ИИ перевод 56 главы 9 арки "Петра Лейте"
Петра Лейт — обычная деревенская девушка из деревушки Алам, что в королевстве Лугуника.
Она родилась с незаурядной внешностью и врождённой ловкостью, но в остальном ничем примечательным не выделялась. Изначально ей не было суждено стать участницей событий, что войдут в историю. Вероятнее всего, она бы прожила всю жизнь простой крестьянкой, лишь мечтая о переезде в столицу.
Поэтому нынешнее положение Петры, сошедшей с «изначального» пути и оказавшейся втянутой в череду эпохальных катаклизмов, — это результат стороннего вмешательства, исказившего её судьбу.
И сама Петра осознавала это искажение.
«Изначально» Петра была несносной девчонкой, которая кичилась своей красотой и наивно полагала, что может вертеть как взрослыми, так и детьми. Скорее всего, эта «изначальная» Петра так и не избавилась бы от своего заблуждения, прожив жизнь своенравной правительницы своего маленького мирка.
Не то чтобы это была плохая жизнь. Наверное, по-своему она была бы весёлой и счастливой.
Вот только нынешняя Петра, сошедшая с «изначального» пути, со своими новыми ценностями уже не могла считать такую жизнь счастьем.
— Ведь там не будет никого из тех, кого я люблю сейчас, верно?
Там не будет Субару. Не будет Фредерики. Не будет Эмилии. Не будет Беатрис. Не будет Мейли. Не будет Рам. Не будет Рем. Не будет Рьюзу. Не будет Аннерозы. Не будет Гарфиэля. Не будет Отто. Не будет Клинда. И Розвааля… ладно, он не в первую очередь. Но всех их не будет.
— От одной мысли об этом становится жутко.
Если «изначальная» я так и не встретила дорогих мне людей, а та я, что стоит здесь, — это результат некоего столкновения судеб, то я по-настоящему рада, что сошла с того пути.
В результате этого схода с «изначального» пути мне пришлось пережить боль и страдания, горе и печаль, столкнуться со смертью и испытать такое, что сама смерть показалась бы избавлением.
Но то, что я получила, то, что смогла обрести, — несравнимо больше всех перенесённых невзгод.
Поэтому Петра Лейт может сказать от всего сердца:
— Если бы мне дали прожить жизнь заново много-много раз, я бы всё равно снова сошла с «изначального» пути.
И я бы раз за разом встречала тебя, чтобы сказать вот что.
Сказать, потому что тот человек, которому знакомы твои страдания, с такой болью и тоской смотрит на звёзды.
— Боже, Будда, Владыка Од Лагуна. Я клянусь, что до конца своих дней никого не буду провожать в путь.
Она с силой выдохнула, оттолкнулась ногами от твёрдой скалы и сорвалась с места, не разбирая дороги.
Исправив стойку, наклонившись вперёд, она взяла идеальный, на её собственный восхищённый взгляд, старт и побежала так быстро, как никогда в жизни. Бежала, бежала, бежала, бежала.
Она бежала, оглушённая гулким стуком крови в ушах, чувствуя, как бешено колотящееся сердце сотрясает грудную клетку изнутри, оставляя позади собственное сбившееся дыхание.
В тот миг, когда холодный приговор коснулся её спины, мир перед глазами перевернулся.
Она и сама не заметила, как остановилась, прервав свой самый быстрый в жизни забег, и теперь растерянно застыла на скалистой земле. Перед ней расстилался знакомый пейзаж, к которому она только что стояла спиной. А посреди него мужчина в стальном шлеме произнёс:
— …Расширение территории: переопределение матрицы.
Это был сигнал. Знак того, что мужчина, скрывавший лицо под чёрным шлемом, используя своё Полномочие, начал претворять в жизнь какой-то замысел.
Этот миг начался с его объявления, и прямо на её глазах её товарищи, не ведающие о его замысле, издали яростный, сотрясающий воздух клич.
Боевой клич отважной девушки поднял боевой дух отряда до предела, и он взорвался. На гребне этой волны они все как один ринулись на человека в шлеме. Но… нет.
Исход был предрешён. Их протянутым рукам ни за что не коснуться врага.
Словно оборвавшиеся нити марионеток, тридцать семь человек один за другим рухнули на землю.
Со стороны казалось, будто они упали одновременно, но она, внимательно наблюдавшая за падением каждого, уже знала, что на самом деле они падали в строгой, хоть и едва уловимой последовательности. Впрочем, между падением первого и последнего, тридцать седьмого, прошло не более двух секунд.
Вклиниться в этот ничтожный промежуток времени было невозможно. Эта попытка окончилась ничем.
«Не совсем ничем. Понять, что этот способ не работает, — это уже не „ничем“».
Этот сухой комментарий прозвучал прямо в её барабанных перепонках. Или нет, не в них. Этот голос не был вибрацией воздуха, а значит, вибрировали не перепонки.
Если не они, то что же тогда вибрировало?
Сердце… Да, точно. Именно так. Она слышит, потому что вибрирует её сердце.
Значит, её сердце всё ещё способно трепетать. И доказательством тому было его присутствие.
Его губы произнесли её имя — Петра, — и она с облегчением выдохнула.
Верно. Я — Петра Лейт. Я ещё не утратила себя, я всё ещё здесь.
А раз так, поэтому, следовательно, а значит, так тому и быть.
Петра Лейт должна продолжить это паломничество по аду.
— Боже, Будда, Владыка Од Лагуна. Я клянусь, что до конца своих дней не приму ничьей милостыни.
— …Расширение территории: переопределение матрицы.
Миг, что начинается с одного объявления и заканчивается другим.
Сколько времени прошло с тех пор, как Петра оказалась заперта в этой петле, длящейся меньше минуты?
«…А, ну да. Ни секунды не прошло».
Возразив собственному шёпоту в душе, Петра выдавила сиплый смешок.
Даже ей самой её слова показались до ужаса циничными, полными самобичевания и презрения к миру. Она сама удивилась, что способна издавать такие тёмные, искажённые чувствами звуки.
Но это не была ошибка, и она не ослышалась.
— …нет ничьих голосов, кроме моего, их, того мужчины и голоса Субару.
Петра плюхнулась на землю и, обхватив колени руками, упёрлась в них лбом.
Перед её глазами в очередной раз разворачивалась одна и та же сцена: отряд из тридцати семи человек бросается на одинокого мужчину в шлеме и беззвучно терпит поражение.
Это просто безумие. Почему они не понимают?
— Они что, все тут совсем глупые? Почему, ну почему, зная, что их одолеют, они без малейшей выдумки просто несутся вперёд?..
Вот, опять. Один за другим они падают на землю.
Это уже стало привычным зрелищем, более нелепым, чем злодеи из утреннего шоу про героев, которых она бесконечно смотрела по телевизору.
Снова, и снова, и снова, снова, снова, и снова, снова, снова, снова, снова, снова, и снова, снова, снова, снова, снова, снова, снова, снова, снова, и снова, снова, снова, снова, снова, снова, снова, снова, снова, и снова, снова, снова, снова…
Среди них ведь должны быть и умные люди. Почему, ну почему нет никакой изобретательности? Их побеждают раз за разом, так почему они не пробуют другой способ?
Она знала. У них нет осознания того, что их побеждают снова и снова. Они не знают, что уже проигрывали бесчисленное количество раз, и не подозревают, что им предстоит проиграть ещё столько же.
Раз они не ведают будущего, то неудивительно, что их поглощает предрешённый исход. Это всё лишь срыв злости. Несправедливо. Абсурдно. Она понимала. Понимала, но…
— Но вы же все взрослые, сделайте уже что-нибудь!..
Она снова и снова билась лбом о согнутые колени.
Больно. Не больно. Больно. Не больно. Больно. Не больно. Больно. Не больно. Больно. Больно.
— ААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААА «…Плей-бол» АААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААА
ААААААААААААААААААААААААААА «…Расширение территории: переопределение матрицы» АААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААА
Она сумела закричать и в конце, и в начале петли. И что с того?
От её внезапного вопля поведение товарищей, собиравшихся атаковать человека в шлеме, изменилось. Они посмотрели в её сторону, и их лица исказились при виде Петры, которая рвала на себе волосы и кричала.
— Эй, ты чего?!
— Петра! Что с тобой, что он с тобой сделал?!
— Назад, Петра! Ты наш ключ к победе, наш с Рам!
На неё посыпались возгласы. Обеспокоенные её странным поведением, все они своими свежими, незамутнёнными голосами пытались поддержать её.
Я рада. Спасибо. Я всех вас очень люблю. Правда. Очень. Но не надо.
— …Я ведь всё знаю, понимаете?
Я знаю, какими словами вы меня утешите, если я вот так сорвусь.
Знаю, что вы будете ломать головы, если я отчаянно попытаюсь объяснить вам про петлю.
Знаю, что вы выслушаете моё предложение разбежаться в разные стороны, используя мою «компрессию».
Знаю. Всё знаю. Видела, слышала, говорила, объясняла, передавала, советовалась, думала, мучилась, бросала вызов, пробовала, сдавалась, поднималась, и снова сдавалась.
— Скажите что-нибудь другое. Покажите что-нибудь другое. Будьте другими. Отличайтесь от того, что было только что, что было раньше, что будет потом, в этот раз, сделайте что-нибудь другое!..
Все ошеломлённо смотрели на Петру, чьё лицо исказилось от слёз, голос сорвался до непристойного хрипа, а ногти скребли землю до крови. Но они тут же определили причину и, обратив свой гнев на человека в шлеме, оскалились.
— Петра, вставай. Рам подаст тебе руку.
Один человек отделился от группы, рванувшейся к врагу, и протянул Петре руку.
Так нежно. Даже в такой ситуации, несмотря на суровый голос и выражение лица, её прикосновение было нежным. Я люблю её.
— …Расширение территории: переопределение матрицы.
Да, вот так. Искажённое лицо, содранные ногти, сорванный голос — всё как новенькое.
И ваше беспокойство, и вспыхнувший праведный гнев, и тревога за младшую сестру по оружию — всё обнулилось. Сброшено. И теперь с чистым сердцем давайте снова насладимся новым началом и новым концом.
Хорошо вам. Снова с таким воодушевлением можете кричать, со свежими силами.
Я так не могу. Я пыталась бороться вместе с вами, больше сотни раз пыталась. Но ничего не меняется, вы все падаете первыми, закатив глаза. Это нечестно с вашей стороны.
— Может, и мне немного схитрить?
Надув губы, она произнесла это вслух.
Тем временем все уже уснули, а к Петре, издавая небрежный топот, приблизился мужчина, теребивший застёжки на своём шлеме.
Он медленно протянул к ней руку, которой только что возился с застёжками.
«Интересно, он вообще ухаживает за этим шлемом? — подумала она. — Смазывает маслом, протирает… За ним ведь нужен уход. Кажется, он так долго сражается, что и в воде не был. И вот этой рукой он ко мне тянется… как-то неприятно». Но надо терпеть. Терпеть, терпеть и ждать, пока рука дотянется. Может, ему неудобно, что я так пристально смотрю? Тогда я закрою глаза, а ты меня за это время поймай. Итак, ра-аз, два-а, три-и…
— …Расширение территории: переопределение матрицы.
Ну да. Я так и знала. Даже если меня поймают, ничего не изменится. Аха-ха-ха, да сдохни ты.
— Боже, Будда, Владыка Од Лагуна. Я клянусь, что до конца своих дней не буду рассказывать о своих неудачах.
— …Расширение территории: переопределение матрицы.
Когда петля, начинающаяся с этого сигнала, захватила её, Петра, даже столкнувшись со столь аномальной ситуацией, не поддалась панике и сохранила хладнокровие.
Конечно, она была потрясена, но гораздо меньше, чем можно было бы ожидать.
«Петра! Это временная петля! Следующая техника Ала!»
Вместо неё закричал воображаемый Субару, который разделил с ней эту ловушку и был единственным, кто понимал повторяющийся ход времени.
Его присутствие и послание старика Рома, увиденное за миг до попадания в петлю — выцарапанные на земле знаки, похожие на счёт, — помогли Петре подавить панику.
— Старик Ром тоже прошёл через то же, что и я сейчас.
Четыре вертикальные черты, перечёркнутые одной горизонтальной, — это система подсчёта, известная как «tally marks».
Оставив этот знак на земле, старик Ром передал Петре информацию о своём положении. Маловероятно, что он оказался в таком состоянии всего за пять подсчитанных циклов. Скорее всего, он хотел сообщить не количество повторений, а сам факт их существования. Для Петры, уже оказавшейся в такой же ситуации, эта информация могла показаться запоздалой, но это было не так.
Послание старика Рома стало для неё ясным предостережением.
— Если будешь повторять это снова и снова, станешь такой же, как старик Ром.
На теле поверженного старика не было внешних ран; не накопившиеся в петле физические повреждения привели его в такое состояние. Хотя… в каком-то смысле это действительно был результат накопления.
Его дух был сломлен повторяющимся временем.
Это была та самая тактика, которую «Альдебастеры» применили против Ала, и теперь, словно в отместку, он применил её против них.
Она не думала, что Ал целенаправленно мстил, но, так или иначе, если бы она попала в эту ситуацию без подготовки, её могла бы постичь та же участь, что и старика Рома.
«И не только его. Судя по всему, и Рам с остальными тоже».
— …Похоже на то. Ал-сан применил своё Полномочие ко всем, кто на него бросился… Но ведь в момент начала петли они все были в сознании?
«Были… Может, события из реального времени за пределами петли как-то отражаются внутри неё? Типа, кто проиграл, тот выбывает? Если так, то…»
Вывод, к которому они пришли вместе со «Субару», был настолько безрадостным, что у Петры свело скулы.
Если к тому моменту, как эта петля дошла до неё, участь павших товарищей уже была предрешена, то…
— Даже если эта петля закончится…
«Стой, стой, стой, не впадай в пессимизм. Допустим… допустим, это так. Но у нас же есть Полномочие „Уныния“! Можно им „скомпрессировать“ время восстановления или что-то вроде того…»
— …«Скомпрессировать» время их бессознательного состояния и мгновенно привести в чувства?
«Точно! Мы никогда такого не пробовали, но если получится, будет круто, а?»
Идея «Субару», подкреплённая щелчком пальцев, заставила Петру затаить дыхание.
По правде говоря, она предполагала, что это будет невероятно сложно. Использовать Полномочие для «компрессии» времени на совещания или освоение новых техник было возможно, но требовало соответствующей энергии.
Проще говоря, «скомпрессировав» один день Петры, она потратит энергию за один день. Три дня — за три. Семь — за семь. Если на восстановление сломленного духа потребуется месяц или даже годы, то необходимой для «компрессии» энергии просто не хватит.
«Компрессия» не всесильна. Но даже так…
— …Да, думаю, это было бы очень круто. Может, и получится.
«Вот видишь? Так что, в первую очередь, запомни: как только вырвемся из петли, первым делом нужно поднять павших товарищей. Иначе нас сразу сомнут».
Петра кивнула в ответ «Субару», который позитивно планировал действия после выхода из петли.
Оглядываясь назад, она понимала, что старик Ром, скорее всего, думал о том же. Возможно, этот мудрый старец, даже когда его дух был на грани, подсознательно отдавал приоритет оставлению послания, раз за разом повторяя это действие, чтобы закрепить его в памяти на случай выхода из цикла.
Если так, то идея «Субару» — заранее определить первое действие после выхода — была верной.
— …Сколько же раз старик Ром повторял это, чтобы его тело запомнило?
Даже когда его дух был сломлен, а рассудок помутился, сразу после очередного цикла старик Ром сумел лишь процарапать пальцем землю. Сколько же повторений ему потребовалось, чтобы это действие въелось в его душу, чтобы он мог выполнить его, даже когда его разум угас?
«Петра, давай проверим. Когда-то Бетти заперла меня в бесконечном коридоре. Если правила те же, то должно быть условие для завершения петли».
Петра сглотнула слюну. «Субару» указал ей следующий план действий. Она с улыбкой кивнула и снова посмотрела вперёд.
Даже во время их разговора сцена, где её товарищи из «Альдебастеров» бросались на Ала и падали один за другим, повторялась снова и снова.
Честно говоря, она восхищалась тем, как Субару, о котором она читала в «Книге Мёртвых», бережно относился к каждой петле, впитывая в себя каждое событие. Она считала это крутым, но повторить то же самое в этом цикле, длящемся меньше минуты, казалось невозможным.
«Требовать от тебя каждый раз страдать из-за их падения в этой ситуации — это, я думаю, перебор. Но давай всё запомним как следует».
«И это тоже. А ещё — твои чувства. То, что ты каждый раз злилась, сокрушалась и горевала».
В этом мире повторений, в этой бесконечной петле, единственная, кто может пронести эти чувства дальше, — это она сама. Поэтому, как и сказал «Субару», она должна всё запомнить.
Когда петля закончится, даже если Ал не будет знать, через что им пришлось пройти, она ему не простит. Она обязательно донесёт до него, как сильно они страдали.
С этой клятвой в сердце Петра кивнула «Субару» и посмотрела вперёд.
— Это звёзды. Звёзды во всём виноваты.
И, встретившись взглядом с подошедшим вплотную Алом…
Они вместе провозгласили начало отважного паломничества по аду.
— Боже, Будда, Владыка Од Лагуна. Я клянусь, что до конца своих дней не позволю никому заплетать мне волосы.
И так Петра продолжила блуждать по аду, в который шагнула с полной решимостью.
Она сидела на корточках, обхватив колени, и билась о них лбом, снова и снова задавая себе один и тот же вопрос.
Что делать? Как поступить? Как закончить эту петлю?
Чтобы закончить петлю, должно быть условие. Так он ей сказал.
Петра была с этим согласна. В подобных ситуациях, где всё повторяется по кругу, по всем канонам должен быть некий триггер для завершения. Это закон жанра. Правило. Это правило, значит, его надо соблюдать. Его должны соблюдать. Раз его соблюдают, значит, способ закончить это есть. Всё, конец. Дискуссия окончена. Раз окончена, надо думать об условии. Какой триггер может всё закончить?
Используя «компрессию», она испробовала гораздо больше вариантов, чем смог бы обычный человек.
Она пыталась победить человека в шлеме вместе с товарищами. Когда это не сработало, она пыталась всех спасти с помощью «компрессии», раз он не должен был умереть. Конечно, она пробовала и сама убежать как можно дальше. И намеренно давала себя схватить за протянутую в конце руку. И сама бросалась в его объятия. Всё было бесполезно.
Предположив, что ключ к разгадке может быть у кого-то из товарищей, она говорила со всеми вместе, обсуждала с каждым по отдельности, делилась секретами, расспрашивала об их семьях, рождении, родных краях — вела такие разговоры, какие не ведут и лучшие друзья за десять лет. Не помогло.
Решив, что правильный подход — это воздействовать на самого врага, она говорила с ним, отвергала его, сражалась один на один и побеждала, и проигрывала, и с «компрессией», и без, убегала, насмехалась, хвалила, пела. Бессмысленно.
— Так что же мне тогда делать?!
Я же пробовала. Пробовала, ведь так? Перепробовала всё, что приходило в голову. И всё было бесполезно. Всё было зря. Всё было бессмысленно.
Раздражает, что они так бодро кричат, хотя всё равно ничего не могут сделать. Если не помогаете, то хотя бы не мешайте думать. Ох, я срываюсь на них. Ненавижу, ненавижу себя. Не хочу так думать. Что это, я строю из себя хорошую девочку? Может, это и есть настоящая я? Может, я и не люблю их вовсе? Люблю только себя — такую великодушную, милосердную, добрую, ко всем относящуюся одинаково, которая твердит, как всех любит-любит-любит. Да, так и есть.
— Замолчите, замолчите, замолчите, замолчите, замолчите…
Справа, слева, вверху, внизу, впереди, сзади, в прошлом, в будущем, в настоящем, сегодня, завтра, вчера, послезавтра, позавчера, в прошлом году, в этом году, в следующем году, в прошлой жизни, в этой жизни, в следующей жизни — всё, всё, абсолютно всё, всё сущее — заткнитесь.
Заткнитесь. Сдохните. Или, может, мне вас убить?
— …Расширение территории: переопределение матрицы.
Я возвращаюсь в то же место. Удивились? Иногда он говорит и не «плей-бол».
Во время петли все ведут себя не как куклы; если что-то сказать, они отреагируют, если что-то сделать — ответят. Не только товарищи, но и человек в шлеме тоже.
Конечно, он ведь понимает, через что я прохожу.
Даже если он понимает, когда мир заканчивается и начинается следующий, даже зачинщик не остаётся со мной.
Петра всегда одна, снова и снова переживая один и тот же мир. Никто не понимает её страданий, её борьбы. Одна, совсем одна. Одинока. А одинока ли?
— …! Субару! Субару! Где ты?! Где ты?!
Словно удар молнии. Как только она вспомнила о нём, он тут же появился перед ней. Увидев его и узнав в нём Субару, Петра выдохнула.
Казалось, всё потускнело, готово было исчезнуть, раствориться в небытии, но она не всё забыла. Её не бросили.
С искажённым от горя лицом, заливаясь хлынувшими слезами, она бросилась к нему. Вцепилась в него. Он инстинктивно выставил руки, чтобы поймать её. Но… не смог.
Она прошла сквозь него. И безвольно рухнула на голый камень. Больно. Ударилась лицом. Субару… нет, «Субару» не поймал её. Конечно. Как и всегда. Руки «Субару» всегда заняты кем-то другим.
— Тогда не протягивай мне руки!
— Надо было… надо было оставить меня и дать умереть. В деревне, ничего не делая, дать зверодемонам убить меня, так было бы лучше…
Она знала. Если бы Нацуки Субару ничего не сделал, Петры бы давно не было в живых.
Она должна была умереть, но она жива. Она выжила. И потому что выжила, ей приходится так страдать, испытывать такую боль, и конца этому нет.
«Прости, Петра… Прости! Но подожди! Не говори так…»
— Ч-что?! Что ты сказал? Мне так больно, а ты меня ещё и ругаешь?! Мне так плохо, я столько раз, снова и снова страдаю, плачу… и т-ты меня… р-ру… ругаешь? Ругаешь? Ха, ах, ха-ха-ха, прекрати!
Я накричала на него. Получилось. — Получилось.
«Субару» стоял с мучительным, страдальческим выражением лица, и Петре захотелось выблевать кровь. Вырвать собственное сердце. Снести себе голову. Кстати, так и сделаю.
— Самый… простой и понятный триггер для завершения петли…
С этими словами она сложила пальцы в пистолет и приставила указательный палец к своему виску. Сконцентрировав ману на кончике пальца, она заставила его засветиться тусклым белым светом.
Увидев это, «Субару» с испуганным лицом протянул к ней руки. Всё равно не коснётся. Вот, промахнулся.
«Подожди, Петра! Не торопись! Я понимаю, но подожди, не делай этого! А что, если именно этого и добивается враг?..»
— Сделай меня своей женой! Стань моим Субару! Поставь меня на первое место! Ты ведь спас меня, так женись! Возьми на себя всю мою жизнь! Сделай мою жизнь своей! Тогда ладно. Но ведь это не так, да? Значит, это не твоя жизнь. А если это моя жизнь, то позволь мне самой ей распоряжаться!
Она и сама не понимала, что говорит.
Её всё бесило. Ничто не шло так, как она хотела. Её бесили товарищи, которые ничего не могли сделать с ситуацией. Бесил человек в шлеме, который эту ситуацию создал. Я их возненавижу. Ненавижу, ненавижу. Но Субару люблю. Ха. Бред какой-то. Он ведь ничего не делает для меня. Но ведь он всегда что-то делал и сейчас пытается что-то сделать. Хоть и не женится на мне.
А, это я не тебе. Глупая здесь я.
Эх, такая голова мне больше не нужна. Пока-пока.
С этой мыслью из её пальца-пистолета со звуком «бах» вырвался белый свет…
— …Расширение территории: переопределение матрицы.
Аха-ха-ха-ха. Аха-ха-ха-ха-ха-ха. Аха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха.
— Боже, Будда, Владыка Од Лагуна. Я клянусь, что до конца своих дней не буду желать себе удачи.
«Ведьма Уныния» Петра Лейт вступила в бой с непоколебимой решимостью.
Ведьминский фактор, полученный от Клинда, и даруемое им Полномочие «Уныния» обладали невероятным потенциалом. В том, что касалось управления ходом игры в свою пользу, казалось, не было в мире силы, сравнимой с этим Полномочием.
И, разумеется, чтобы владеть такой силой, требовалась соответствующая плата. Как говорится, с великой силой приходит великая ответственность. Хотя, может, тут немного не так.
В любом случае, раз уж она добровольно пошла на столь значительные жертвы, то и преимущества должны были отработать своё по полной. Иначе решимость Петры, которая обманывала даже своих близких, оказалась бы напрасной.
— Хорошо, что сестрицы Фредерики здесь нет.
Если бы Фредерика была в составе «Альдебастеров», Петра не уверена, что смогла бы до конца хранить свой обман. Дело было не столько в проницательности Фредерики, сколько в слабости самой Петры перед ней.
Петра не могла ничего скрывать от той, кого уважала больше всех. Она бы наверняка выложила всё как на духу, разрыдалась бы и вцепилась в неё.
Что касается секретов, то то же самое можно было сказать и о Рам с Отто в их обычном состоянии. Однако Рам была на седьмом небе от счастья после воскрешения Рем, а Отто, потеряв «память», лишился своей обычной проницательности, поэтому они не заметили лжи Петры.
— Интересно, до чего догадался братец Клинд, прежде чем решил не вмешиваться?
Клинда, чьи возраст и истинные намерения были загадкой, и о котором с уверенностью можно было сказать лишь то, что он союзник, вполне мог разгадать все её замыслы. И в то же время, учитывая его дружбу с Розваалем, не было бы ничего удивительного, если бы он совершенно не разбирался в тонкостях человеческой души.
Как бы то ни было, Клинд с самого начала знал, что Петра пошла на огромную жертву.
Можно было предположить, что раз она уже заплатила один раз, то больше ничего не отдаст. А можно было решить, что раз заплатила, то готова платить и дальше.
Для Петры проще было считать, что её решимость молчаливо поддержали.
Вне зависимости от истинных намерений Клинда, жребий уже был брошен.
— Сколько их там уже набралось?..
Не пить алкоголь. Не писать письма. Не обнимать плюшевые игрушки. Не пользоваться иглой и ниткой. Не петь песни. Не играть с детьми. Не посещать памятные места. Не срывать красивые цветы. Не есть любимую еду. Не возвращаться в родную деревню. Не плакать на людях. Не вытирать чужие слёзы. Не рассказывать о прошлом. Не говорить о любимых историях. Не называть людей ласковыми именами. Не приглашать никого домой. Не быть рядом в последние минуты чьей-то жизни. Не держать никого за руку. Не желать примирения. Не показывать никому свою слабость. Не встречать ни с кем рассвет. Не иметь никаких предпочтений. Не плакать ради кого-то. Не смотреть на звёзды. Не назначать встреч. Не гулять ни с кем на закате. Не наступать на тень идущего рядом. Не жалеть о расставании. Не говорить о мечтах. Не участвовать в праздниках. Не дарить подарки. Не махать рукой на прощание. Не молиться перед сном. Не сочувствовать чужой боли. Не радоваться ясному небу. Не сокрушаться из-за дождя. Не любоваться радугой. Не ценить тишину. Не нарушать важные обещания. Не ждать доброты. Не провожать в путь. Не принимать милостыню. Не рассказывать о своих неудачах. Не позволять никому заплетать себе волосы. Не желать себе удачи. — Как же много.
Если начать считать принесённые жертвы, им не будет конца. Будущее Петры выглядело беспросветным.
— И это ещё довольно неплохой вариант.
Секрет хорошей лжи в том, чтобы смешать её с толикой правды, — это известная истина. Ложь Петры в итоге приобрела тот же оттенок.
— Распределить плату за Полномочие «Уныния» между всеми, а не только его носителем, Петрой.
Это было условие, на которое все согласились, позволив Петре владеть Ведьминским фактором. Однако такой способ оплаты работал только для «компрессии», объектом которой был сам инициатор.
Если Эмилия хотела переместиться и просила об этом, то «компрессия» работала за счёт платы Эмилии. Но если Петра, видя опасность, перемещала Эмилию своей волей, то платить приходилось Петре. Этого никто, кроме носителя, не мог осознать.
Каждое совещание «Альдебастеров», каждый раз, когда она отправляла Ала вместе с Эмилией и Рем в ущелье, когда в последний момент оттаскивала товарищей из-под удара, когда «компрессировала» невыносимую боль всех в одно краткое мгновение, — за всё платила Петра.
Ей казалось, что чем ценнее жертва, тем больше становился объём эффекта Полномочия «Уныния».
Это было влияние на мир, но в то же время это ослабляло способность самой Петры вмешиваться в него. Вероятно, если бы она пожертвовала всей своей жизнью, Ведьминский фактор «Уныния» даровал бы ей ещё более могущественную силу.
Даже если Полномочие будет поглощать Петру Лейт, заставляя её распродавать свою жизнь по кусочкам, лишая надежд на будущее и отказываясь от множества радостей, она не станет в отчаянии бросаться в крайности и жертвовать своей жизнью.
Она не хотела показывать себя с некрасивой стороны. Не хотела поступать некрасиво.
Всё как тогда, в битве с Архиепископом Греха Чревоугодия, Лоем Альфардом. Пока это чувство поддерживало её, Петра не теряла себя.
Ведь Петра, Петра Лейт, звезде…
— Боже, Будда, Владыка Од Лагуна. Я клянусь, что до конца своих дней не буду поддерживать ничью спину.
— …Расширение территории: переопределение матрицы.
«Почему я должна проходить через такое? Я что-то плохое сделала? Я же была хорошей девочкой, да? Старалась быть хорошей, так ведь? Почему, ну почему всё так вышло, пусть кто-нибудь мне объяснит».
«Что мне делать? Я всё перепробовала. Много раз пробовала. Всё, что приходило в голову. Я побеждала в бою. И проигрывала. И давала им умереть. И умирала сама. И умирала, не сражаясь. Я убегала. Я плакала».
— Это звёзды. Звёзды во всём виноваты.
«Я много раз умирала. Много раз побеждала. Много раз убегала. Много извинялась. Много злилась. Много плакала. Было очень страшно. Было очень больно. Было очень тяжело».
«Я знала. Это не закончится. Это не хотят заканчивать. Даже если вы слышите, как я сейчас рыдаю, даже если беспокоитесь обо мне, через десять секунд вы всё забудете. Нет, не забудете. Вы не будете знать. Вы оставите меня позади. Только я останусь».
— …Расширение территории: переопределение матрицы.
«Надоело. Всех ненавижу. Ненавижу, ненавижу, ненавижу. Почему вы не помогаете мне? Я так отчаянно кричу, почему? Не заканчивается. Не кончается. Не хотят заканчивать. Не дают закончить. Я всё ещё…»
«Сколько ни плачь, ни кричи, ни шуми, ни проклинай — всё одно и то же. Удивительно. Я ошибалась. Я возомнила, что смогу что-то сделать. Я думала, что мои надёжные… надёжные? Они же ничего не делают. Ну ладно. Что мои надёжные товарищи, как там их… та женщина, она же такая сильная, почему они не смогли это преодолеть?»
— Это звёзды. Звёзды во всём виноваты.
«Но теперь я понимаю. Я поняла. Ничего не поделаешь. Голова просто перестаёт работать. Теряешь интерес к тому, что происходит перед глазами. Нет, не теряешь интерес. Сама пытаешься отгородиться от этого. И я понимаю, почему так происходит».
«Потому что я не хочу ненавидеть их всех. Но когда я думаю о них, я начинаю ненавидеть их за то, что они ничего не делают. Поэтому я не буду. Не буду думать. Чтобы не ненавидеть, я больше не буду думать. Я не буду думать о них. Я ничего о них не знаю. А, нет. Простите-простите, вру-вру, я вас очень люблю. Да, люблю-ю».
— …Расширение территории: переопределение матрицы.
«Ну а что поделать? Я же ещё ребёнок. Сколько ни пытайся казаться взрослой, в один миг взрослой не станешь. Если я буду здесь проводить одно и то же время снова и снова, я когда-нибудь стану взрослой? А вот и нет, не стану. Потому что это одно и то же время повторяется. Сколько ни старайся, всё будет одинаково. А если стараться бесполезно, то зачем вообще стараться?»
«Да-да, стараться бессмысленно. Всё равно всё будет так же. Эх, зря я старалась. Может, перестать так сложно думать? Эх, зря старалась. Никакого смысла. Я всё это время делала бесполезные вещи. Да. Точно. Я так и знала».
— Это звёзды. Звёзды во всём виноваты.
«Вообще, стараться бессмысленно. Сколько ни старайся, я не стану королевой. Меня не будут ценить. Я не выйду за него замуж. Поэтому уже ничего не поделаешь. Ничего не поделаешь».
«Раз ничего не поделаешь, давай уже закончим».
«…Ничего не поделаешь — так не бывает».
«Сдаться ведь нелегко, правда?.. Но в то же время легко».
«Сломленный дух или даже собственная смерть — это всего лишь царапина».
«Почему? Зачем? Как ты можешь так говорить?»
«Почему? Зачем? Как ты можешь так говорить? Что дальше?»
«Почему? Зачем? Как ты можешь так говорить? Что дальше? Что…»
«…мы ещё можем сражаться. Легкотня».
— …
— …
— …
— …
— …правда, врать ты совсем не умеешь.
— Боже, Будда, Владыка Од Лагуна. Я клянусь, что до конца своих дней не сдамся.
— Боже, Будда, Владыка Од Лагуна. Я клянусь, что до конца своих дней не преклоню колен.
— Боже, Будда, Владыка Од Лагуна. Я клянусь, что до конца своих дней не буду жалеть о своём выборе.
— Боже, Будда, Владыка Од Лагуна. Я клянусь, что до конца своих дней не пролью слёз досады.
— Боже, Будда, Владыка Од Лагуна. Я клянусь, что до конца своих дней не забуду того, кого любила.
Петра Лейт — обычная деревенская девушка из деревушки Алам, что в королевстве Лугуника.
«Изначально» Петра не была девушкой, которой суждено было участвовать в битве, решающей судьбу мира.
Как обычная деревенская девушка, она могла бы использовать свою миловидность и хитрость для обеспечения себе немного лучшей жизни, или же быть сметённой великими мировыми потрясениями и бесславно погибнуть. Такова была её участь.
Но Петра, сошедшая с «изначального» пути и познавшая себя нынешнюю, думала иначе.
— Если бы мне дали прожить жизнь заново много-много раз, я бы всё равно снова сошла с «изначального» пути.
Да, именно так. Сойдя с «изначального» пути, Петра снова и снова оказывалась бы здесь.
И она хотела сказать. Сказать тебе, кто сбил её с «изначального» пути и спас.
Сказать тебе, кто с мучительным выражением на лице, с неумелой ложью, отчаянно пытался тянуть её за руку.
— …Благодаря звезде я могу быть здесь.
Ал и «Субару» онемели, услышав слова Петры, которая утерла губы тыльной стороной ладони.
Почему онемел Ал, было неясно, но причина молчания «Субару» была понятна. Он, должно быть, думал, что своей неуклюжей ложью и подбадриванием довел Петру до полного отчаяния, лишив её дара речи.
И действительно, ложь была неумелой. Она только что говорила, что секрет хорошей лжи — в примеси правды, а в его словах не было ни крупицы истины. Это была самая бездарная ложь на свете.
— Но я не хочу, чтобы тот, кого я люблю, был лжецом.
Поэтому я пришла в себя. Сама. Утешения и подбадривания были бесполезны. Но он всё время с тревогой смотрел на меня, пытался погладить по голове, хоть и не мог коснуться, поддержать за спину… Глядя на его трогательную самоотверженность, я подумала: «Ну что с тобой поделаешь». Это была слабость влюблённой.
— Тот, кого я люблю, — не лжец.
Потому что я смогла встать. А раз я встала, значит, Субару не лжец.
Мир повторений был мучителен. Восстановить дух, однажды уже сломленный, было нелегко. На самом деле, это было самое трудное и тяжёлое испытание в моей жизни. Но я встала. Я встала. Потому что рядом всегда был тот, кто верил в самую последнюю, самую жалкую и слабую версию меня.
— Моя звезда ни в чём не виновата.
Удивительно. Чтобы соответствовать его ожиданиям, нужно так стараться, это так тяжело. Хотя я ведь способная. У меня всё быстро получается. Но оправдать его надежды — это очень трудно. Но раз он без всяких оснований верит, что даже в аду, где заставляют делать одно и то же сотни, тысячи, десятки тысяч раз, где у любого сломался бы дух, «Петра не проиграет!» — то мне ничего не остаётся, кроме как сделать это.
Если Нацуки Субару верит, что Петра Лейт — девушка настолько сильная, что её дух не сломить и за десятки тысяч циклов, значит, я стану такой.
— Девушки из другого мира должны уметь творить чудеса самостоятельно, иначе им не выжить.
Если не сойти с «изначального» рельса судьбы, то даже не встретишь того, кого сможешь полюбить всем сердцем.
— Ал-сан, можете повторять это сколько угодно, но, думаю, это бесполезно.
Петра прервала его коронную фразу об ответственности звёзд и обратилась к молчащему Алу.
Это не было бравадой или позёрством, а искренними мыслями Петры: даже если это время повторится не десятки тысяч, а миллионы, миллиарды раз, её дух не сломить.
И дело не в сказочном решении, будто девичья любовь бесконечна.
— Эта петля ведь повторяется до тех пор, пока дух врага Ал-сана не будет окончательно сломлен, верно?
Победа над Алом, его убийство, отправка на край света — ничто не заканчивало петлю.
Поражение от Ала, плен, побег на край света — ничто не заканчивало петлю.
Самоубийство, смерть от его руки, отчаяние и отказ от всего — ничто не заканчивало петлю.
Просто-напросто, после более чем десяти тысяч повторений, петля не заканчивалась.
— Но ведь решение о прекращении принимает Ал-сан, так ведь?
Единственный способ закончить бесконечную петлю — это чтобы сам Ал развеял свою «территорию».
Вряд ли это была такая удобная петля, что она сама заканчивалась, когда дух противника сломлен. Момент окончания каждый раз сознательно определял находящийся в петле Ал.
В конечном счёте, если заставить Ала поднять руки, эту петлю можно закончить не за десять тысяч, а уже с первого раза. Если, конечно, удастся убедить в этом всегда осторожного и трусливого Ала из «первого» цикла.
— Поэтому я бы хотела, чтобы вы закончили здесь. Кроме меня, все уже повержены, так что боевые заслуги Ал-сана очевидны. Продолжать нет смысла.
Повторюсь, это не было блефом или бравадой.
Даже если эта петля будет повторяться бесконечно, дух Петры не сломается.
Потому что Петра сделала свой выбор.
— Я больше не могу сдаваться, не могу жалеть, не могу плакать от досады и не могу забыть тех, кого люблю. Я стала такой… «Ведьмой».
Петра Лейт выбрала стать «Ведьмой Уныния».
— Скажите, Ал-сан… сколько ещё раз мы будем вести этот разговор?
На вопрос «Ведьмы Уныния», склонившей голову набок, у Ала перед ней тихонько сглотнулось в горле.
Под стальным шлемом, в его невидимых глазах, затаилось тёмное чувство, словно он увидел нечто неописуемое в глубине круглых глаз «Ведьмы Уныния». Возможно, это было связано с глубоко укоренившимся, неизгладимым шрамом в душе Ала.
Возможно, ему уже доводилось заглядывать в глаза «Ведьмы» и получать рану.
Она взяла травму, что терзала Ала, и «скомпрессировала» её, вонзая в него.
Так, что мозг закипел, кровь потекла вспять, все радости и горести, счастье и несчастье содрали коросту с незаживающей раны, и в неё втёрли не соль, а саму травму.
Она заставила его в одно это мгновение испытать в тысячекратной концентрации всю ту боль от травмы, которая в будущем заставила бы его плакать ещё много раз, вспоминая о ней.
В тот миг, от ужаса перед «Ведьмой Уныния» и «скомпрессированной» травмы, Ал отреагировал не телом, а душой, потянувшись к самому близкому и доступному спасению.
Способ закончить бесконечную петлю — это заставить начать следующую.
Придя к этой уверенности, «Ведьма Уныния» улыбнулась, переплетая свои пальцы с неосязаемой рукой любимого человека рядом.
— Как некрасиво. Субару на твоём месте бы хорохорился, мол, сломленный дух — это всего лишь царапина.
Она услышала, как её любимый произнёс эти слова, безвольно, но с гордостью.
«Ведьма Уныния», наполнив этим свою грудь, смотрела вперёд.
«Ну что ж, вот он, последний, решающий момент».
Искалеченное сердце, слабость, заставляющая желать конца, слёзы досады — всё это было принесено в жертву. А потому «Ведьма Уныния» не ослабит хватку, пока не добьётся желанной победы.
Развеять «территорию», создать её заново, перестроить матрицу.
Это означало признать поражение в навязывании «территории», которая должна была быть залогом победы.
Но ничего не поделаешь. Прецедент был. «Территория» не могла убить «Ведьму», на которую была нацелена.
Конечно, «убить» — это условность, целью была лишь душа…
Петра, гордо заявившая, что выдержит «территорию»… нет, теперь её уже нельзя было называть просто Петрой. Она стала ею, без всяких оговорок.
В прошлом «территорию» Альдебарана уже одолела «Ведьма Жадности».
Если вспомнить, Полномочие Альдебарана, вне зависимости от того, у кого была инициатива — у жертвы или у нападающего, — в первом же бою терпело поражение. Плохая примета.
Тем не менее, даже сейчас, когда «территорию» отразили, боевое положение было в пользу Альдебарана.
«Альдебастеры», выступившие на уничтожение Альдебарана, за исключением «Ведьмы Уныния», были разгромлены. К сожалению, истощение духа с помощью «территории» было абсолютным. Альдебаран не настолько легкомысленно решился на навязывание «территории», чтобы это можно было пережить, притворившись или симулировав смерть.
Он наверняка проверял это, отрубая цели руку или ногу, прежде чем переключить «территорию» на следующего. Из-за отсутствия непрерывности сознания он не мог знать, как именно это проверял, но если это приходило в голову ему сейчас, то приходило и ему в петле.
Поэтому он мог с уверенностью сказать: кроме «Ведьмы Уныния», никто не поднимется.
Альдебаран не мог недооценивать «Ведьму Уныния» настолько, чтобы полагать, будто она станет действовать, наивно веря, что раз встала она, то встанут и остальные.
Значит, у неё был план. План, как переломить ход битвы.
Козырь девушки, которая даже став «Ведьмой», продолжала утверждать, что всем обязана звезде.
«Территория» развеялась, и на краткий миг Ал и «Ведьма Уныния» оказались на свободе. Расстояние между ними было около пяти метров, но перед её Полномочием это было всё равно что ничего. Впрочем, с таким Полномочием, как «компрессия», расстояние вообще не имело значения.
Она, несомненно, разыграет карту Полномочия «Уныния».
Наиболее вероятный эффект Полномочия, конечно же, — призыв кого-то другого с помощью «компрессии».
— …Девчушка Рем или девчушка Мейли. Или, может, господин маркграф?
Когда он задумался о боевой силе, которой располагала «Ведьма Уныния» и которой не было на месте, на ум пришли именно они. Рем должна была быть в самом разгаре битвы с Яэ, но раз у Рам не было признаков беспокойства, то вкус поражения, передаваемый через их связь, ей не передался. Сложно было поверить, что та самая Яэ проиграла, но этот вариант приходилось рассматривать.
Мейли с её многочисленными зверодемонами и Розвааль с его чудовищной огневой мощью, с которой он творил что хотел даже в Империи, тоже были вполне вероятными кандидатами.
Но все они были просто сильны, просто опасны.
Как уже было доказано, ни числом, ни силой Альдебарана было не одолеть. Если её расчёт был на это, то это было бы недальновидно…
Это не кто-то из них, — интуитивно понял Альдебаран, глядя в глаза «Ведьмы Уныния».
Изначально она могла «скомпрессировать» процесс мышления и прийти к выводу, игнорируя понятие времени. Идеи, которые приходили в голову Альдебарану и тут же им отбрасывались, «Ведьма Уныния» должна была отбросить ещё на стадии обдумывания. Значит, не то.
«Нужно изменить сам подход к мышлению, чтобы догнать её».
Если «Ведьма Уныния» кого-то и призовёт сюда, то это будет кто-то, кто сможет переломить ситуацию…
Он стиснул зубы и расширил глаза. В тот же миг, словно дождавшись этой вспышки в синапсах Альдебарана, «Ведьма Уныния» взмахнула рукой и опустила её. Произошла «компрессия».
Между Альдебараном и «Ведьмой Уныния» появился…
— …Вау. Ну и заварушка тут у вас, однако.
Это был закованный в кандалы, обездвиженный Архиепископ Греха Чревоугодия Лой Альфард.
В тот миг, как он увидел упавшего Лоя, Альдебаран понял её замысел.
Он на восемьдесят процентов был уверен, что Лой жив.
Изначально, для спасения жертв «Чревоугодия», жизнь Лоя была необходима. Заставив его вернуть «имя» Рем, «Альдебастеры» лишь укрепились в этой уверенности.
Как заставить его сотрудничать — другой вопрос, но, лишив его жизни, переговоры вести было бы невозможно. Оставшиеся двадцать процентов вероятности его смерти приходились на невозможность сохранить ему жизнь в сложившейся ситуации и на то, что Лой мог слишком сильно разозлить противника, и тот бы счёл его убийство неизбежным.
Как бы то ни было, то, что Лой был жив, — это удача. Но замысел противника был плох.
Если «Ведьма Уныния» призвала Лоя сюда не для того, чтобы помочь врагу, то на это была причина. Цель. Секретный договор или что-то в этом роде, что обратило бы Лоя в её пользу.
И она, прочитав «Книгу Мёртвых» и вернувшись, благодаря знаниям Нацуки Субару, могла узнать причину, по которой вмешалась «Ведьма Зависти». А зная это, можно было предпринять и другие действия.
Если «Ведьма Уныния» договорилась с Лоем об использовании его Полномочия, то она, сломленная до такой степени, что даже «территория» её не брала, ради возвращения Нацуки Субару могла пойти на крайнюю, самопожертвенную меру.
Эту возможность Альдебаран рассматривал: спасение мира с помощью Полномочия «Чревоугодия» — забрать «воспоминания» о Нацуки Субару у тех, кто прочитал его «Книгу Мёртвых».
А если «Ведьма Зависти» отступит, то явится сдерживающая сила мира, которую она до сих пор сдерживала.
«Святой Меча», которого им однажды удалось отбросить с помощью множества испытаний и ловушек.
Если «Святой Меча» Райнхард ван Астрея доберётся сюда, всё будет кончено.
План рухнет. Поэтому Альдебаран бросил все силы на то, чтобы это предотвратить.
Чтобы не дать Лою Альфарду, призванному сюда Полномочием «Уныния»…
— …Запрещаю пожирать «воспоминания»! Проклятая печать сожжёт тебя!
Он вновь ужесточил ослабленное ранее условие.
Постоянные изменения условий нанесли тяжёлый урон душе самого Альдебарана, наложившего печать, и он почувствовал, как треснул его Од в глубине тела. Это была не боль, а огромное чувство утраты, то самое ощущение повреждения истока, которое испытал и Нацуки Субару.
Но теперь Лой не сможет пожрать «воспоминания» «Ведьмы Уныния».
А если «Ведьма Зависти» не отступит, то и «Святой Меча» сюда не доберётся…
В тот миг, когда он сжал кулак, уверенный, что предотвратил угрозу.
«Ведьма Уныния» позвала его. Он ожидал увидеть на её лице горечь от сорванного плана, но она действительно выглядела страдающей.
Но это не было лицо человека, скорбящего о своём будущем. Это была… жалость к нему.
Чувство, от которого волосы встали дыбом, охватило Альдебарана, пока он пытался понять значение выражения её лица.
Но это было ошибкой. Не нужно было думать. Нужно было немедленно умереть. Если бы он умер сейчас, то, что бы это ни было, он бы смог с этим справиться.
Но Альдебаран в самый ответственный момент снова не смог умереть.
Как и тогда, когда он позволил солнцу этого мира закатиться. Опять.
Произнесла «Ведьма Уныния» фразу, которую намеревался, но не смог сказать Альдебаран.
И в тот же миг за его спиной стоял его злейший враг.
— Кажется, я поняла, в чём слабость Ал-сана.
Это была догадка, которая посетила Петру, ставшую «Ведьмой Уныния», ещё на совещании по разработке плана победы над группой Ала, до официального формирования «Альдебастеров».
Когда из показаний старика Рома стало ясно, что Полномочие Ала — это способность к петлям, аналогичная «Возвращению через Смерть» Нацуки Субару, Петра подумала, что если условия активации у них тоже совпадают, то есть способ это предотвратить.
Правда, тогда у неё ещё не было полной уверенности.
Нужно было проверить, сработает ли этот способ, спросив у самого человека. А если не считать их пересечения в «Книге Мёртвых», у Петры почти не было с ней… то есть, с ним, никаких контактов.
Но она всё же связалась с ним перед началом операции «Альдебастеров» на случай, если этот способ окажется возможным, и договорилась о его появлении в качестве козыря в самый критический момент, когда Ал будет доведён до предела.
Возвращая ему его же многократно повторенный приговор, «Ведьма Уныния» смотрела на своего противника поверх Лоя Альфарда, которого она бросила между собой и Алом в качестве приманки.
К несчастью для него, Ал поступил в точности так, как она и рассчитывала, как и желала.
Она знала, что, увидев Лоя, он решит, будто её цель — использовать его Полномочие. Лой, заключивший тайный договор с Фельт и замысливший предательство против Ала. Если бы у неё в «реверсии времени» была возможность узнать об этом, она бы заподозрила его намерения.
И действительно, Ал поступил, как и ожидалось, и решил пресечь предательство Лоя.
То, что в тот же момент за его спиной появился главный козырь «Ведьмы Уныния», было для него полной неожиданностью. Он и представить не мог, что этот человек может здесь оказаться.
Слова о том, что шестьдесят один боец «Альдебастеров» — это вся боевая мощь, которую смогли выставить лагерь Эмилии и лагерь Фельт, были чистой правдой. Участники… от лагеря Эмилии и лагеря Фельт.
— Надо же, как ты потрёпан. — Давай я тебя исцелю, а?
В тот же миг величайший целитель во всём мире — «Синий» Фелис — применил своё мощнейшее исцеляющее заклинание, отняв у Ала «смерть».
«Синий» Феликс Аргaйл. Прозвище — Фелис.
Первый рыцарь кандидата на трон Круш Карстен, величайший… нет, лучший в мире мастер исцеляющей магии. И последний из трёх злейших врагов Альдебарана.
Последнее препятствие на пути Альдебарана, который ради своего плана устранил и Нацуки Субару, и «Святого Меча» Райнхарда ван Астрея, и которого ему ни в коем случае нельзя было встречать.
Именно он применил к Альдебарану нежную, милосердную и жестокую магию.
В тот миг, когда его тело пронзила дрожь, Альдебаран резко развернулся, отбросив стоявшего за ним противника — Фелиса — на землю, и раздавил во рту капсулу с ядом.
Яд мгновенно растворился на слизистой языка, нанося смертельный урон жизненным функциям Альдебарана и приводя его к смерти за считаные секунды… но нет. Разрушающиеся ткани тут же восстанавливались, и даже хлынувшая из носа кровь остановилась через секунду.
Тогда он мгновенно создал Каменный Драконий Меч, приставил его к своему горлу и с силой дёрнул.
Толстые сосуды были перерезаны, хлынула кровь, и это должно было лишить Альдебарана жизни… но не лишило. Рана мгновенно затянулась, а боль ощущалась не сильнее укола иглой.
Попался. Из всего, что можно было придумать, это был самый ужасный и эффективный способ нейтрализации Альдебарана.
Способ заблокировать «Возвращение через Смерть» был до смешного прост. Не давать умереть. И всё.
Нежнейшая рука в этом мире была способом убить Альдебарана и Нацуки Субару.
Спокойно произнесла «Ведьма Уныния», глядя на постыдно мечущегося Альдебарана.
Не умереть. Не начать заново. Он было посмотрел на лежащего рядом Фелиса, думая заставить его развеять исцеляющую магию, но…
— Не выйдет. Или хочешь потягаться со мной в бесполезной игре на выносливость?
Фелис, даже под направленным на него мечом, не изменился в лице. Он тоже был одним из тех, кто пришёл сюда с полной решимостью.
Если Фелис применил на себя ту же исцеляющую магию, что и на Альдебарана, то заставить его развеять её здесь было невозможно.
То есть, у Альдебарана здесь больше не было ходов…
«…Никто, созданный мной, не сможет победить тебя».
Снова раздался голос «Ведьмы». И в тот же миг…
Вдали возникла чудовищная, разрушительная ударная волна, которая разом поглотила Альдебарана, «Ведьму Уныния» и всех, кто находился на этой последней арене.
Это не было целенаправленной помощью со стороны «Божественного Дракона».
Сменив поле боя и вступив в схватку с изначальным владельцем драконьей чешуи, когда два мага сотворили чудесную супермагию, пронзившую его драконью ауру, «Божественный Дракон» сделал великий выбор.
Он предпочёл не свою сиюминутную победу, а исполнение цели, желания, мечты, ради которой они со своей второй половиной всё это начали.
Последний выдох «Дракона» был направлен не на драконочеловека или магов, а в дальние земли — к своей цели, к огромной дыре в земле, самому глубокому и тёмному месту в мире, Великому Кратеру Моголед, уходящему, как считалось, до самого центра земли.
Вызванные этим катаклизмы и мировое потрясение не поддавались описанию, но и до этого поля боя докатилась огромная волна земной дрожи.
Огромная волна, накрывшая поле боя Альдебарана и «Ведьмы Уnyния» в самый решающий момент.
Сам того не зная, поглощённый чудовищным потоком воды и столбом пыли, Альдебаран расширил глаза, узрев свой единственный шанс — поистине единственный шанс за тысячу лет.
Не было сомнений, что это была неожиданная и последняя возможность для Альдебарана.
Сработала не подстроенная «Ведьмой Уныния» ловушка, а та самая редчайшая в жизни Альдебарана удача, которую, как он считал, он всю истратил на встречу с Присциллой.
На миг растерявшись, Альдебаран, под ударами ветра и воды, вгляделся в затянутое туманом поле боя в поисках его.
Не «Ведьмы Уныния», не Фелиса, не павших «Альдебастеров».
Единственный и последний возможный ход, который остался у Альдебарана на этом поле боя.
Последний способ достичь заветной цели, к которой он стремился вместе с «Ведьмой» в своей душе, когда его «смерть» была заблокирована, а товарищей не осталось.
— …Лой! Если ты здесь, иди ко мне! Сожри меня… моё «имя»!
Отчаянно меняя условия проклятой печати, чувствуя, как его Од снова трещит под огромной нагрузкой, Альдебаран закричал, готовый выхаркать душу вместе с кровью.
Единственный способ обнулить эту ситуацию для Альдебарана, чьё Полномочие было заблокировано.
Позволить сожрать своё «имя» и исчезнуть из памяти всех, перевернув всё с ног на голову.
Для этого в густом облаке пыли Альдебаран искал ненавистную фигуру «Чревоугодия» и кричал.
Существо, наречённое Альдебараном и обречённое на судьбу «Звезды-Последователя».
Неудачник, который должен был устранить Нацуки Субару из мира и исполнить заветное желание «Ведьмы», но, увлёкшись солнцем, потерял всё.
Таково было имя глупой звезды, которая предала ожидания «Ведьмы» и позволила солнцу закатиться.