Арка 9 Глава 31 - "Работа на все сто"
Рёв, от которого, казалось, раскололось небо, сопровождался ослепительными вспышками — на землю обрушился гигантский каменный массив.
Стоит ли вообще называть это просто «каменным массивом» — вопрос весьма спорный.
Как-никак, это была глыба не менее сотни метров в поперечнике. Такое правильнее было бы назвать не каменным массивом, а каменной горой, парящей в небесах.
Эта гора пошла трещинами, стометровая глыба разлетелась на куски, и множество более мелких — хотя всё равно размером от пяти до десяти метров — каменных снарядов посыпались на землю.
Под ударом оказались городские кварталы Королевской Столицы. По самым скромным подсчётам, число жертв могло составить от тысячи до десяти тысяч человек.
Подобное массовое убийство — по современным меркам счёта убийств¹ — было под силу разве что Сесилусу Сегмунту «Синяя Молния» или Архиепископам Греха «Жадности» и «Лени».
Впрочем…
— Если не ограничиваться нынешним временем, то раньше таких хватало, — с ноткой изумления в голосе, полном усталости, Альдебаран наблюдал за этим со стены замка.
План «Б» — тактика с обрушением упомянутой каменной горы — был подлым приёмом, к которому загнанный в угол Альдебаран прибег, чтобы создать себе возможность для побега.
Учитывая обстоятельства, приведшие его к этой тактике, Альдебарану следовало бы не мешкать, а немедленно уносить ноги, игнорируя крики ужаса и выбираясь из Королевской Столицы.
Однако Альдебаран не мог этого сделать. У него была ответственность — увидеть всё до конца.
Сквозь забрало шлема его сузившиеся чёрные глаза узрели картину, и с уст Альдебарана сорвалось хриплое восхищение.
Звук и зрелище начавшегося падения каменной горы были перекрыты не менее громким криком мира — прекрасная ледяная башня, выросшая из земли, одну за другой ловила бесчисленные каменные глыбы.
Это была, вопреки своему холодному, ледяному виду, спасительная длань, полная тёплого милосердия и сострадания. В то же время ледяная башня, мерцающая бледно-голубым светом, казалось, отражала и глубокую печаль её создательницы.
— Ой, да ладно, дяденька, не слишком ли поэтично ты всё это воспринимаешь? — насмешливо бросил Лой, которого Альдебаран нёс на плече.
Хотя Альдебаран и переломал ему руки и ноги, обездвижив, Лой ловко приподнялся, напрягая мышцы спины, и через плечо Альдебарана наблюдал за разразившимся над Королевской Столицей стихийным бедствием.
Ни на что не способный, он, тем не менее, бойко разглагольствовал, чем изрядно раздражал.
— Это ты тут со своим описанием моих душевных терзаний в поэзию ударился. Я тебя не так уж хорошо знаю, но такой стиль больше подошёл бы не тебе, «Обжоре», а твоему покойному братцу, который строил из себя «Гурмана».
— Ха-ха! Оскорблять, поминая мёртвых родственников, — какое дурное воспитание, а? И вправду, оценивать съеденное любили не мы, а Лай. Странно, да? Ведь что наши «мы», что его «мы»² — всё съеденное в итоге попадает в один и тот же «Желудок Душ».
— Не вор, а наглый пожиратель — это как раз про тебя.
— Воришкой меня называть, ну что вы. Мы всего лишь хотим съесть чуть-чуть больше, чем досыта… Такие вот милые гурманы, и только.
Что ни скажи — он найдёт что ответить. Богатство словарного запаса и сила красноречия этого неугомонного «Обжоры», учитывая особенности его Полномочия «Чревоугодия», были одними из лучших не только среди Архиепископов Греха, но и во всём мире.
Детская внешность и манера речи, выдававшая его гнилую натуру, могли ввести в заблуждение, но нельзя было забывать: существо, которое он нёс на плече, — это чудовище коллективного разума, поглотившее бесчисленные знания и опыт.
Именно поэтому Альдебаран отказался от попыток убедить его словами и выбрал насилие и проклятые печати, чтобы силой заставить его подчиняться.
— …В общем, дело сделано. Идём.
— Ну да, теперь ведь нет нужды подставлять плечо сестрице, которая прозевала камни. Дяденька, тебе часто говорят, что ты чудак, или, скорее, ненормальный?
— Спасибо за краткое описание меня за последние два-три дня.
Лой без всяких объяснений угадал причину, по которой Альдебаран задержался, и в конце добавил ненужную фразу. Альдебаран ответил ему, уже не имея никакого желания спорить.
И вот, убедившись, что благодаря Эмилии ущерб Королевской Столице — вернее, той её части, где аристократический квартал был полностью сметён с лица земли, — был предотвращён, Альдебаран снова ускорил шаг.
Сражение с Валгой Кромвелем заставило Альдебарана пересмотреть своё мнение: даже его Полномочие, которое он считал непобедимым, могло столкнуться с серьёзными противниками.
Его уверенность в том, что никто не сможет его одолеть, не поколебалась и сейчас.
Однако, чтобы эта уверенность стала непоколебимой, он внушил себе, что нельзя почивать на лаврах своего Полномочия и прекращать думать.
Поэтому во время операции по освобождению «Чревоугодия» из Королевской Столицы он не выбирал лёгких путей и «перезапусков». Каждую свою жизнь Альдебаран проживал тщательно, с усердием, словно выдавливая зубную пасту из тюбика до последней капли, и упорно шёл к цели, завершив счёт на отметке шесть тысяч семьсот двадцать четыре.
Много это или мало — каждый воспримет по-своему, но Альдебаран в принципе считал любой счёт «уместным».
Каким бы ни было число попыток, каждая из них была необходима для преодоления стены, ни одна не была потрачена зря.
Крайне редко случалась попытка, потраченная впустую, просто чтобы дать сердцу передышку, но и такие душевные передышки были необходимы.
Поэтому, каким бы ни был счёт, если желаемый результат был достигнут, Альдебаран будет настаивать, что эти шесть тысяч семьсот двадцать четыре попытки были «оптимальным» числом.
Место встречи, о котором договорились заранее, — заброшенный карьер в некотором отдалении от Королевской Столицы — идеально подходило для сборища негодяев, желающих скрыться от посторонних глаз.
В этом карьере, прислонившись спиной к полуразрушенной каменной стене, Альдебарана встретила Фельт. Её красные глаза яростно сверкали от гнева и враждебности, а обращение было едким.
Она скривила губы, обнажив острые клыки, и со скрещёнными на груди руками демонстративно выказывала Альдебарану своё презрение. Её обращение сменилось с «шлемника» на «хренова шлемника».
Фельт ткнула своим острым подбородком в сторону виднеющейся вдали Королевской Столицы.
— Если бы Эмилия-сестрица не остановила те булыжники, сколько бы народу, по-твоему, погибло? Что сталось с твоим принципом «не допускать смертей»? Собираешься каждый раз, когда облажаешься, менять свои же решения? Жалкое зрелище.
— …Точно. Я тоже рад, что ты, Фельт-девчушка, цела и невредима.
— Это шутка. Или скорее острота, такая, знаете, когда совсем не смешно.
Фельт, чья речь стала ещё более колючей в ответ на его слова, Альдебаран ответил без всякой силы. Сочтя его поведение неискренним, Фельт уже готова была наброситься на него, но тут подал голос Лой, висевший у него на плече:
— Фельт-сестрица, а…
— Хотел бы я сказать «так держать, так держать», но если ты собираешься нудно пилить дяденьку, то мы с ним эту часть уже отработали. Так что, может, для разнообразия попробуешь другую приправу?
— Какого хрена «другую»? …Ты тот самый «Чревоугодие», которого он вытащил? Старший брат? Младший? Да без разницы, рожа у тебя такая же бесячая, как и у твоих братьев.
— А-а, так ты и о нас знаешь? Ну да, это логично. Я от Луи слышал, да-а? Что из-за Фельт-сестрицы у Лая несварение случилось.
— Это когда он ко мне прикопался из-за имени? Так ему и надо было.
Фельт, чей язык становился всё острее, уже встречалась с «Чревоугодием» — Лаем Батенкайтосом — в Пристелле, как он слышал. Её слова были насмешкой над ним, к тому же над покойным братом, но Лой, как и в случае с Альдебараном, лишь весело рассмеялся в ответ: «Ха-ха!».
— Кстати, мы и сами не знаем, кто из нас был старшим. У нас бывало настроение побыть старшим братом, а бывало — младшим, может, поэтому, а?
— Хватит нести чушь, которой нет никакого смысла. Старшинство братьев и сестёр не определяется настроением. Выбирайте, уступать или принимать, пока кто-то из вас не скопытился.
— Ха-ха-ха! Дяденька, и ты, Фельт-сестрица, думаете, что раз мы ненавистные Архиепископы Греха, то нам можно говорить что угодно, да? Ладно-ладно, это ведь всеобщее мнение, так ведь?
— Эй, хренов шлемник, я не собираюсь с этим трепаться. Живо заткни ему его клыкастую пасть и отвечай на мои вопросы.
— Насчёт того, что он шумный, я согласен, но со временем для вопросов и ответов придётся немного подождать. Сначала…
Перебив Фельт, Альдебаран обвёл взглядом карьер. Поняв намёк в его жесте, Фельт цыкнула языком и кивнула подбородком. Взгляд Альдебарана устремился вглубь карьера, к жалкой лачуге, едва сохранившей свою форму, и…
— …Ал-сама.
…взгляды Альдебарана и Яэ, как раз вышедшей из этой лачуги, встретились.
От Яэ исходил лёгкий тёплый аромат — вероятно, она готовила еду в хижине. Эта забота была приятна. Очень приятна, но…
— Судя по твоему виду, тебе крепко досталось, да?
С первого взгляда Альдебаран почувствовал разницу между ней и её обычной, неуловимой и немного легкомысленной манерой поведения.
Её сшитое на заказ платье горничной с элементами стиля васо³ было порвано в нескольких местах, а её рыжие волосы, за которыми она ухаживала даже на поле боя, были растрёпаны. Но главное — её выражение лица.
Торжественное, лишённое детской непосредственности, оно больше всего лишало её привычного облика.
И доказательством тому…
— …Слава богу.
Яэ тихонько прижала руку к груди и прошептала это, увидев Альдебарана.
Почувствовав оттенок эмоций в её голосе, Альдебаран слегка побледнел, но, ничего не сказав, пожал плечами:
— Ого-го.
— Не похоже на всемогущую горничную Яэ-сан такая смиренность. Неужто ты не смогла прикрыть меня из-за какого-то неожиданного гостя, с которым заигрывала?
— …Заигрывала… Как грубо звучит, Ал-сама. Вы же знаете, сердце Яэ-тян целиком и полностью принадлежит Ал-саме.
На мгновение стерев колебание в ответе, Яэ заговорила своим обычным тоном. Она провела пальцами по своей груди и продолжила:
— Но, но… то, что я провела страстное время с господином, — это правда. В особняке был Вильгельм ван Астрея «Демон Меча»… нет, Вильгельм Триас-сама.
— Старик «Демон Меча», значит. Это, конечно…
Неожиданный противник, должно быть, ошеломил Яэ. Но его трудно было назвать худшим врагом.
Безусловно, он один из сильнейших в королевстве, но фехтовальщик, а не маг, для Яэ был гораздо более удобным противником. К тому же, особняк Бариэль был её территорией, усеянной ловушками, так сказать, идеальным охотничьим угодьем «Багровой Сакуры».
Однако, раз уж в итоге «Альдебаран» примчался ей на помощь, значит, клинок «Демона Меча» оказался острее, чем у Яэ. И судя по её выражению лица, это было не просто досадное поражение, а полный разгром.
Возможно, причина этой остроты клинка…
— И тот отец, что там скрючился, тоже не остался в стороне, верно?
Альдебаран указал на Хейнкеля — рыжеволосого мужчину, который сидел, обхватив колени, у пня для рубки дров рядом с хижиной и понуро смотрел в землю.
Хейнкель, опустивший голову, даже не смыл с себя красную кровь, покрывавшую всё его тело. Была ли это его собственная кровь или кровь врага, отсюда было не разобрать.
— …Я была в полубессознательном состоянии, так что своими глазами не видела, но…
— Говорят, Хейнкель-сама одолел «Демона Меча»-саму.
— …
Услышав неуверенный ответ Яэ, Альдебаран затаил дыхание и снова посмотрел на Хейнкеля.
Само собой, Альдебаран знал об отношениях между Хейнкелем и Вильгельмом. Иными словами, это была битва отца и сына, в которой сын одолел отца.
Он также знал о слишком уж фатальном недостатке Хейнкеля как фехтовальщика, но…
— Вечно он между молотом и наковальней — то сын, то отец, — вздохнул Альдебаран, обращаясь скорее к себе.
Альдебаран не знал всех тонкостей раздора в семье Астрея.
Он лишь знал, что существование Божественной Защиты Святого Меча и титул «Святого Меча» породили непреодолимые трения между тремя поколениями: отцом, сыном и внуком. И можно сказать, что нынешний инцидент лишь усугубил эти трения.
— …
Альдебаран и остальные не имели права беспокоиться о душевном состоянии Хейнкеля, который за последние несколько дней стал врагом и Райнхарду, и Вильгельму.
Они втянули его в это ради собственной выгоды. Спрашивать «ты в порядке?» было бы просто лицемерием. Поэтому Альдебаран снова посмотрел на Яэ:
— И что с этим стариком? Если он был сражён, а то, что на отце, — кровь врага, то…
— …Я оказал ему минимальную помощь, насколько смог. Долго оставаться не мог, так что это действительно самый минимум, — раздался голос.
— Уо?!
Альдебаран подпрыгнул от неожиданного голоса и принялся оглядываться. Но того, кто назвался «Альдебараном», нигде не было видно. Оболочка Божественного Дракона. Она не должна была быть такого размера, чтобы её можно было легко не заметить… так он подумал.
— Прости-прости, сейчас отключу оптический камуфляж, — не успел тот договорить, как в пространстве, где до этого ничего не было, — на каменной стене, к которой прислонилась Фельт, оперев на неё подбородок, — появилось гигантское тело Дракона, тяжело навалившееся на неё. То, как расплывчатый воздух постепенно обрёл цвет и форму, заставило Альдебарана удивлённо вытаращить глаза.
— Оптический камуфляж, значит, ты становился невидимым, преломляя свет? Ты и такое умеешь?
— Конечно, корректировать его в реальном времени во время движения невозможно. Но если стоять на месте, то, буквально, этот недостаток моих габаритов почти исчезает, верно?
— Верно. Невидимый «Дракон» — это, пожалуй, очень круто и опасно.
Магия, изменяющая преломление света, в принципе, осуществима комбинацией магии света и ветра, но поддерживать её постоянно — слишком затратно по энергии. Чтобы слиться с окружающей обстановкой, требуется очень точное владение магией, и велик шанс, что достичь нужного уровня не удастся.
На самом деле, даже для «Альдебарана» это было трудноосуществимо, поэтому в Королевской Столице он ожидал в небе, прячась за облаками.
— Раз ты теперь это можешь… похоже, битва была жаркой.
— Не менее жаркой, чем у вас. Честно говоря, если бы не удар в спину от твоего отца, мелькнула малодушная мысль, что я мог бы и проиграть.
— Удар в спину, значит…
Медленно покачивая головой, Альдебаран переваривал два удивления.
Одно — от ужасающей силы «Демона Меча», заставившей «Альдебарана» представить себе поражение. Несмотря на то, что программное обеспечение у них было разное, аппаратные характеристики, несомненно, принадлежали «Божественному Дракону», и достичь такого уровня в битве с Яэ — это был настоящий монстр.
И второе, конечно же, — способ вмешательства Хейнкеля в эту битву…
— Не то чтобы победа в честном бою всё решила, но если всё закончилось ударом в спину, то отцу сейчас, должно быть, чертовски хреново.
— Да, в этом вы правы. В конце концов, с тех пор как мы сбежали из Королевской Столицы, он ни разу с нами не заговорил.
— Вот как…
Получив от Яэ подтверждение своим предположениям о тяжёлом состоянии Хейнкеля, Альдебаран глубоко вздохнул и снова обвёл взглядом собравшихся.
Подавленная поражением Яэ и «Альдебаран», испытавший на себе силу «Демона Меча». Хейнкель, съёжившийся от шока после удара отцу, и Фельт, не скрывающая своей враждебности. И, наконец, Лой, весело ухмыляющийся на его плече, и сам Альдебаран, злодей, уверенно идущий по пути подлости.
Компания та ещё, к тому же все изрядно потрёпаны.
— …И всё же, все живы.
Увидев, что все собравшиеся в карьере уцелели, Альдебаран расслабил плечи, тихо деактивировал «Владения» и перезапустил новую матрицу.
Точка перезапуска обновилась, и события в Королевской Столице теперь были закреплены в истории этого мира.
А значит, и слёзы, пролившиеся из её аметистовых глаз, уже не вернуть.
— Но так и должно быть. Раз уж я решил предать всё, то никаких удобных историй о том, чтобы сделать исключение для кого-то одного.
Никаких компромиссов. Никаких душевных колебаний. Оплошаешь — и всё пойдёт прахом.
Чтобы вся боль, которую он испытал телом и душой, имела смысл, Альдебараны не могли ни ошибиться, ни остановиться.
— Яэ, если готовила еду, давай сюда. Я голоден.
— Еду из особняка вынести не удалось, так что я украла её из попавшегося по пути магазина. Я записала, из какого магазина и что взяла, так что потом, пожалуйста, оплатите.
— Ну ты и хитрая… Ладно. И вот этого тоже.
— Связать и подвесить? Так я уже это сделала.
С этими словами Яэ плавно двинула поднятыми пальцами, и плечо Альдебарана внезапно стало легче. Тело Лоя, которого он нёс, оказалось подвешенным на стальных нитях к каменной стене карьера.
— Что, что, опять такое обращение? Ну, может, это и получше, чем висеть вниз головой.
— Побудешь так пока. Когда решу, как тебя воспитывать, тогда и руки-ноги подлечу. Только…
— «Не забудь о проклятых печатях», да? А что, неплохо. Мы и под пытками не скажем, что ничего не замышляем, но пока что будем тихонько присматриваться.
— Может, потому что Лай умер? Я ни в коем случае не собираюсь становиться преемником «Гурмана», но, может, стоит проявить чуть больше интереса к тому, что происходит до того, как еда попадёт на тарелку!
Лой, связанный по рукам и ногам и подвешенный в неудобной позе калачиком, раскачивался. Альдебаран пожал плечами от этого жуткого зрелища и обменялся взглядами с «Альдебараном»⁴.
Обладатель того же «я» кивнул своей огромной челюстью, обещая не спускать с него глаз.
— Кстати, план «Б» очень помог. Благодаря ему мы смогли сбежать.
— А, так ты назвал это «Ориджин»? А я думал «Второй план». Ну, главное, что идея та же, и это хорошо.
— Называть меня «ещё один я» уже как-то запутанно, да? Поэтому я подумал, может, «Ориджин» — в смысле, первоисточник? А себя как насчёт «Прямая Линия»?
— «Ориджин», «Прямая Линия»… звучит как семейная раменная.
На предложение «Альдебарана» Альдебаран небрежно ответил: «Подумаю». Затем он наконец повернулся к Фельт, чьё гневное лицо он до этого игнорировал.
Фельт по-прежнему стояла со скрещёнными на груди руками, и в её глазах горел тот же гнев, но…
— Как ты поняла, что те глыбы остановила именно Эмилия-девчушка?
— А? Ты меня за дуру держишь? Кроме Эмилии-сестрицы, никто бы на такую дурость не решился.
— С такой формулировкой непонятно, кто кого за дурака держит… Но на самом деле так и есть. Я сбросил камни, рассчитывая, что Эмилия-девчушка их все остановит.
— …Ты одним пинком под зад не отделаешься.
Верно поняв подлый приём Альдебарана, предназначенный для побега, Фельт ещё сильнее скривила губы и пригрозила ему. Эта угроза, не лишённая простонародной грубости, была, как он чувствовал, максимальным выражением её гнева, но в то же время Альдебаран испытывал и другие чувства.
Действия Альдебарана и Эмилия, которая на них попалась. Сам факт побега «Чревоугодия». Всё это, естественно, вызывало гнев у Фельт.
Но то, как этот гнев изливался, наводило на мысль, что есть и другие причины…
— …То, что случилось с твоим отцом и стариком «Демоном Меча», — это ведь не твоя вина, Фельт-девчушка.
— Я и не думаю, что это моя вина. Несомненно, это вина твоя… вас, и отца с дедом Райнхарда. Но всё равно меня это бесит, а как представлю, какую рожу скорчит тот дурак, когда узнает, так ещё больше бесит.
— С того момента, как я сделала его своим рыцарем, всё, что с ним связано, не может быть мне безразлично. Запомни это, хренов шлемник.
— Даже если ты думаешь, что это только твоя ответственность, не может быть, чтобы тебя не связывали с той принцессой. То, что ты делаешь, — это как пинать мертвеца.
Этот взгляд и эти слова Фельт разъели Альдебарана сильнее, чем весь яд, вылитый на него до этого.
Отношения рыцаря и госпожи — они не исчезают, даже если один из них мёртв. Если Альдебаран заработает дурную славу, это станет и дурной славой Присциллы Бариэль.
Ему снова напомнили об этом, и он ощутил свежую горечь и боль. Но…
— Принцессы больше нигде нет. И трупа не осталось.
— Я именно об этом. Для меня жизнь — это вот так.
Выкрик Фельт, выражавший её гнев, был прерван сухим ответом.
Посмертная слава или дурная слава — для мёртвых это не имеет никакого значения. Всё имеет смысл только для живых. Радоваться или огорчаться репутации мёртвых — это всё сантименты оставшихся в живых.
— Старайся изо всех сил, пока и ты, и твой противник живы. Это всё, что я могу сказать.
— …Хренов шлемник, кто ты вообще такой?
— Неудавшаяся звезда, хотевшая стать самой яркой в ночном небе.
На этом Альдебаран отвернулся от Фельт, прекратив разговор. Он подошёл к поленнице, к Хейнкелю.
— …
Хейнкель, по-прежнему понурый, не поднял головы и даже не взглянул на Альдебарана. Но он, вероятно, был в сознании. Его дыхание и напряжённое тело ощущали присутствие Альдебарана.
Его истерзанное душевное состояние легко было представить. Альдебаран немного поразмыслил, что сказать.
— Я сдержу обещание. Когда всё закончится, «Кровь Дракона» непременно будет твоей.
— …!
Сейчас Хейнкелю нужны были не утешения или извинения, а подтверждение обещания.
На эти слова Альдебарана Хейнкель затаил дыхание, а затем протянул руку, схватил Альдебарана за полу его верхней одежды и резко потянул к себе. Альдебаран инстинктивно опустился на одно колено, и к его шее приставили холодное лезвие. Их взгляды встретились с Хейнкелем, находившимся совсем близко.
Хейнкель, чьё лицо тоже было забрызгано кровью, с налитыми кровью голубыми глазами, прошипел:
— Точно…!
— Точно сдержи обещание. «Кровь Дракона», во что бы то ни стало… И Ведьму Зависти тоже…!
— Понимаю. Я не собираюсь уничтожать мир. Для этого и нужен «Чревоугодие».
Чувствуя острую боль у шеи, Альдебаран спокойно ответил. При этом он слегка поднял руку, останавливая Яэ, которая уже готова была вмешаться в эту выходку Хейнкеля.
Так они некоторое время сверлили друг друга взглядами с близкого расстояния.
— Чёрт!
Выплюнув это, Хейнкель оттолкнул Альдебарана. Едва удержавшись от падения на задницу, Альдебаран выпрямился и посмотрел вперёд. Хейнкель снова понуро опустил голову, вернувшись в прежнее замкнутое состояние.
Глядя на это, Альдебаран потрогал пальцем застёжку своего шлема и тихо вздохнул.
Пока что он выяснил состояние каждого.
Нельзя отрицать, что до и после вторжения в Королевскую Столицу все, так или иначе, были измотаны, но тот факт, что никто не погиб и удалось забрать Лоя, хотелось бы считать удачной компенсацией.
Честно говоря, он знал, что не силён в этом, но ему придётся умело взять управление в свои руки.
— Пока что здесь мы сможем немного передохнуть. Поедим еды Яэ, немного отдохнём и снова в путь. Беспорядки в Королевской Столице ещё продолжаются…
Вместо того чтобы хлопнуть в ладоши, Альдебаран щёлкнул пальцами, привлекая всеобщее внимание.
Яэ и Хейнкель, которые были с ним с самого начала, шли почти трое суток без сна и отдыха. Он намеревался дать им время и на то, чтобы отдохнуть.
…Если бы не огромный камень, сброшенный сверху, прервавший слова Альдебарана.
— Чт…
В тот момент, когда он подумал, что набежала тень от облака, Альдебарана придавило сверхтяжёлым грузом.
Только где-то вдалеке, ему показалось, он услышал жужжание насекомого.
…Отто Сувен был в ярости.
Он твёрдо решил, что должен избавить мир от этого коварного и жестокого тирана⁵. Ярость Отто была так сильна, что ему на ум пришла чушь, которую когда-то сказал Субару о том, что это стандартная фраза для выражения гнева.
Причина и объект его гнева, пожалуй, уже не нуждались в объяснениях.
Ал — Альдебаран, ставший великим преступником, — совершил непростительное. Он предал сердца тех, кто беспокоился и заботился о нём, а также нарушил сотни, если не больше, государственных законов, причём самых тяжких.
Но больше всего Отто взбесило то, что тот стал врагом его близким.
Отто осознавал себя пацифистом.
В принципе, он не любил конфликтов и придерживался принципа избегать неприятностей, если это возможно. И действительно, во времена, когда он был странствующим торговцем, путешествуя налегке со своим Фуруфу, он почти никогда не ввязывался в драки по собственной инициативе и не выбирал силовые методы решения проблем, если только его не втягивали в них поневоле.
Но с тех пор, как он присоединился к лагерю Эмилии и занял пост управляющего внутренними делами, обстоятельства изменились.
Ему не нравилось, когда Субару подтрунивал над ним, называя «боевым управляющим», но принцип «стремиться к мирному и мягкому разрешению проблем» в его нынешнем положении уже не был приоритетом.
Качество и острота злобы, направленной на него, были несравнимы с временами его беззаботной жизни торговца, и если бы он продолжал действовать пассивно и спустя рукава, то не смог бы защитить то, что хотел защитить.
С другой стороны, он также понимал, что пользуется доверием одной из кандидаток на престол, и это осознание служило ему сдерживающим фактором, от которого нельзя было отказываться.
Отто, будучи управляющим внутренними делами лагеря и участвуя в управлении владениями Мейзерсов, обладал таким положением и властью, о которых он и помыслить не мог в прошлом. Чтобы не утонуть в этом и не переоценить своё место, Отто ежедневно напоминал себе о самоконтроле.
Эти усилия Отто, этот самоконтроль, слетели с него в тот момент, когда кто-то поднял руку на его близких.
— Обстоятельства есть у всех. Но я не собираюсь считаться с теми, кто не намерен садиться за стол переговоров и даже не готовится к этому.
Если бы они хотели жалости, он бы пожалел. Если бы хотели подаяния, он бы подал.
Такое сочувствие и доброта были присущи всем в лагере, начиная с Эмилии. Поэтому Отто тоже максимально уважал эту душевную чистоту каждого.
Но если противник всё равно будет попирать это, будет использовать это — что ж, тогда ничего не поделаешь.
Если бы они хотели милости, он бы оказал милость. Если бы хотели поддержки, он бы поддержал.
И если они желают вражды, то и он будет враждовать с ними в полную силу.
— Благодаря Эмилии-сама город не пострадал. Эвакуация аристократического квартала была завершена заранее. Рыцари Королевской Столицы весьма компетентны.
Разбирая информацию о последствиях произошедшего, Отто сжал кулаки.
Ему нужно было сосредоточиться на оценке ситуации и проверке хода событий, поэтому он не мог предаваться гневу. В глубине души его терзало лишь чувство стыда… за собственное жалкое поведение.
Когда на него обрушилась первая тяжесть начавшихся событий, Отто постыдно сокрушался о своей беспомощности и, о ужас, Эмилия его утешала. Всё было наоборот. Такого не должно было случиться. Отто должен был развеять беспокойство Эмилии.
А на деле получилось, что Отто, чуть ли не плача, принимал утешения от Эмилии, поднимал голову от слов той, кого должен был поддерживать, и даже получал от неё физическую поддержку в виде похлопывания по спине.
Эмилии он в шутку сказал, что Субару его убьёт, но на самом деле Отто хотелось самому себя придушить.
Однако мёртвым шанс исправиться никогда не выпадает. Поэтому Отто не совершил такой глупости, как наложить на себя руки, а изо всех сил заставил свой мозг работать. К счастью, после слёз голова немного прояснилась. …Хотя в голове всё ещё гремел гром, вспышки молний помогали разглядеть что-то во тьме.
Вспомнилось, как когда-то давно, когда они с Фуруфу были вдвоём и спешили сквозь грозу, в их повозку ударила молния, и весь груз сгорел дотла.
На сетования Отто по поводу этого великого несчастья его верный дракон сказал: «Давайте радоваться, что ни я, ни молодой господин не пострадали». И это было верное мнение.
Если идёшь сквозь грозу с непрекращающимися молниями, нужно быть готовым к удару. …А пощадит ли тебя тогда молния — это уже дело твоей удачи.
Уменьшить, насколько это возможно, влияние этой удачи и продвигаться сквозь грозу.
В этом заключалась суть безжалостной тактики разъярённого Отто Сувена — ради этого он без колебаний разыгрывал даже те карты, за которые его могли бы проклясть как бессердечного.
И проявлением этого было…
— У нас, находящихся в Королевской Столице, нет ни боевой мощи, превосходящей Райнхарда-сана, ни военных сил, превосходящих силы Фельт-самы. Более того, раз уж дело дошло до нас, значит, боевая мощь и численность уже не являются абсолютными показателями для их остановки.
Каким-то образом Альдебаран обошёл «Святого Меча» Райнхарда, привёл с собой «Божественного Дракона» Волканику и, одолев силы Фельт и остальных, достиг Королевской Столицы.
Против этой непонятной исполнительности Альдебарана у Отто и его спутников, только что вернувшихся из Волакийской Империи и действовавших отдельно от остальных, не было никаких средств.
Поэтому ни Эмилия, которой он приказал взять его живым, ни Вильгельм и остальные, которых он позвал, когда они как раз находились в королевской резиденции, не были нацелены на решающий удар.
Конечно, было бы идеально, если бы Эмилия или Вильгельм и остальные смогли победить, но Отто предполагал, что на это надеяться не стоит. А более агрессивных средств, чем бросить в бой все имеющиеся силы, у Отто и его людей на данный момент не было.
Отто Сувен не обладал ни боевыми навыками Райнхарда ван Астреи, ни стратегическим гением Валги Кромвеля. Он не настолько высоко себя ценил, чтобы считать, будто у него есть таланты, способные с ними соперничать.
Отто не ожидал от себя, что он сможет сделать больше, чем позволяют его способности. …Всё, на что он был способен, — это выложиться на все сто процентов своих возможностей.
И то, что мог сделать Отто Сувен, выложившись на эти сто процентов, было…
— …Заброшенный карьер к западу от Королевской Столицы.
Получив донесение, принесённое с жужжанием крыльев, Отто, отметив место на карте, сузил глаза. В руке он держал окровавленный платок, которым прижимал нос, пытаясь унять туман в голове.
Перегрев Божественной Защиты — так Субару назвал переутомление от её чрезмерного использования. Отто вспомнил, как Гарфиэль тогда с блеском в глазах восхитился этим странным выражением, и его губы дрогнули в улыбке.
— Перегрев, и прекрасно. Даже если голова расколется, я не остановлюсь…
Пробормотав это сочащейся из носа кровью, Отто щёлкнул пальцами, обращаясь к собравшимся жукам-зодда, и отдал им следующие распоряжения и указания продолжать наблюдение.
Жуки-зодда были добродушными существами со слабым индивидуальным сознанием. Они действовали как рой, разделяя общую цель, и убедить одного из них было равносильно убеждению всего роя. А в качестве награды за свои услуги они чаще всего просили «спокойное место для жизни».
Эту награду Отто обеспечит им, используя своё положение управляющего внутренними делами. Взамен они будут выполнять его указания, рискуя жизнью отдельных особей, и справляться с невыполнимой для людей работой.
…Отследить убегающего «Божественного Дракона» до места встречи, сбросить огромный камень на головы врагов силой роя из более чем ста тысяч особей, полностью восстановить сообщение, оставленное пленённой Фельт, — всё это.
— …Великий Гейзер Моголейд.
Это было сообщение, которое Фельт, взятая в заложницы бандой Альдебарана, оставила, веря, что оно дойдёт до них. Оно было найдено в разрушенном особняке Бариэль. Ускользнуть от наблюдения и доверить сообщение жукам-зодда — у Фельт тоже хватило смелости.
В сообщении кратко упоминалось лишь название местности в городском государстве Карараги — вероятно, это была следующая цель Альдебарана и его компании, или их пункт назначения. Если они собираются двигаться туда, пусть двигаются сколько угодно. …Только Отто не спустит с них глаз.
Куда бы они ни пошли, где бы ни спрятались, Отто, ценой звона в ушах и кровотечения, будет следить за каждым их шагом.
— Не думайте, что сможете теперь спать спокойно. …Весь мир теперь ваш враг.
Силы победить у него нет. Он может лишь постоянно подтачивать силы противника.
Таков был метод ведения боя Отто Сувена, отличный от методов «Святого Меча» или «Великого Стратега», — его стопроцентная отдача в качестве управляющего внутренними делами лагеря Эмилии.
-— **Сноски:**
¹ Современные мерки счёта убийств (現代のキルレート) - `кирурэ:то` от англ. "kill rate".
² Наши «мы» и его «мы» - Лой говорит о себе и других Архиепископах Чревоугодия, используя местоимения 俺たち (`оre-tachi` - "мы", грубое, мужское, используемое Роем) и 僕たち (`boku-tachi` - "мы", более мягкое, используемое Лаем).
³ Стиль васо (和装) - традиционный японский стиль одежды.
⁴ «Альдебаран» - здесь и далее под этим именем, взятым в кавычки, имеется в виду Божественный Дракон Волканика, который в данный момент также носит имя Альдебаран или воспринимается так персонажами.
⁵ Коварного и жестокого тирана (邪智暴虐の王) - отсылка к началу известного японского рассказа «Беги, Мелос!» Осаму Дадзая.