ИИ перевод 57 главы 9 арки - Последняя служба
Причина, по которой Ферис присоединился к «Альдебастерам», разумеется, заключалась ни в чём ином, как в служении его госпоже — Круш Карстен.
Изначально Ферис вместе с Вильгельмом прибыли в столицу, чтобы лично обратиться к королевскому двору с прошением включить их в состав исследовательской группы, направляющейся к ныне открытой Сторожевой Башне Плеяд.
Нападение банды Альдебарана на столицу — побег Архиепископа Греха Чревоугодия, за которым последовала ожесточенная битва Демона Меча и Божественного Дракона, — случилось именно в этот момент.
— Я хотел бы донести до вашего сведения ситуацию и попросить о помощи.
Именно так Отто, министр внутренних дел лагеря Эмилии, раскрыл им положение дел и запросил поддержку. Услышав от него о варварских действиях Ала — Альдебарана — и вступлении в бой Райнхарда, Ферис, в отличие от рвущегося в бой Вильгельма, отнюдь не горел желанием оказывать всестороннюю помощь.
Конечно, как член Королевской гвардии, в мирное время он питал гнев к тем, кто нарушает порядок в королевстве. Но он задавался вопросом: что он, обладающий ничтожной боевой силой, вообще может сделать, если даже его магия исцеления — казалось бы, его единственное достоинство — оказалась бесполезна для спасения самой важной для него госпожи?
На деле же, когда в последовавшей сразу за этим битве Вильгельм проиграл Божественному Дракону и получил тяжелейшие ранения, потеряв сознание, сомнения Фериса лишь усилились.
Однако вскоре произошло событие, не позволившее Ферису предаваться унынию.
— Давно не виделись, Феликс-сама.
Горничная, присевшая в реверансе, — Рем. Встреча с ней воскресила в памяти Фериса события, когда они сражались плечом к плечу и вели беседы. И тогда он узнал, что Полномочие Чревоугодия обратимо.
Это означало, что она — живой свидетель того, что одно из двух проклятий, которые несет на себе Круш, — «Память» и «Драконья Кровь», — может быть снято.
«...А значит, у меня нет иного выбора, мур».
К тому же был повержен Вильгельм, который всегда поддерживал страдавшую Круш и подбадривал Фериса, когда тот впадал в отчаяние от собственной беспомощности.
Подчинившись запросу, он поможет «Альдебастерам» остановить банду Альдебарана, который готов сделать врагом весь мир ради достижения своей цели. Ради этого Ферис решил, что сделает всё, что угодно.
— ...Никак не думал, что роль козырной карты достанется мне, ня.
Посреди ужасающих клубов дыма и шквального ветра, под проливным дождем, Ферис, прикрывая рот рукой от пыли, размышлял о неожиданной роли, возложенной на него.
Сила Петры, способная с помощью так называемого «Сжатия» мгновенно перемещать цели или завершать переговоры. Используя эту силу, «Альдебастеры» проворачивали поистине нечестный трюк: переправляли раненых к Ферису, где он их лечил, а затем отправляли обратно на поле боя. Так они вцепились в этого могущественного врага.
Одной этой работы было бы вполне достаточно, чтобы считать её подвигом, но Ферис и представить не мог, что ему доверят нанести решающий удар по Альдебарану, обладающему какой-то чудовищной силой.
— Наложить на Альдебарана постоянно действующую магию исцеления. Такова роль, не допускающая ошибок, доверенная Ферису как козырь против Альдебарана.
Если говорить начистоту, Ферис до сих пор не до конца понимал суть происходящего.
Объединив рассказы Петры и старейшины Рома, он истолковал это так: когда Альдебаран решает, что получил «смертельную рану», он возвращает время вспять, в момент до получения раны. Злоупотребляя этим, Альдебаран постоянно переживал смертельные опасности, сумев тем самым оттеснить даже Райнхарда.
Честно говоря, хотелось наклонить голову и спросить: вы это серьёзно? Если это правда, то он слишком неуязвим. Никто не сможет победить.
И тем более странно, что способом одолеть эту непобедимую силу должна стать целительная магия Фериса.
Это казалось слишком рискованной ставкой.
Возможно, это станет лишь глупостью, которая полностью исцелит врага, которого все с таким трудом загнали в угол.
Но всё же... если, на один шанс из миллиона, Ферис сможет стать решающим фактором в этой битве...
『Не печалься, Ферис. Твое сердце драгоценно. Гордись своим даром... Это самая добрая сила в этом мире』.
Когда-то был человек, который так оценил силу Фериса и так гордился ею.
И тогда, и сейчас сила Фериса не дотягивает до титула «Синего». Но всё же хочется верить, что в том, что он не счел это проклятием и продолжал оттачивать мастерство, был смысл.
— Рой!! Если ты здесь, выходи! Сожри меня... Сожри моё «Имя»!!
Из глубины непроглядной пыли, смешиваясь с воем ветра и стоном земли, донёсся голос.
Похоже, магия исцеления Фериса действительно сработала как козырь. Об этом свидетельствуют и вид запаниковавшего Альдебарана, и этот отчаянный крик.
Но противник еще не сдался. — Ферис, в свою очередь, тоже поднимает тонкое колено и задумывается.
«Что ещё я могу сделать ради самого дорогого мне человека?» — вот о чём были его мысли.
Альдебаран надрывал голос посреди густых клубов пыли, отчаянно напрягая зрение.
Ливень, шквальный ветер, гул земли стояли стеной, окружающие звуки сливались в неразличимый шум. В ситуации, когда нельзя полагаться ни на зрение, ни на слух, он кричал так, словно хотел разорвать глотку.
Проклятая целительная сила, наложенная на него, мгновенно восстанавливала горло, срываемое в кровавом крике. Пользуясь этой издевательской милостью, он продолжал орать изо всех сил.
— Рой! Ро-о-ой!! Найди меня! Это Ригель! Нацуки! Ригель!!
Каждый раз, когда он произносил это, он чувствовал душевную боль, словно душу скоблили невидимым напильником, но Альдебаран продолжал выкрикивать это имя снова, и снова, и снова.
Нацуки Ригель. — Истинное имя Альдебарана, которое он носил до того, как назвался «Звездой-Последователем».
Никакого чувства реальности. Лишь раздражение прилипло к задворкам сознания.
Для Альдебарана имя «Альдебаран», которым его бесчисленное количество раз называла «Ведьма», стало гораздо привычнее уху, чем имя, данное родителями, которые ни разу не обратились к нему напрямую. Даже это прозвище превратилось в рану с тех пор, как «Ведьма» выродилась в «Ведьму Жадности».
Он уже даже не понимал, кем был «изначально». — Но самосознание здесь ни при чем. Важно лишь то, как О-до Лагна записал эту жалкую жизнь.
Альдебаран признает себя тем, чье именование вызывает лишь омерзение.
Даже если отвергаешь, презираешь, ненавидишь — ни жизнь, ни родителей не выбирают.
Продолжая кричать, Альдебаран отчаянно искал Роя в клубах дыма.
Разрушительный шторм разметал почти всех, кто был на поле боя. Альдебарана тоже изрядно потрепало, и «Ведьма Уныния», и Ферис, и Рой наверняка не стали исключением.
Сейчас на поле боя не должно было остаться никого, кто мог бы двигаться. Но это противник, который берег своего козырного Фериса до последнего момента. Не удивительно, если у них припрятаны и другие карты. — Сейчас, когда «Владения» Альдебарана заблокированы, это может стать решающим ударом.
Хотя бы Фериса с помощью принудительного навязывания «Владений»... Нет, нельзя. Ощущение того, что он почти схватил баг и подчинил его, вновь ускользнуло, когда его отвергла «Ведьма Уныния». Даже если не брать это в расчет, случайность выбора цели слишком велика. Если снова попадет на «Ведьму Уныния», это будет полный провал. К тому же, целительная магия Фериса — та, что непрерывно восстанавливает Альдебарана, — работает за счет выкачивания маны, необходимой для активации, из самого Альдебарана.
А так как он сейчас связан с «Альдебараном», эта мана фактически бесконечна.
— Если нельзя положиться на «Владения»...!
Может, снять препятствия мощной магией, с намерением истощить всю ману, что стала оковами? Такая идея всплыла в голове, и Альдебаран выстроил в уме несколько магических формул.
Все они были знаниями, полученными от «Ведьмы», но отложенными в долгий ящик из-за невозможности обеспечить ресурсы для активации. Однако теперь, будучи связанным с «Альдебараном», он мог их использовать.
Так же, как и с Райнхардом, используя это, найти способ прорыва без «Владений»...
— В тот момент, когда он подумал об этом, подступившая тошнота заткнула Альдебарану рот.
Сильное головокружение и звон в ушах. «А?» — Альдебаран почти рухнул на колени. Кто-то атаковал? Он панически огляделся, но никого не было. — И тут он понял.
Истинная сущность того, что сейчас ослепило Альдебарана, — это ненормальное давление.
Давление от невозможности совершить ошибку в выборе раздавливало сердце и дух Альдебарана.
Глядя на свою дрожащую правую руку, Альдебаран потерял дар речи.
В этой адской топке, на грани того, что всё, что он сделал, обратится в прах, когда благодаря ненавистной лечебной магии его тело в отличной форме, а ситуация требует скорейшего и лучшего решения, — дрожать от страха так, что голова отказывается работать? Это похоже на плохую шутку.
Но реальность не была шуткой. Пусть это напоминало кошмар, это было фактом.
— Потому что Альдебаран никогда не делал решающего выбора без Полномочия.
До начала этой битвы, будь то в Империи Волакия, на Королевском отборе, на Острове Гладиаторов или в дни с «Ведьмой» до того, выбор Альдебарана всегда был оптимальным решением, защищенным Полномочием.
Какую бы ошибку он ни совершил, он переделывал, выбирал другой вариант, сводя ошибку к нулю. Таков был способ существования Альдебарана. И сейчас он не работает.
Ветром какого масштаба сдуть дым, чтобы никто не погиб? Каким жаром испарить дождь, каким ударом погасить землетрясение? С какой ноги — с правой или левой — шагнуть в этот дым, чтобы получить лучший ответ? Всё — сплошные неизвестные.
Невозможность проверить — это страшно.
Идти по пути, где правильный ответ не гарантирован, всё равно что двигаться на ощупь в темноте.
По такому пути, без уверенности в успехе, Альдебаран идти не может. — Ведь Альдебаран, не способный применить Полномочие, — бесполезная кукла.
Ни двух «Ведьм», ни любимую женщину эта кукла спасти не смогла.
Стоило начать думать, как в голову лезли только плохие мысли.
Является ли план заставить Роя сожрать его «Имя» лучшим ходом? Может, есть другие средства? Может, лучше использовать Проклятую Печать как щит, дать Рою буйствовать и воспользоваться этой брешью? Найти ли какой-то инновационный способ умереть, проскользнув сквозь полное исцеление? Или лучше сбежать под прикрытием пыльной завесы? И так далее, и так далее, только эмоции паниковали...
Эта паникующая эмоция замерла, словно на нее вылили ушат ледяной воды.
Сомнение и страх, негативные эмоции Альдебарана, вырвавшиеся наружу из-за блокировки Полномочия, — и, словно вытянутое ими, величайшее сожаление, утопленное глубоко внутри, начало наливаться жаром.
Вопреки предельному жару, обжигающему при касании и опаляющему кожу одним своим присутствием, он ощутил холод, пробирающий до последней капли крови, и выдохнул.
Его едва не заставили встретиться лицом к лицу с тем, от чего он спасался, закрывая уши, отводя взгляд и насильно запихивая на самое дно души. Альдебаран закричал.
Отвергая слышимый голос, отвергая видимую улыбку, отвергая проникающий жар, он оскалил зубы. — В этот миг, в насильно распахнутых глазах, по ту сторону дымовой завесы мелькнул слабый остаточный образ.
Всего лишь мгновение, фигура, смешавшаяся с пылью, но ошибки быть не может. Это Рой. «Чревоугодие».
От этого вскипающего сожаления — нет, от худшей ситуации, окружающей сейчас Альдебарана, — он увидел единственный свет, способный вытащить его оттуда. В тот же миг он сорвался с места.
— Рой! Я здесь! Сожри меня! Сожри моё «Имя»!!
Нерешительность в выборе ноги для шага, трусость в поиске способа умереть, слабоволие, желающее сбежать к другому плану, леность, сомневающаяся в собственном выборе, — всё это было разбито ударом о землю в тот же миг.
В это мгновение Альдебаран, исступленно ухватившись за выбор, мелькнувший перед глазами, выбрал бегство от того, что было страшнее всего.
— До сих пор, благодаря силе Полномочия, Альдебаран продолжал отворачиваться от единственного шанса «выбирать». Поэтому он не знал.
Что когда «выбираешь» что-то одно, гонимый лишь желанием сбежать с этого места, такой выбор никогда не проложит позитивный путь к судьбе.
...было доказано действием Яэ Тэндзэн — той, кто должна была быть союзницей, — которая перехватила тело Альдебарана, пытавшегося в эскапистском порыве броситься к тени, видневшейся по ту сторону дыма.
— Когда Яэ проиграла битву с Рем, началась «следующая» битва Яэ.
Будучи отброшенной, катясь по склону ледяной горы, созданной на замерзшей великой реке, она намеренно отказалась от остановки крови и любых техник, которые могла бы применить, изо всех сил изображая умирающую побежденную.
— ...Я не собираюсь отнимать жизнь. Иначе тот человек будет грустить.
Когда девушка-они, произнеся это, активировала магию исцеления, Яэ выиграла первую ставку.
Честно говоря, вспоминая беспощадность боя, мысль «чьей бы корове мычать» о сохранении жизни мелькнула в голове, но, раз уж жизнь была сохранена, жаловаться не приходилось. — Тем более, начни она возмущаться, драгоценный шанс пошел бы прахом.
К несчастью, шансов на то, что Яэ сможет отсюда перевернуть исход боя с Рем, практически не существовало.
Раз она не разгадала трюк, с помощью которого Рем аннулировала ее удар в последней атаке, то, даже если внезапная атака удастся, прикончить Рем может не получиться. А это было бы не чем иным, как пустой тратой уникальной возможности.
Поэтому цель Яэ была иной. — В последнем, жалком, но исполненном всей душой служении.
Даже Рем, опасаясь контратаки, ограничила эффект лечебной магии минимумом: лишь бы срастить кровоточащие раны и остановить обратный отсчет до смерти. Вдобавок беззащитные руки и ноги Яэ были скованы цепями — тщательный подход, не оставляющий ей роли больше, чем у заложника или пленника. — Однако, приходится признать, её понимание синоби всё же было наивным.
Пока смерть не мгновенна, суть синоби — выполнять работу, даже если голова летит с плеч.
Можно вывихнуть все суставы тела, чтобы выскользнуть из цепей, а смертельные раны можно игнорировать, сжигая даньтянь.
Поступив так, Яэ подумала, что даже она, не выполнившая ни одной из порученных ролей, в самом конце сможет сделать что-то для Ала.
И тогда...
— Шанс один на миллион, которого ждала Яэ, подвернулся быстрее, чем она ожидала.
Ужасающий удар сотряс каньон Агзад и поглотил окружающие земли; последствия этой природной катастрофы обрушились в виде штормового ветра, наводнения и землетрясения. В этот момент Яэ начала действовать.
Ускользнув от Рем, которая пыталась защитить Яэ от удара, она покинула каньон, добралась до верха скалы — и там Яэ с горечью осознала нехватку сил у сообщников Ала, включая её саму.
Пока пылевая буря, накрывшая весь длинный каньон, застилала обзор, выяснилось, что Ал не то что не добрался до большого кратера Могорейд, но был остановлен врагом сразу же, едва поднявшись наверх.
Это было страдание, которого можно было бы избежать, если бы Яэ, если бы «Альдебаран», если бы Рой Альфард, Хайнкель и все сообщники, собранные Алом, выполнили свои роли.
В пространстве, где пыль мешала зрению, гул земли — слуху, а беснующийся ветер смешивал запахи, Яэ объединила скудную информацию от пяти чувств и безошибочно выделила цель, которую нужно было найти.
Вероятно, нет никого, кто мог бы воспользоваться этой ситуацией лучше синоби. Впервые поблагодарив судьбу за то, что её похитили в деревню синоби, Яэ стремительно устремилась к цели.
В этот раз, во что бы то ни стало, чтобы стать его силой...
— Рой! Я здесь! Сожри меня! Сожри моё «Имя»!!
— «Я должна быть полезна Алу», — так она думала, и всё же.
Прорвавшись сквозь густую пыль, она приняла выскочившее тело мужчины в лобовые объятия. Ощутив кожей жар прикоснувшегося тела, его тяжесть, пульсацию жизни, Яэ искренне смутилась своему поступку.
Ал, которого грубо остановили и который от инерции повалился вперед, заглянул в профиль Яэ, оказавшейся совсем рядом, и пробормотал это тоном человека, увидевшего нечто невероятное.
В его дрожащем голосе были изумление и хаос, но то же самое чувствовала и Яэ. — Нет, если вспомнить её решимость секундой ранее, можно сказать, что Яэ была в большем замешательстве, чем Ал.
Она примерно понимала ситуацию, в которой оказался Ал.
Загнанный в угол каким-то образом, он пытался найти выход в этом хаосе. Для этого нужно было использовать «Чревоугодие», и прорыв к Архиепископу Греха, находящемуся в клубах пыли, был лучшим и последним служением, которое Яэ могла совершить, чтобы дать Алу достичь цели.
Понимая это, Яэ преградила путь Алу. Остановила его, врезавшись всем телом.
Почему? Она спросила изумленную себя. — Яэ боялась Ала, поэтому хотела, чтобы он умер, и, чтобы дать ему умереть, пыталась помочь ему выполнить цель. Но сейчас, когда Ал загнан в угол, Яэ, возможно, могла бы убить его своими руками. Поэтому? Поэтому она остановила Ала, чтобы воздать ему за тот страх, что он заставил её испытать?
Образ Рем, без колебаний ответившей на возникший вопрос, мелькнул в голове, и Яэ затаила дыхание.
Нет, решительно нет. Они обе — служанки, пытающиеся помочь господину достичь цели, но глубинные мотивы Яэ и Рем совершенно различны. Это не может служить примером.
Однако, вспомнив демоницу, которая провела свою волю, основываясь на чувстве столь огромном, что оно казалось нелепым, Яэ вдруг осознала одно свое чувство.
Яэ хотела, чтобы Ал умер. Потому что она боялась монстра по имени Ал до дрожи.
— ...Я, похоже, не могу вынести того, чтобы забыть Ала-сама.
— ...Я не хочу терять вас навечно.
Альдебаран, которого она удержала и которому высказала причину, ощутил пустоту.
Не понимаю. Не понимаю. Слишком многого не понимаю. — «Владения» Альдебарана должны были сломать душу Яэ, сделав её абсолютной сообщницей с условием его смерти.
Это эгоистичное доверие к Яэ было предано в самый критический момент.
Неужели она ждала самого лучшего момента для предательства?
Не знаю. Не знаю. Но Альдебаран, остановившийся на месте, был настигнут. — Настигнут голосом, от которого он больше всего хотел сбежать, который, казалось, заглушил, закрыв уши и глаза, затолкав на самое дно сердца.
『— Видишь, снова победа за мной』.
В момент, когда нужно было приложить все усилия, чтобы ухватиться хоть за малейшую возможность перед носом, с губ Альдебарана сорвалось бормотание — не имя «Чревоугодия», не имя женщины, остановившей его, не его собственное имя.
В ситуации, когда нужно действовать, когда нужно исполнять, сейчас, когда сожаления о том, что он ничего не выполнил, ложатся слоями пепла, Альдебаран снова желает гору пепла.
Ты умерла. Ты ведь умерла. Умереть — значит проиграть. Умереть — значит, что желания невозможно исполнить. Избежать конца после смерти в этом мире могут лишь он сам и Нацуки Субару. Так что ты была не такой.
Так в чём же, черт возьми, была победа? Она была женщиной, которой меньше всего на свете шло неумение проигрывать, так неужели она решила оправдываться в самом конце?
Почему напоследок ты улыбнулась, Присцилла?
— Звезды, просто звезды не сошлись, Ал-сама...!
Яэ смотрела снизу вверх из его объятий на Альдебарана, поглощенного вопросами без ответов.
Услышав ее голос, лишенный спокойствия, и содержание слов, Альдебаран замер. «Звезды не сошлись» — Альдебаран часто повторял это, и Яэ это слышала.
Значит, это месть? Теперь, когда она остановила Альдебарана, это месть... Нет, алые глаза Яэ взывали, что это не так.
В этих глазах сияла искренность, зажигая тот же свет, что когда-то был у «Ведьмы», и она говорила.
— ...Ха, да быть такого не может.
Вспышка ярости мгновенно поднялась внутри: «Да что ты несешь?»
Вся эта ситуация, все события до сих пор, все грехи и заслуги, приведшие к этому, — всё это лежит на Альдебаране, на Нацуки Субару, и невозможно, чтобы это не было их виной.
Звук серебряных колокольчиков, которому не смогла помешать даже песчаная буря, мгновенно рассек эту секундную вспышку.
Вскочившая и поспешно выпрыгнувшая из каньона Эмилия остолбенела от этого зрелища.
— Я подумала, что это очень большая тряска, а тут...
Пыль, застилающая весь обзор, и несмолкаемый грохот ветра. И вдобавок тряска земли, которая не только не утихала, но становилась всё сильнее, — пока она была без сознания, произошло что-то ужасное.
Но она не сдастся. Не сникнет. У Эмилии нет времени на уныние.
Друзья доверили задачу остановить Ала Эмилии и Рем, потому что верили, что они подходят для этого лучше всего. И Рем, отправляя её вслед за улетевшим Алом, сделала это потому, что возлагала на Эмилию надежды.
Взвалив всё это на себя, полная решимости спасти Субару и Беатрис, она не может позволить Алу уйти...
— Нашла! Ал и... Э!? Та девочка!?
Эмилия, с энтузиазмом бросившаяся в пыль, нашла по ту сторону завесы Ала и обнимающую его Яэ, и снова была удивлена.
Ведь задержать Яэ должна была Рем. Тот факт, что Яэ здесь, вызывает беспокойство за Рем... Ферис наложил мощную магию исцеления, назвав это «оберегом», но её безопасность всё равно тревожит.
В тот момент, когда она, решив догнать их и расспросить, с силой оттолкнулась от земли, — в поле зрения Эмилии, из-за спин обнимающихся Ала и Яэ, пришло огромное изменение, расталкивающее пыль.
Это была истинная причина непрекращающейся тряски под подошвами и бесконечного стона земли. Тем, что надвигалось, яростно сотрясая землю, был невероятный объем селевого потока.
Увидев, как этот поток безжалостно готовится смыть поле боя и всё, что на нём есть, Эмилия, не раздумывая, увеличила скорость, отталкиваясь от земли, и...
Пересекаясь взглядом с ним, резко вскинувшим лицо на её зов, и с его глазами в глубине шлема, Эмилия перепрыгнула через головы обнимающейся пары и встала прямо перед надвигающимся селевым потоком.
Атмосфера издала пронзительный визг, и против огромной воды было применено замораживание невероятного масштаба.
Надвигалась вода такого объема, словно кто-то перевернул огромное озеро, как ведро; это было наводнение поистине мифического уровня. Прекрасная девушка с развевающимися серебряными волосами стремительно замораживала всё подряд, возводя ледник против хлынувшей массы воды.
Но это была гонка со смертью между льдом и потоком, и шансы были не в её пользу.
Холод, порождаемый Эмилией, частично замораживал большую воду, но следующая волна перекатывалась через замерзшую часть, и Эмилия замораживала и её. В результате повторения этого процесса возникал ледяной зонт и огромный ледник, который тек и расширялся поверх него.
Начиная от излучающей холод Эмилии, ледяной зонт расширялся кругами вдоль потока воды, нависая над головой Альдебарана и вскоре проходя мимо.
Чем больше становился его масштаб, тем больше возрастал вес, зонт трещал, и падение сверхтяжелой массы становилось вопросом времени...
На мгновение Эмилия бросила взгляд в эту сторону, и их глаза с Альдебараном встретились.
Подумав о чем-то в этот момент, Эмилия плотно сжала губы и...
Ледяной зонт, издававший скрип и треск, укрепился, и строительство великого ледника, который, казалось, вот-вот рухнет, продолжилось. Вопреки логике, ледяные столбы один за другим вырастали из земли, подпирая готовый упасть зонт. Однако внимание Альдебарана было приковано не к этой изобретательности.
Эмилия, называющая себя «Ведьмой Льда» и на деле демонстрирующая силу, достойную этого титула. Но если в этот миг, в причине, по которой Эмилия проявила силу за пределами своих возможностей, был смысл того переглядывания...
Так же, как когда она закрыла Альдебарана собой от ловушки с гигантским камнем в каньоне, если и в этот раз Эмилия проявила силу, чтобы защитить Альдебарана...
Подумав об этом, он только сейчас заметил. — Эмилия действительно смотрела на Альдебарана и даже пыталась с ним поговорить.
Хриплый голос вырвался из горла, но продолжения не последовало.
Просто было чувство, что произошла огромная, огромная, непоправимо огромная ошибка. — Ошибка, которую уже не исправить, не вернуть назад, случившаяся ещё до того, как было заблокировано Полномочие.
『— Видишь, снова победа за мной』.
Что было победой? Это так и осталось непонятным.
Но, Присцилла, раз ты сказала так и улыбнулась торжествующе, значит, ты действительно...
В тот же миг нерациональный молот, сметающий всё на своем пути, стал светом и пронзил поле битвы.