондонская газета «Таймс» послала прошлой осенью в Прибалтийские страны, а также в Бессарабию своего корреспондента — Стефена Грехема. Этот корреспондент посвятил Бессарабии 3 статьи, напечатанные в «Таймсе» в октябре 1924 г. Грехем был послан для того, чтобы оказать румынам моральную поддержку, исходя из той лживой предпосылки, что румыны, овладев Бессарабией, — создают барьер для защиты европейской цивилизации. Что же получилось? Поехав в Бессарабию для того, чтобы восхвалять румын, этот корреспондент, оказавшись на этот раз честным журналистом, ставившим свой профессиональный долг выше политических предубеждений, написал 3 корреспонденции, которые являются самыми убедительными обвинительными актами против румынского правительства.

Он начинает свои корреспонденции рассказом о встрече с каким-то румынским журналистом. Когда я, — пишет он, — приехал в Бессарабию, ко мне явился корреспондент одной румынской газеты (очевидно, из газеты «Лупта» или еще какой-нибудь распространенной газеты). Этот корреспондент спросил меня, каково мое мнение о Бессарабии. Я ему ответил, а на следующий день в газете я прочел совершенно обратное тому, что я высказал. Он мне приписал, будто бы я говорил, что Бессарабия — это цветущий сад, все довольны существующим порядком, и что я, будто бы, возмущался тем фактом/что в Бессарабии так мало говорят по-румынски, тогда как русский язык очень распространен. Одним словом — это было, самое наглое вранье. Английский корреспондент был очень возмущен, но потом он сообразил: я вырежу эту корреспонденцию из газеты и возьму её как дополнительный паспорт. Когда я буду перед румынскими властями, то я им скажу: «я так не говорил, но так говорят обо мне ваши газеты».

Вот с чего начинает английский корреспондент описание своих путешествий. Я не буду передавать содержание всех корреспонденции. Напомню только, что в капиталистическом мире «Таймс» считается самой авторитетной газетой *). Это орган Сити, самая крупная капиталистическая газета, орган английской биржи. И вот в этой газете рассказаны Грехемом, между прочим, и следующие два маленьких штриха из последних «дней его пребывания в Аккермане, который теперь называется у румын Четате-Альба. По городу расклеено объявление о кинофильме «Тарас Бульба», но его не показывают, — запрещен цензурой. Разговаривал он с румынским полковником.

«Здесь, — говорит ему полковник, — разве Румыния? Это, не Румыния — это Марокко. Румынское Марокко, — говорит, — мне надоело, я надеюсь, что меня, наконец, отсюда переведут в другое место».

*) Полный перевод корреспонденции Грехема (или Грейэма), из «Таймса» воспроизведен в журнале «Новый Мир» (Москва) за 1925 г. № 5 май).

Вот румынский офицер, который дает характеристику отношения Румынии к Бессарабии, румынский офицер, который приклеивает к Бессарабии, может быть самый подходящий эпитет. Если румыны трактуют Бессарабию как Марокко, — очевидно, они её не считают своей, считают, что можно им там удержаться только при помощи грубой силы, но это, конечно, оружие обоюдоострое.

Жертвы собственной хитрости

Впрочем, не только грубая сила. Дипломатические ухищрения тоже иногда обоюдоострые. Румынские дипломаты очень хитры, но очень часто они же оказываются жертвой своей хитрости.

Известно, что мы хотели бы найти общий язык с Румынией, чтобы мы с ними как-нибудь сговорились, Румыны отказывались, потому что в 1919—20 гг., когда начинались какие-нибудь разговоры с ними, они сейчас же оглядывались на Францию. А им оттуда говорили: недопустимо, чтобы Румыния признала Советскую власть, тогда как мы, французы, ведем против Советской Республики войну, поддерживаем Врангеля. Таким образом, Румыния продавала свое сотрудничество французам. Что же оказалось? В 1919, в 1920, 1921 г.г., в то время, когда мы были окружены со всех сторон врагами, Румыния могла бы на признании нас заработать политически, если бы сказала: «Вот я признаю Советскую власть. Франция, Англия, Италия её не признают, а я признала». Она могла бы создать известную обстановку. Этот момент валашские дипломаты проворонили. А теперь, после признания Англией, Италией, Францией, Японией, — какой для нас соблазн в признании еще и Румынией?! Да никакого! Из государств, нас окружающих, с точки зрения международного положения, Румыния самое слабое, её положение хуже всех и в известном смысле — Румыния в международном отношении изолирована.

Даже польское общественное мнение поймет нашу позицию в бессарабском вопросе, когда увидит, что мы, в сущности, требуем от Румынии вовсе не Бессарабию. Мы не ссылаемся на 100-летнее владение Бессарабией со стороны русского царизма, не ссылаемся и на то, что 500 лет тому назад была власть Стефана Черномора. Исторических прав мы не выдвигаем. Но мы утверждаем, что никто и никогда не мог законно распоряжаться Бессарабией,, помимо воли её населения и помимо России. Поэтому она и сегодня остается, с точки зрения международных законов, советской. Никакое отделение провинции от какого-нибудь государства не может быть легально, законно, если государство, от которого отделена эта провинция, не признает отделения. Немцев победили, по для того, чтобы к французам отошла Эльзас-Лотарингия, чтобы отошла к Дании Шлезвиг-Голштиния, а Познань — к Польше, все-таки немцы, побежденные, разоруженные должны были подписать договор в Версале и согласиться на переход этих провинций, ибо нельзя присваивать чужую вещь, с точки зрения буржуазного права. А ведь мы — мы даже не были побеждены. Как же нас не спросить? Что касается окончательного решения вопроса о Бессарабии, то мы считаем, что решать его должны крестьяне и рабочие Бессарабии, а не министры в Париже, Гааге, Генуе, или Бухаресте. И вот, когда такая точка зрения станет известна Польше, то найдутся ли поляки, которые пойдут сражаться за Румынию?

Чем больше будет упрочиваться наше международное положение, тем более очевидным для всех будет становиться несправедливое отношение капиталистических держав к бессарабскому вопросу. И то, которые подписали Парижскую конвенцию, больше не смогут её защищать. Когда мы объясним общественному мнению Франции, Италии и др. стран, все то, что произошло с Бессарабией, там создастся другое, чем до сих пор, впечатление. До сих пор говорила одна только Румыния, потому что мы были окружены со всех сторон. И только теперь мы можем, наконец, широко осветить бессарабский вопрос.

Советская политика в отношении Румынии и Бессарабии

Какова же советская политика по отношению к Румынии?

Мы свои требования противопоставляли Румынии с первого же момента захвата. Мы протестовали против аннексии Бессарабии. Имеются десятки нот в течение 6—7 лет, начиная с 1918 года, в которых мы повторяем наши лозунги и требования, не отступая от них ни разу. В этом отношении наши права формально соблюдены. Наши права и право бессарабского населения решить свою собственную судьбу тоже не подлежат ни малейшему сомнению.

Но каким образом можно от этих формальных и политических прав Бессарабии и международных прав перейти к делу? Каким образом можно освободить Бессарабию, т.е. помочь в той борьбе, которую ведут бессарабские крестьяне и рабочие за свое освобождение?

Мы имели возможность воевать. В 1920 г. был момент, когда у нас на Украине, после ликвидации Врангеля, находилась полуторамиллионная армия. Тогда стоял очень трудный вопрос о демобилизации, и был большой соблазн послать эту армию на защиту Бессарабии. Ведь, Кишинев и Яссы недалеко. Дорога туда известна. Нет у нас крестьянина, который не понес бы жертв на этой дороге. Если не он сам, то его отец или дед проливали здесь кровь. Десятки и сотни лет русский мужик проливал свою кровь по всем полям Болгарии, Сербии, Румынии и дальше, чтобы освобождать «православных христиан», «братушек» и т.д.

Эти исторические факты и объясняют, отчасти, ту глубокую солидарность, которая существует между крестьянскими массами, народными массами нашего Союза и народными массами Балкан. Правда, царизм преследовал свои империалистические цели. Хотел завоевать Константинополь. Но ведь жертвы нес не царизм, а народ, и теперь он. этот народ, поставил перед собой величайшую задачу— свободного развития своих союзных стран. Эта солидарность гораздо сильнее всякой попытки натравить на нас румынских и бессарабских крестьян.

Так вот, в 1920 и 21 году мог возникнуть соблазн посылки армии в Бессарабию, вместо демобилизации. Почему же мы не поддались этому соблазну? Мы не поддались ему потому, что считаем, что война всегда связана с жертвами, эти жертвы — румынские и русские рабочие и крестьяне. Во-вторых, мы считаем, что борьба за освобождение Бессарабии должна итти, прежде всего, со стороны самих бессарабских рабоче-крестьянских масс. Мы поддерживаем их и мы говорим, что мы всегда готовы их поддержать. Мы им говорим также о своих правах и о правах бессарабских народов. Но если мы сами начнем борьбу, то может создаться впечатление, что мы хотим захватить Бессарабию.

Вопрос об освобождении Бессарабии — есть, прежде всего, вопрос самих крестьян и рабочих Бессарабии. Прежде всего, там, в Бессарабии, среди бессарабских товарищей за Днестром, должен он решиться. Наша же задача заключается в том, чтобы громко говорить о правах бессарабского народа, чтобы сознание этих прав широко охватило всех трудящихся. Только таким путем значение бессарабского вопроса изо-дня в-день будет расти. Только таким путем на него будет обращено внимание не только народных масс нашего Союза, но и народных масс других стран.

Народные массы не очень просвещены в бессарабском вопросе. Хотя после последней Венской конференции *) о бессарабском вопросе много писали и было выпущено много брошюр, но наши рабочие и крестьяне еще очень мало знают о состоянии бессарабского вопроса и его сущности.

*) Венская конференция, советско-румынская, открылась 27 марта 1925 г. Советская делегация на этой конференции возглавлялась тов. Н. Н. Крестинским. Она выдвинула требование плебисцита в Бессарабии. Требование это румынская делегация отвергла, и на этом румыны сорвали конференцию. Несмотря на срыв, конференция явилась большим дипломатическим успехом в советской международной политике. Лозунг плебисцита привлек к себе сочувствие и внимание и в Бессарабии и во всех балканских странах, да и во всей Европе. Румынские захватчики в результате Венской конференции лишены были возможности дальше замалчивать бессарабский вопрос. В. Д.

Ознакомить широкие рабочие и крестьянские массы всей Европы и, прежде всего, Советского Союза — дело крайне важное для успеха борьбы за освобождение Бессарабии. Но это еще далеко не все, что нужно сделать на пути к этому освобождению.

Несмотря на ужасы, избиения, розги и пытки со стороны румынской олигархии, рабоче-крестьянское движение в Бессарабии должно развиваться. Оно развивалось при условиях царского режима, оно должно развиваться и теперь. Теми этого развития будет другой, по движение должно и будет расти. И оно растет там, внутри Бессарабии, как (и во всей Румынии и во всех захваченных ею областях.

Но при оценке этого движения и при определении нашей тактики по отношению к нему нужно считаться еще с тем, что Бессарабский вопрос стал, в известном смысле, уже не только нашим советско-российским вопросом, но и вопросом внутренней жизни Румынии. Так или иначе румыны захватили эту страну. Там и капитал, и центр политической жизни Бессарабии фактически перенесен в Бухарест. Это чрезвычайно важно при установлении вашей тактики.

Борьба бессарабских рабочих и крестьян против румынской олигархии — это есть борьба всех рабочих и крестьян в пределах румынской оккупации, борьба угнетенных национальностей Бессарабии и угнетенных молдаван, с которыми румынское правительство фактически обращается как с одним из меньшинств, как с угнетенной национальностью. Эта борьба тесно связана в пределах румынского владычества с судьбой и борьбой болгар в Добрудже, венгров в Трансильвании, украинцев—в Буковине и т.д.

Не должно быть отрыва от внутренней жизни Румынии. Бессарабские рабочие и крестьяне, которые пережили школу революции; могли бы стать во главе революционного движения в Румынии и но географическому положению своего края и но своему духу, и но политической связи с прошлым и с настоящим русской революции.Только создавая внутри Румынии единый фронт, объединяя дело освобождения Бессарабии с делом румынских рабочих и крестьян, можно устранить всякие ложные и вредные для борьбы за свободу толкования, которые так усердно распространяет националистическая румынская печать.

С румынскими рабочими, с румынскими крестьянами у нас и у вас одно общее дело—борьба за освобождение Бессарабии, которая должна усилить борьбу за освобождение всего румынского трудового народа от тех условий, при которых он живет.

Бессарабия безусловно сбросит с себя иго помещиков. Но для этого нужно бессарабцам по обе стороны Днестра внести в дело борьбы все упорство, всю готовность к жертвам. Всем необходимо революционно осознать, классово осознать сложность и трудность задачи, и тогда у вас будет победа, как она была в нашем общем отечестве против царского режима!