Арка 9 Глава 35 - "Пробудившаяся звезда"
Когда Рем вернулась в особняк Розвааля, она совсем не ощущала, будто «вернулась домой».
— Рем, видишь? Вон там особняк господина Розвааля, где мы с тобой работаем.
— Наше... рабочее место…
На слова Рам, указывавшей на вид из окна драконьей повозки — живописную картину, залитую ярким солнечным светом, — Рем моргнула своими бледно-голубыми глазами, и её ресницы дрогнули.
Они доехали на попутной драконьей повозке до промышленного города Костул, там пересели в другую, специально для них подготовленную, и через некоторое время показался он — однако, совершенно незнакомый «родной дом».
Большие ворота, а за ними — внушительный особняк. Поместье Розвааля, ещё более роскошное, чем дом Берштетца в имперской столице Волакии, где она жила с Качуа, было настолько изысканным строением, что его невозможно было забыть, увидев хоть раз.
И всё же...
— Ну как?
— ...Прости, сестрица.
Рем медленно покачала головой, виновато извиняясь перед сестрой за то, что не может оправдать её ожиданий.
По пути сюда Рем, расставшись с Субару, Эмилией и остальными, которые разъехались по разным делам, добиралась до особняка вдвоём с Рам. Всю дорогу она надеялась, что увиденное пробудит её воспоминания, но ни разу её ожидания не оправдались.
Похоже, их важный дом не стал исключением.
— Понятно. Но ничего не поделаешь. Мы с тобой работали в нынешнем особняке довольно давно, так что для тебя он не связан с яркими воспоминаниями. Этот дом — не тот.
— А?!
— Кстати, предыдущий особняк Отто в сердцах поджёг, так что его больше нигде нет. Если бы он уцелел, мы бы могли туда заглянуть.
— Господин Отто… Не думала, что он такой.
От новой информации у Рем закружилась голова, а слова Рам об Отто сбили её с толку ещё больше.
Отто, занимающийся внутренними делами их лагеря, производил впечатление мягкого человека. Он был другом Субару и его незаменимым товарищем, а Петра и Фредерика говорили, что он почти не спит. Теперь к этому добавилась информация, что он в сердцах поджёг особняк — просто загадка, а не человек.
Возможно, это тот случай, когда внешность обманчива, но можно ли так просто всё обобщить?
— Не только он, но и остальные союзники госпожи Эмилии такие? Гарфиэль, господин Розвааль…
— Господин Розвааль, — поправила Рам.
— ...Господин Розвааль тоже.
— Умница. Но ставить этих троих и господина Розвааля в один ряд — это плохо, Рем. Господин Розвааль — умный и способный, величайший маг в этом мире. А эти трое… только втроём вместе едва ли тянут на одного… нет, на полчеловека.
— Втроём — на полчеловека…
Рем мысленно представила Отто, Гарфиэля и Субару, стоящих друг у друга на плечах, а рядом — господина Розвааля, способного летать с помощью магии. Поставив их так рядом, Рем не могла оценить разницу между ними, но словам Рам, должно быть, можно верить.
Для Рем, чья память всё ещё не подавала признаков возвращения, доверие и привязанность к сестре-близнецу Рам, основанные на чувстве родства, были единственной несомненной реальностью.
— Ведь это была прочная связь, соединяющая прошлую и нынешнюю Рем.
«...Этот образ мыслей разозлил бы госпожу Присциллу», — подумала Рем, вспомнив жгучий, как пламя, алый взгляд той женщины.
Она, за короткое время сильно повлиявшая на взгляды и жизненный путь Рем, никогда бы не одобрила цепляние за прошлое. Точно так же ей не понравилась бы Рем, потакающая Рам и доверяющая ей, словно мёду.
Рем не хотела не нравиться Присцилле и не хотела вести недостойную жизнь.
Поэтому она бранила себя за уныние, мысленно хлопала себя по щекам и поднимала голову.
— Но, сестрица, из твоего рассказа следует, что даже если мы вернёмся в тот особняк, это вряд ли поможет мне вернуть память, так?
— Хе-хе, быстро соображаешь. Рам гордится такой умной сестрой.
— Нет, что ты… Я не заслуживаю такой похвалы от сестрицы…
— Но чья сестра Рам, по-твоему? Думаешь, сестра Рем, Рам, допустит такую оплошность?
Рам приложила руку к груди и заявила это с видом, полным уверенности.
От этих властных слов Рем искренне устыдилась своих неуместных опасений. Рам и без её подсказок всё прекрасно понимала.
В таком случае, ещё интереснее становилось, что же задумала Рам…
— Если мы возвращаемся в особняк не ради этого… значит, цель — люди?
— Кто знает. Ответ… скоро узнаем.
Едва Рем высказала это предположение и Рам ей улыбнулась, как драконья повозка остановилась. Рем, ощутив давно забытую тряску, которую раньше отгоняла Божественная Защита от Ветра, вздрогнула. Перед ней Рам легко поднялась и протянула руку.
— Ну вот, приехали. Пойдём.
— Да, сестрица.
Взяв Рам за руку, Рем, сдерживая лёгкое волнение в груди, вышла из драконьей повозки.
Пока Рам разговаривала с возницей, доставившим их сюда, Рем, шагнув вперёд, увидела за закрытыми железными воротами особняк и прекрасный передний двор.
Рем прищурила бледно-голубые глаза. Отразившийся в них особняк по-прежнему был ей незнаком.
Тем не менее, было видно, что за зданием, цветниками, живой изгородью и каждым уголком, составляющим особняк, тщательно ухаживают, и это невольно заставляло выпрямить спину.
Независимо от того, вернётся память или нет, если Рем будет жить в этом особняке, её положение, как и у Рам или Фредерики, будет таким же — служанка.
«Нет, Рем достаточно просто быть здоровой и жить беззаботно каждый день», — на мгновение Рем представила, как Субару говорит что-то подобное, но тут же силой отогнала этот чрезмерно лелеющий её фантом.
Конечно, Субару вполне мог такое сказать, но сейчас ему было не до этого.
Именно сейчас он — в отличие от Рем, чьи раны были несравнимы — утешал ту, чьё сердце было разбито потерей Присциллы…
Внезапно раздавшийся рёв заставил Рем отпрянуть с криком: «Ай!».
Оглядевшись, она поняла, что звук донёсся из-за ограды, то есть с территории особняка. Там, вцепившись маленькими ручками в прутья ограды, стояла маленькая девочка и смотрела широко раскрытыми глазами.
Миловидное личико, длинные розовые волосы. Девочка лет одиннадцати-двенадцати, одетая в чёрную тунику, смотрела на Рем широко раскрытыми круглыми глазами.
Эту девочку Рем помнила. Помнила по тому ужасу в Империи.
— А, ты… «Ведьма», устроившая «Великое Бедствие»!
— О, госпожа Рюдзу, благодарю за встречу.
Дрожа всем телом, виновница «Великого Бедствия» указывала на неё пальцем.
Рядом с Рем, ошеломлённой внезапной и недопустимой встречей с бедствием, появилась Рам и как ни в чём не бывало заговорила с ней. От такой естественности Рем обернулась к Рам с изумлённым «Э?», а «Ведьма» в свою очередь метнула взгляд на сестру.
— Рам! Хорошо, что вернулась. Очень хорошо, но… ты слишком спокойна!
— …Рам должна, как Гарф или Фредерика, поднять госпожу Рюдзу на руки?
— Я не это говорю! Важнее то, что эта девушка…
— Сестрица, эта особа…
«Ведьма», замыслившая гибель Империи, звалась Сфинкс.
Однако Рам назвала стоявшую перед ней девочку другим именем — Рюдзу. Когда взгляд Рюдзу снова обратился на неё, Рем, растерявшись, посмотрела на Рам.
В ответ на их реакцию Рам мягко положила руку Рем на плечо.
Несмотря на отсутствие малейших объяснений, спокойный голос Рам удивительным образом успокоил взбудораженную душу Рем. Это естественно развеяло её смятение, и Рем повернулась к Рюдзу.
Затем, отдышавшись и твёрдо посмотрев ей в глаза, сказала:
— Рем. А вас зовут Рюдзу, верно?
— ...Вот как. Верно. Да, так и есть. Я — Рюдзу, Рем.
Представившись и спросив имя, Рем увидела, как Рюдзу на мгновение посмотрела куда-то вдаль и мягко кивнула.
По её реакции, поведению Рам и тому, что она находилась на территории особняка Розвааля, Рем наконец убедилась, что девочка перед ней и имперская «Ведьма» — разные люди.
— Даже если так, они слишком похожи…
— Верно. Есть такая поговорка, что у каждого человека в мире есть три двойника, но у госпожи Рюдзу их почти в десять раз больше. То есть, и пошлости в десять раз больше.
— Что ты говоришь в такой трогательный для старушки момент?
Рем отметила их поразительное сходство, на что Рюдзу отчитала Рам.
По их перепалке было видно, что они довольно близки. Судя по поведению Рюдзу, она тоже была человеком, тесно связанным с прежней Рем.
— Простите. Но я ничего не помню.
— Ничего-ничего, не извиняйся. Я…
— …Сестра. У неё такой же цвет волос, как у Рам, видишь?
— Д-действительно!.. А, но если она сестра сестрицы, значит…
Рам, перебив Рюдзу, сообщила шокирующую новость. Поражённая Рем сравнила Рам и Рюдзу и нашла в цвете их волос убедительное доказательство.
Однако Рам и Рем должны быть близнецами, следовательно, отношения Рем и Рюдзу…
— Она и моя сестра тоже…?
— Прекрати, Рам! Ты! Это дурное влияние Роз-бо и Су-бо!
— Вы ставите их в один ряд? Даже вам, госпожа Рюдзу, не всё позволено.
— Кто бы говорил!
Рам нахмурилась, когда Рюдзу, сердито вскинув миловидные бровки, повысила голос. Рем, удивлённо моргая, наконец поняла, что Рам шутит.
— Если подумать, если бы Рюдзу-сан была моей или сестрицыной сестрой, то обращение сестрицы к ней на «госпожа» было бы странным, да?
— Ну, тут могут быть варианты с разными отцами или матерями, и тогда она могла бы быть сестрой благородных кровей. Так что это не стопроцентное опровержение.
— Это тоже верно… Значит, она всё-таки моя и сестрицына…?
— Нет. Это чистейшей воды розыгрыш Рам. Совсем с ума сошла.
Рюдзу тяжело вздохнула, а Рам незаметно показала язык.
Её немного поводили за нос, но, если подумать, всю дорогу досюда Рем немало страдала от подобных шуточек Рам и одновременно ими же спасалась.
Для Рем, которая легко впадала в уныние по малейшему поводу, уверенность и юмор Рам были настоящим солнечным теплом.
— Я думаю, сестрица — замечательный человек. Включая её озорство.
— Судя по письму, доставленному птицей, вы встретились не так давно, а она тебя уже так приручила…
— Что за скверные слова — «приручила»? Я лишь проявила искренность и любовь.
— Для этого ты слишком уж разрезвилась, Рам, не похоже на тебя. Понимаю, ты рада, что сестра, которая так долго была прикована к постели, очнулась, и вы снова вместе.
— … Не наглейте, госпожа Рюдзу.
— Ты от смущения становишься агрессивной, так что хотя бы к Гар-бо будь помягче. Ну а теперь…
Рам слегка нахмурилась. Пока Рем с интересом наблюдала, как сестру, что бывало редко, ставят на место, Рюдзу, опиравшаяся на железные ворота, отошла от них.
— Странно всё время разговаривать через ворота. Мне бы тоже хотелось обнять своих благополучно вернувшихся внучек и порадоваться.
— Внучек…?
— Это лучшая шутка госпожи Рюдзу. Посмейся.
— Это значит, что я их так сильно ценю!
При виде надувшей губки Рюдзу Рем, хоть и смущённо, но улыбнулась. Не потому, что Рам велела смеяться, а потому, что забота Рюдзу естественно развеяла её напряжение.
Впрочем, то, что Рюдзу, выглядевшая младше их, называла их внучками, даже с учётом её заботы, заставляло задуматься.
— Беатрис-тян тоже такая, но есть ли у маленьких детей склонность строить из себя взрослых…?
— Верно. Истинный облик госпожи Беатрис проявляется, когда она сидит на коленях у Барусу.
— Учитывая, какая она милашка, это убедительно.
Как и Спика, дети лучше всего выглядят, когда ведут себя по-детски и беззаботно смеются. Не только Беатрис, но и Рюдзу, если бы не строила из себя взрослую и смеялась соответственно возрасту, была бы такой милой.
Погружённая в такие мысли, Рем на мгновение застыла от последующего события.
— А теперь, все, откройте ворота.
Едва Рюдзу произнесла это, как железные ворота особняка начали медленно открываться.
Само по себе это было нормально. Никаких проблем. Проблема была в том, *как* ворота открывались.
Засов был отведён, и створки ворот начали открываться внутрь — их двигали несколько человек, откликнувшихся на зов Рюдзу. У каждой были свои причёски и украшения, отличающиеся друг от друга, но лица у всех были точно такие же, как у Рюдзу.
А это означало, что это были девушки с таким же лицом, как у «Ведьмы» Сфинкс…
Это превзошло все допустимые пределы, и Рем издала пронзительный крик.
— Я подумала, что это за крик, но теперь всё поняла. Действительно, впервые увидев госпожу Рюдзу и её сестёр, Пико и других, немудрено удивиться.
— Если вы так говорите, мне немного легче…
На слова блондинки-горничной, выказавшей понимание, Рем виновато опустила голову.
Ей было стыдно за то, что она так растерялась при встрече с Рюдзу у ворот и от последующего шокирующего события — появления более десяти девушек с таким же лицом, как у Рюдзу.
— Сестрица ведь предупредила меня, что людей с лицом, как у госпожи Рюдзу, в десять раз больше трёх, а я подумала, что это шутка…
— С тем, как Рам это сказала, неудивительно, что ты так подумала, Рем. Я бы скорее удивилась, если бы кто-то не счёл это шуткой и воспринял слепо.
— Вы так спокойно говорите, госпожа Рюдзу, но не мешало бы и вам задуматься о себе. Если вы будете так часто создавать проблемы, что миловидность внешности перестанет их перевешивать, у меня скоро руки зачешутся.
— С-страшные вещи говоришь…
Под тихим, но тяжёлым взглядом горничной Рюдзу съёжилась и притихла. При виде этого Рем наконец смогла расслабить губы и выпрямить ссутулившуюся спину.
Она и подумать не могла, что перед входом на территорию особняка случится такая суматоха, но теперь, когда её провели внутрь, нельзя было вечно хныкать.
И всё же…
— Я доставила вам столько хлопот своим шумом. Простите… Э-э…
— Сильфи Эльмарт. Раньше была Корниас, но развелась. В ваше отсутствие мне было поручено управление особняком.
— Особняком. Значит, Сильфи-сан тоже была моей коллегой и сестрицы?
Горничная — Сильфи — тихо поклонилась, и Рем спросила её об этом.
Естественно, все, кто работал в особняке Розвааля, скорее всего, были знакомы с Рем. Наверняка она доставила им немало хлопот своим сном.
Однако на опасения Рем Сильфи ответила: «Нет», покачав головой.
— Я ещё новичок, так что с госпожой Рем и остальными вместе не работала. К тому же, меня нанял не маркграф, а милорд. И более того…
— Более того?
— Моя хозяйка — только я сама. А повелительница моего сердца — только госпожа Эмилия.
Сильный взгляд Сильфи заставил Рем невольно отпрянуть.
Выраженная Сильфи безграничная преданность Эмилии читалась и в идеальном порядке в особняке, куда та её провела, — в прихожей, коридорах и нынешней гостиной. Как и показалось снаружи, работа была выполнена превосходно.
Поистине, это было дело рук той, кто считал Эмилию повелительницей своего сердца.
— Сильфи-сан, вы давно знакомы с госпожой Эмилией?
— Нет, всего несколько месяцев. И непосредственно вместе мы провели очень мало времени.
— И несмотря на это, такая привязанность?
— Разве то, какую часть сердца он займёт, зависит не больше от того, что этот человек для тебя сделал, чем от времени, проведённого вместе?
— Это…
Удивлённая неожиданным ответом Рем, услышав последующие слова Сильфи, опустила голову.
В этот момент в голове Рем промелькнули образы дорогих ей людей — Спики и Качуа. Но время, проведённое с ними, даже с учётом того, что Рем, потерявшая память, выстраивала отношения с нуля, вряд ли можно было назвать долгим.
Тем не менее, Рем твёрдо считала их незаменимыми.
Слова Сильфи были справедливы. И когда она уже почти убедила себя в этом, в её сознании ясно возникло лицо Субару, и Рем поджала губы.
— Госпожа Рем?
— Она, должно быть, в замешательстве. Сильфи, я же рассказывала тебе об обстоятельствах Рем.
— Ах, да. Прошу прощения. Я была недостаточно внимательна.
— Нет, не стоит извиняться. Это просто… мои личные обстоятельства.
Услышав ответ Рем, Рюдзу и Сильфи переглянулись. Ей было неловко перед этими двумя, которые так сочувственно к ней относились, но Рем не собиралась рассказывать о своих нынешних терзаниях.
Как она и сказала, это были исключительно её собственные переживания и проблемы.
— У тебя печальное лицо, Рем. Сильфи тебя обидела?
— ...
От внезапного голоса, позвавшего её, Рем подняла голову и посмотрела на вход в гостиную. Там стояла Рам, которая по дороге в гостиную отлучилась по делам.
Увидев присоединившуюся к ним Рам, Рем широко раскрыла глаза и затаила дыхание. Рам стояла там в непривычном для неё наряде горничной.
— Сестрица, этот наряд…
— Я же много раз говорила, верно? Рам — горничная особняка, горничная господина Розвааля.
Рем невольно залюбовалась Рам, которая легко провела рукой по розовым волосам и ответила так. Рюдзу, так же глядя на Рам, выдохнула «хо» и сказала:
— Давненько я не видела Рам в таком виде.
— Верно. Рам долгое время носила дорожную одежду, так что это свежо.
— Слишком свежо, похоже, форма сидит кое-где неправильно. Позволите поправить?
— Правда? Тогда прошу.
В то время как Рем удивлённо смотрела, Рюдзу задумчиво кивала, а Сильфи молча принялась помогать Рам с одеждой. Пока Сильфи поправляла её форму, Рам, заметив взгляд Рем, подмигнула ей и сказала:
— Это форма горничной, в которой Рам и Рем работают в особняке.
— …Думаю, она прекрасна. Но…
— Но?
— По сравнению с формой Сильфи-сан, не слишком ли много открытой кожи? В чём же разница… неужели, тот человек замешан…
Сравнивая форму Рам и Сильфи, Рем обняла себя за плечи, и её охватили подозрения.
Наряд, безусловно, был милым, но разница была настолько очевидной, что намерение оставалось неясным. И если вспомнить, Субару и в Империи часто комментировал одежду Рем, говоря, что так было бы милее, а такие изменения сделали бы её привлекательнее, чем вызывал у неё смешанные чувства. Эти воспоминания ожили при виде нынешней формы.
— Я думала, у него какая-то нездоровая одержимость чужой одеждой, но и здесь это…
— …Кажется, возникло какое-то недоразумение, госпожа Рам?
— Верно. Рам совершенно всё равно, как упадёт репутация Барусу в глазах Рем, но мне не нравится, когда мои заслуги присваивают.
— Заслуги?
— Да. Эту форму горничной Рам предложила и переделала сама. Всё ради… чтобы Рам было удобнее двигаться в форме? Кажется, так?
В конце своей речи Рам, не свойственно для неё, утратила уверенность, и Рюдзу наклонила голову. На замечание Рюдзу Рам пробормотала: «Непостижимо».
— Неприятно, когда не можешь согласиться с собственным мнением. Наверное, причина, по которой Рам предложила переделать форму, была не такой уж случайной, как я сейчас наговорила.
— Г-говорить такое о собственном мнении?!
— Чувствую чьё-то навязанное влияние… Раздражает, что это похоже на мысли Барусу, но то, что я хотела одеть Рем в милую форму, звучит гораздо убедительнее.
— Вот как, действительно. Согласна.
Рам, приложив палец к губам, высказала это предположение, и почему-то Сильфи с ней согласилась. Судя по ходу разговора, у Сильфи тоже было желание наряжать кого-то в милую одежду.
На самом деле, в мире, где воспоминания о Рем стёрлись у многих, истинная причина недоумения Рам и правильный ответ, вероятно, так и останутся неизвестными.
— Тогда Рам просто будет верить в то, во что хочет верить. Не оглядываясь ни на кого, понятно?
— …Я думаю, сестрица наверняка нашла бы общий язык с госпожой Присциллой.
Круг общения Рем был узок и мал, но в смысле благородства и силы у Присциллы и Рам были общие черты, вызывающие восхищение. Возможно, если бы Присцилла была жива, через Рем они могли бы подружиться. Или же столкнуться, как заклятые враги.
В любом случае, подозрения в адрес Субару по поводу формы горничной оказались беспочвенными.
— Но всё это из-за того, что он обычно ведёт себя так двусмысленно.
— Если речь о Су-бо, то бедняжка, его так поносят.
— Госпожа Рюдзу, вы так говорите, потому что не видели, как он несёт всякую чушь и переодевается в женское.
— Что?! Су-бо и в Империи переодевался в женское?! Неисправимый ребёнок!
— В женское? При том, что есть госпожа Эмилия? Что он себе позволяет? В зависимости от ответа…
По реакции Рюдзу стало ясно, что Субару действительно был рецидивистом. Услышав это, Сильфи выразила резкое недовольство, а Рем решила для себя ещё раз с ним разобраться.
Пока шёл этот разговор, Сильфи закончила поправлять одежду Рам. Рам покрутилась на месте, взмахнув подолом юбки, и эффектно откинула волосы.
— Недурно. Хорошая работа, Сильфи.
— …Польщена вашей похвалой, так и скажу.
— Раз это похвала от Рам, принимай её как должное. И это ещё не всё. Я мельком осмотрелась, но и за особняком ты хорошо следила, не так ли?
— Под началом никчёмного хозяина я провела дни в унижениях. Если бы хоть пылинка упала на пол, нас, всех жён, ждала бы незавидная участь. Даже вспоминать противно. Недавно он получил по заслугам.
Сильфи безупречно поправила форму Рам, но по её словам и манере чувствовалось, насколько ужасным было её прежнее место работы — нет, скорее, окружение. Рем прониклась к ней глубоким сочувствием.
И тут перед Рем, ставшая идеальной горничной Рам, тихо поставила чашку с чаем.
— Ну вот, госпожа Рюдзу и Сильфи замучили тебя вопросами, ты, должно быть, хочешь пить.
— Даже чашку чая подать, и то нас злодейками выставила.
— Ха!
Рам фыркнула на надувшую губы Рюдзу и приготовила чай для неё и Сильфи.
Рам, видимо, принесла поднос из коридора, и, ловко заваривая чай для них двоих, взглядом велела Рем пить первой. Послушавшись, Рем, едва насладившись ароматом чая, поднесла чашку к губам — и невольно замерла.
— Вкусно…
— Естественно. Заваривать чай — единственный талант Рам как горничной.
— Прямо-таки восхитительная самоуверенность… Хотя, на самом деле, такой чай редко где попробуешь, так что сказать нечего.
— Фредерика тоже всегда с удовольствием говорит, что в этом ей с тобой не сравниться.
Сильфи и Рюдзу, признав поражение перед торжествующей Рам, принялись пить чай.
Рем, наслаждаясь ароматом, щекочущим нос, и вкусом на языке, кивала словам обеих и вдруг заметила, что мягкий взгляд Рам, обращённый на неё, полон нежности и лёгкой надежды.
Рам ничего не сказала прямо. Но, должно быть, и на вкус этого чая возлагались надежды.
Такой изысканный вкус, чай, который могла заварить только Рам, — нетрудно было представить, что Рем до потери памяти тоже им наслаждалась. Действительно, искусство заваривания этого чая, от которого на глаза наворачивались слёзы умиления, казалось, пропитывало всё тело Рем нежностью.
Однако это не стимулировало память Рем и не принесло желаемого результата.
— Было очень, очень вкусно. Но…
Поставив допитую чашку на стол, Рем, опустив глаза, не договорила. Но на такое поведение Рем Рам улыбнулась и сказала: «Глупенькая».
— Я просто заварила чай. Зачем милой Рем извиняться?
— Возможно, взгляд госпожи Рам был слишком острым, и это заставило её извиниться. Мой прежний господин был слишком капризным, но если извиниться, он сразу добрел.
— …Рам, завари-ка для Сильфи вторую чашку. Мне эту девочку так жаль, так жаль.
— Почему вы так думаете? Какое там «жаль», я наслаждаюсь невиданной доселе свободой.
Слегка нахмурившись, Сильфи с обидой сказала печально глядевшей Рюдзу, что та ошибается. По просьбе Рюдзу Рам начала готовить вторую чашку для Сильфи.
Глядя на спину Рам, Рем вновь твёрдо-твёрдо решила:
«Я хочу ответить тем, кто так добр ко мне».
Выйдя из гостиной, Рем бесцельно бродила по особняку.
Каждый раз, когда она останавливалась, сопровождавшая её Рам рассказывала о воспоминаниях, связанных с этим местом: «Вот клумба, где Барусу с головой окунулся в удобрения», «На этой колонне следы зубов Гарфа. Потом отругаю его», «О, рисунок Великого Духа, который госпожа Эмилия и госпожа Беатрис нарисовали на земле, всё ещё здесь», — и у Рем не было времени почувствовать себя одинокой.
Однако, несмотря на такую поддержку и заботу Рам, Рем никак не могла испытать то чувство, которое бы подтолкнуло её вперёд.
— А, опять дети, похожие на госпожу Рюдзу…
— Это Пико и другие. Их вывели из «Святилища», и сейчас они всему учатся с нуля.
— …Я в таком же положении, как эти дети и Сильфи-сан.
В отличие от Рюдзу, которая выглядела не по годам взрослой, эти девочки — во главе с той, которую звали Пико, — казались по-детски невинными. Их можно было встретить по всему огромному особняку Розвааля, они сновали туда-сюда, помогая горничным в такой же форме, как у Сильфи.
Эти девочки, выглядевшие такими трогательными и усердными, по-видимому, несли на себе иное, чем у людей, бремя судьбы из-за своего происхождения, но теперь были освобождены от него и жили новой жизнью.
С другой стороны, горничные, многие из которых отличались красотой и благородством, как она слышала, были женщинами, находившимися в таких же ужасных условиях, как Сильфи, и все они смогли выбраться оттуда благодаря Эмилии.
Сёстры Рюдзу, горничные — все они, как и Рем, были игрушками в руках судьбы, которая ими помыкала.
Однако на это замечание Рем Рам, сказав «Верно», продолжила:
— Независимо от того, есть память или нет, если ты решила начать новый путь, в большинстве случаев придётся всё выстраивать заново. Ты ничем не отличаешься от других, Рем.
— Сестрица…
— Нет, я ошиблась. Рем — особенная. Для Рам она слишком дорога.
От этих слов Рем, смущённая такой огромной любовью, отвернулась.
Конечно, Рем тоже испытывала к Рам сильную привязанность и бьющую через край любовь, но ей казалось, что если её любовь — это единица, то от Рам она получает десять, а то и сто, и это её смущало.
С этим чувством неловкости Рем и Рам ещё некоторое время продолжали осматривать особняк Розвааля.
И наконец…
Дверь открыла Рам, и Рем вошла в комнату, на которую та указала.
По сравнению с другими помещениями особняка, которые она уже осмотрела — гостиной, столовой, большой ванной, секретным тренировочным залом, комнатой для бесед, садом и балконом, — эта комната, ничем не отличающаяся от гостевой, была мало примечательна.
Учитывая размеры особняка, комната, выделенная простой служанке Рем, была вполне приличной, но не более того.
Большая кровать, книжный шкаф с томиками стихов и иллюстрированными рассказами. Письменный стол был аккуратно убран, на нём стояла ваза со свежими цветами.
— Однажды я, не подумав, убрала её личные вещи, но Барусу всё вытащил обратно и расставил, как было у Рем.
— Он…
Когда Рем подошла к книжному шкафу, Рам рассказала ей об усердии Субару.
Рам обычно была резка в высказываниях о Субару, и Рем во многом с ней соглашалась, но в этих словах звучала только искренность, и это тронуло Рем до глубины души.
Она достала сборник стихов, перелистнула страницу. Все стихи были ей незнакомы, но, должно быть, это были те, которые нравились прежней Рем. Почему-то ей показалось, что многие из них были о любви, и Рем почувствовала удивление и смущение от вкусов своего прежнего «я».
— Я ведь спала больше года, да?
Поставив сборник стихов обратно на полку, Рем села на кровать и, погладив её, прищурилась.
Пока Рем спала непробудным сном и не могла выполнять работу горничной, Рам, Фредерика и Петра наверняка ухаживали за особняком и ежедневно заботились о ней, прикованной к постели. И сейчас подушка и простыни на кровати были чистыми, что свидетельствовало об их тщательной работе.
Рядом с кроватью, на полу, виднелся слегка выцветший след — доказательство того, что здесь долгое время стоял стул. В голове возникла картина: кто-то навещал спящую Рем и разговаривал с ней здесь.
Это, должно быть, была Рам, Эмилия и остальные, и, конечно же…
Рам молча села рядом с Рем на кровать. На её нежный розовый взгляд, обращённый в профиль, Рем закрыла глаза и покачала головой.
Её не спрашивали. Но, должно быть, хотели спросить.
Ничто во всём этом особняке, ничто во всей этой комнате не пробуждало воспоминаний Рем. Здесь было лишь множество проявлений любви, которые заставляли ничего не помнящую Рем осознавать, какой счастливой она была.
Она чувствовала это так сильно, так глубоко, что на глаза навернулись слёзы.
И именно поэтому…
— …Сестрица, а что это там такое, очень интересно?
В углу комнаты, залитой мягким солнечным светом и наполненной атмосферой нежности и заботы, стоял загадочный предмет — железный шипастый шар на цепи, — его необычность бросалась в глаза.
На вопрос Рем Рам, словно что-то вспомнив, выдохнула «Ах» и сказала:
— Это моргенштерн.
— …Мор-ген… штерн?
— Да. Барусу начал его так называть, и со временем это прижилось… Это тоже, говорят, было очень дорого Рем.
— Это мне?!
Эти слова слишком сильно отличались от всех предыдущих рассказов о воспоминаниях, и Рем несколько раз перевела взгляд с Рам на шипастый железный шар — моргенштерн — и обратно.
Сделав это, она уже было решила, что это очередная озорная шутка Рам, но…
— Рам понимает твои сомнения. Но, видя, как Барусу каждый день полирует его специальной тканью и маслом, Рам думает, что для простой шутки это слишком долгая подготовка.
— Н-но ведь он способен и на такие глупости, не так ли?
— Верно. Не буду отрицать.
Видимо, этот спор уже был исчерпан, так как ответ Рам на возражение Рем был полон смирения. Увидев это, Рем встала с кровати и подошла к моргенштерну.
Подойдя ближе, она увидела, что под железным шаром, чтобы шипы не царапали пол, была подложена самодельная подставка — проявление тщательной заботы. Рядом стояли ткань и ёмкость с маслом, подтверждая слова Рам о том, что Субару каждый день его полировал.
Однако, если спросить, что из этого следует, то и всё.
— Наверняка это тоже его дурацкая шутка…
Как и с переодеванием в женское, это, должно быть, просто какая-то злая выходка, отражающая вкусы Субару, поданная с очень убедительным видом.
Так подумав, Рем наклонилась и коснулась пальцем железного шара. — И в тот же миг.
Внезапно мир перед глазами Рем исказился, и она невольно плюхнулась на пол. Неприглядная поза, но в тот момент Рем было не до стыда и приличий.
Даже сев на пол, она не переставала ощущать головокружение, и мир вращался перед глазами.
Хотя она сама была на месте, она перестала различать пол и потолок, белый и чёрный цвета мира поменялись местами, все пять чувств — зрение, слух, обоняние, вкус и осязание — смешались: воздух стал видимым, звуки — ароматными, запахи — осязаемыми, цвета — ощущаемыми на вкус и слышимыми.
Всё ощущаемое смешалось, перемешалось, и прошлое, настоящее и будущее Рем слились воедино.
Деревня в горах, волчий флаг, пронзённый мечом, скрип колёс инвалидного кресла, стая виверн, застилающая небо, чудовищный белый кит, летящий в ночном небе, сломанный рог, взлетающий в сумерках, освещённых пламенем, и мальчик, отчаянно взывающий, злящийся мальчик, плачущий мальчик, смеющийся мальчик…
Наконец, потрясение, словно пересоздавшее весь мир, внезапно лопнуло, как мыльный пузырь.
Зрение, слух, обоняние, вкус, осязание — всё вернулось к правильному восприятию жизни: она видела, слышала, обоняла, ощущала вкус и прикосновения.
Чувствуя это жгучее, словно выжженное, ощущение и вызванное им биение сердца, разгоняющее кровь по всему телу, Рем моргнула раз, два, три.
Она не знала, что именно произошло.
Просто…
Всё ещё сидя на полу, она дрожащей рукой коснулась своей щеки, проверяя своё существование.
Ощущение от прикосновения пальцев не исчезало. Боясь, что всё это хрупкое, ненадёжное, рассыплется, как замок из песка, Рем не могла сильнее надавить пальцами.
Если бы она позволила себе желать большего, ей казалось, что всё исчезнет…
Рем, охваченную этим неотвратимым беспокойством и страхом, сзади обняло тёплое прикосновение.
Затаив дыхание, она застыла, не в силах обернуться. Объятая руками, обхватившими её со спины, Рем получила толчок, чтобы направить свои мысли и чувства, поглощённые собой, на что-то другое.
И первым, на что она их направила, было существо, обнявшее её сзади…
— Сест…
— Подожди.
— ...
— Ещё не оборачивайся. Сейчас Рам впервые в жизни разочарована в себе.
Едва начав говорить и оборачиваться, Рем замерла, остановленная словами Рам.
Лица Рам не было видно, но её обнимающие руки, её голос дрожали. Это было слишком непохоже на ту Рам, которую знала Рем.
Рам всегда представала перед Рем гордой, отважной и величественной.
Так было и при их встрече в Империи, и во время их путешествия вдвоём до особняка Розвааля, и в самом начале их работы в особняке, когда сломанный рог причинял ей много страданий, и когда она, защищая глупую Рем, отчаянно сражалась с культистами Ведьмы в горящей деревне.
Когда Рам попадала в поле зрения Рем, она всегда была такой классной…
— Прости, Рем. Я так жалка.
— Сестрица… О чём ты…
— Так сильно…
— ...
— Как же я могла забыть такую любимую, такую драгоценную Рем и жить до сегодняшнего дня? Какой же бессердечной сестрой была Рам?
Услышав голос Рам, сокрушающейся из-за своей огромной любви, Рем широко раскрыла глаза. И, преодолев все запреты, Рем развернулась и оказалась лицом к лицу с обнимавшей её Рам.
Рам, слегка расширив влажные розовые глаза, удивлённо смотрела на неё. От взгляда на это лицо, которое Рем видела чаще и дольше всего в своей жизни, у неё потеплело на сердце.
Она обрела уверенность. Уверенность в том, насколько она счастлива и окружена любовью.
— Сестрица не бессердечная. Это Рем должна извиняться. Я всё время заставляла сестрицу волноваться, я такая неблагодарная сестра.
— Рем…
— Я всё, всё прекрасно понимаю. Сколько сестрица переживала за Рем, скольким пожертвовала, чтобы быть со мной до сегодняшнего дня. И…
— Рем…
— Что должна сделать слабая и жалкая Рем, которая только и умела, что получать, теперь я тоже знаю.
— …!
Рем, глядя прямо в лицо Рам, стёрла пальцем слезу, катившуюся по её щеке, и улыбнулась. Затем, протянув руку, она притянула голову сестры к себе и обняла её за грудь.
Сидя на полу, сёстры тихо прижались друг к другу, лелея друг друга. Нет, Рам всегда так делала. Это Рем раньше так не могла.
— Сестрица, я тебя очень люблю.
Прижавшись губами к уху обнятой сестры, Рем передала Рам все переполнявшие её чувства. Чувствуя, как горячие слёзы смачивают её грудь, Рем продолжала обнимать беззвучно плачущую Рам.
Наконец, искренне приняв по-настоящему состоявшееся воссоединение, Рем всей своей прошлой и настоящей сущностью, всеми силами передавала свою любовь.
Сколько душе угодно, до полного удовлетворения, сейчас она хотела провести время так, вместе с Рам.
А когда это неудовлетворённое время сестринского общения будет полностью восполнено, Рем предстояло сделать так много — выразить благодарность и любовь стольким людям.
И первым, кто приходил на ум, был черноволосый мальчик с дурным взглядом…
Нужно подняться, чтобы передать свою любовь.
«По какой же счастливой причине меня оставили в живых?» — так подумала Рем.
Петра затаила дыхание, глядя на девушку в форме горничной, которая глубоко поклонилась, а затем подняла голову.
Её глаза застыли, тело напряглось и перестало слушаться. Не только Петра, но и Мейли с Эмилией лишились дара речи при виде появившейся девушки.
В этой вынужденной тишине первой заговорила…
Воображаемый Субару, не имеющий телесной оболочки, стоял как вкопанный, глядя на ту же девушку, что и Петра.
Его ошеломлённый голос не достиг никого, кроме Петры, и, к сожалению, сама девушка, на которую были устремлены все взгляды, не встретилась взглядом с его полупрозрачным силуэтом. У Петры тоже не было ни малейшей возможности помочь «Субару», которого никто не замечал.
Лишь правильность слов «Субару» она могла подтвердить. Перед ними, без всяких сомнений, стояла та самая дорогая и любимая девушка по имени Рем.
В тот же миг в голове Петры будто проскочила искра, и затуманенные участки сознания один за другим начали проясняться.
Причина притяжения была прямо перед ней, и картины воспоминаний, бессознательно задвинутые в дальний угол сознания и накрытые покрывалом забвения, снова начали выставляться в галерее её сознания.
И все эти выставленные яркие картины поразили её, словно разрядом молнии.
Петра, как Петра, общалась с ней не так уж много.
Девушка-горничная, которая время от времени приходила за покупками из особняка Розвааля в деревню. У них почти не было точек соприкосновения, они даже не разговаривали, но после того, как Субару стал наведываться в деревню, она стала более выразительной, и, что важнее всего, она была спасительницей их жизней. То, что их жизни подвергла опасности Мейли, управлявшая зверодемонами, делало эту историю ещё более кармической. Кстати говоря, Мейли и её сестра слишком часто покушались на жизни их близких в ключевые моменты.
Как бы то ни было, общение Петры с ней было именно таким, поверхностным.
После этого, с началом королевских выборов, она стала жертвой Архиепископа Греха Чревоугодия, и Петра, нанятая на её место, присоединилась к лагерю Эмилии в качестве горничной.
Иными словами, без её трагедии нынешнего положения Петры не существовало бы, и само это вызывало у неё очень сложные чувства, но…
Словно перевернули скрытую карту и заново проверили её изображение и написанное содержание, так и в сознании Петры одно за другим непонимания, связанные с ней, заменялись пониманием.
Тем временем, таким неуверенным голосом её позвала Эмилия, удивлённо моргая.
Эмилия шагнула вперёд и, словно не решаясь продолжить, несколько раз открыла и закрыла рот.
— Н-нет, прости, это странно звучит, да? То, что Рем — это Рем, я и раньше знала… но я не это хотела сказать.
— Всё в порядке, госпожа Эмилия. Успокойтесь, не торопитесь. Рем понимает, что это произошло внезапно.
— … Да, спасибо. Я многое хочу сказать, но, но…
— Но?
— …Этот наряд тебе очень идёт. Очень, очень по-Ремовски, так я чувствую.
Эмилия прижала руку к груди, и её сиреневые глаза увлажнились, когда она улыбнулась Рем. На слова Эмилии Рем слегка приподняла бровь, а затем кивнула.
Она гордо выпрямилась в своей форме горничной и сказала:
— Это форма, которую сестрица сшила так, чтобы она подходила Рем.
На этот ответ Рем Рам, скрестив руки, удовлетворённо кивнула.
— …Что это вообще такое происходит? — проворчала Мейли, скривив лицо, пока Эмилия и Рем обменивались любезностями.
Маленький Багровый Скорпион, высунувшийся из её волос, обеспокоенно защёлкал клешнями, глядя на реакцию хозяйки. Мейли, прищурив один глаз, приложила руку ко лбу.
— Как только я увидела сестрёнку Рам, так сразу вспомнила, как тот тип раздавил всю мою стаю ульгармов. Причина провала моей работы, не так ли…
— Тогда тебе стоит поблагодарить Рем. Благодаря тому, что Рем сорвала твою работу, никто, кроме Барусу, не пострадал, и ты сейчас здесь.
— Сложные чувства, трудно благодарить…
На замечание Рам, обнявшей себя за локти, Мейли сделала кислое лицо и показала язык.
Хотя слова Рам были грубыми, они отражали истину. Факт в том, что Мейли, некогда враг, была принята в лагерь Эмилии именно потому, что ущерб, нанесённый лагерю её действиями, был минимальным, — это было несомненно. По иронии судьбы, замечание Рам о том, что никто, кроме Субару, не пострадал, было верным и с точки зрения «Возвращения через Смерть».
— Как вы понимаете, едва те, кто знал её раньше, увидели Рем, как их память о ней тут же восстановилась. Воспроизведение. Ни я, ни госпожа Рюдзу не смогли сдержать волнения. Результат: мы опоздали с прибытием. Признание.
— Реакция Клинда была скучной и неинтересной, но смятение госпожи Рюдзу было преувеличенным и зрелищным. Это привилегия тех, кто был там.
— Понятно, зрелищно. Действительно, редкое зрелище удалось увидеть. Убеждён.
— …Хмф.
Воскрешение «памяти» о ней у тех, кто окружал Рем. Нет, учитывая условия Полномочия «Чревоугодия» до сих пор, это событие следовало бы назвать воскрешением «имени».
Клинд, коснувшись этого факта, многозначительно посмотрел на Рам, которая явно недовольно отвернулась и фыркнула.
Если присмотреться, возможно, была связь между слегка покрасневшими глазами Рам и замечанием Клинда о зрелищности.
Однако Петра не стала на это указывать. Не из-за благородства воина[^1], а потому, что не могла.
Внезапно Рем, приковавшая к себе всеобщее внимание, посмотрела на молчавшую Петру и широко раскрыла глаза. Эмилия и остальные тоже обернулись на её реакцию и остолбенели при виде Петры.
Их реакция была естественной. Петра, до сих пор не проронившая ни слова, теперь изо всех сил сдерживала подступающие рыдания, а из её круглых глаз потоками лились слёзы.
— Петра-тян?! Ох, ты так плачешь…
— …!
В тот момент, когда её заплаканное лицо заметили, Петра оттолкнулась от пола и бросилась бежать.
Проскользнув мимо удивлённой её слезами Эмилии, которая хотела её обнять, увернувшись от Мейли, пытавшейся коснуться её рукава, и промчавшись под ногами у растерявшегося от ситуации старика Рома, Петра, проявив удивительную ловкость, бросилась прямо — в грудь ошеломлённой Рем.
И…
Рем, не увернувшись, поймала её в объятия, и Петра крепко обняла её худенькое тело. Вцепившись в неё так, словно не желая отпускать, Петра обнимала Рем, а та удивлённо моргала.
На реакцию Рем Петра, не в силах остановить льющиеся ручьём слёзы, нарушила данное себе обещание никогда не хлюпать носом на людях, но всё равно не могла оторваться.
Поддерживая плачущую Петру, Рем посмотрела по сторонам, словно ища помощи, и спросила:
— Эм, мы с Петрой-сан, я просто не помню, но мы настолько были дружны, что она так плачет из-за меня…?
И с этим вопросом, не скрывая растерянности, она продолжала нежно гладить Петру по голове.
[^1]: 武士の情け (буси но насакэ) – японское выражение, означающее «благородство воина» или «самурайская жалость». Описывает проявление милосердия или сдержанности по отношению к побежденному или слабому, даже если это противник.