Глава 5, часть 47. Подготовка к штурму.
— Итак, Сириус и «Гнев» оставим на Присциллу и остальных. Что касается дара Лилианы, то его эффективность подтвердил сам Райнхарт, — заявил Субару.
— Хотя, учитывая, что это дар, которым она нечасто пользуется, это может быть не слишком убедительно. Но я действительно верю, что песни Лилианы могут стать противоядием от «Гнева», — добавил Райнхарт.
Взгляды всех присутствующих за круглым столом обратились к Лилиане. Та, играя с собранными в хвост волосами, которые она поднесла к верхней губе, изображая усы, прощебетала:
— Да-да, предоставьте это мне. Раз уж Лилиана взялась за дело, она выполнит свою работу на отлично. Не беспокойтесь. Я всего лишь пою. Там, где это нужно! Пою, когда меня просят! Разве это не прекрасно?! А если ещё и чаевые дадут, вообще замечательно!
— Никаких чаевых не будет, так что для начала забудь о своих капиталистических, свинских фантазиях, — отрезала Присцилла.
— Хрю-хрю! — только и пискнула Лилиана, съёжившись под взглядом Присциллы. Красными глазами та окинула Субару и Райнхарта.
— И что же вы двое, мужчины, там шептались? Незачем было устраивать ненужные совещания. Я уже убедилась в способностях этой певички. Она сотрёт в порошок этих тупых фанатиков.
— Даже в этом случае нужно перепроверить все ради надежности…
— Глупости. Кто, по-твоему, доверит свою жизнь песне? Я сама предложила этот план, неужели я бы стала полагаться на что-то ненадежное? Подобную глупость я бы никогда не совершила.
Субару нечего было возразить. В конце концов, именно Присцилла предложила использовать способности Лилианы и именно она решила довериться им в борьбе с «Гневом».
И хотя ее слова и поведение часто противоречили друг другу, было известно, что она — женщина выдающегося ума и осторожности.
— Принцесса, не издевайся ты так над братвой. Мы лучше промолчим, — вмешался Аль.
— Что такое, Аль? Ты все ещё дуешься из-за того, что я отвергла твоё предложение? Какой же ты детский, несмотря на свой возраст. Не нужно так унижаться передо мной.
— …Дело не в этом, — отмахнулся Аль, отворачиваясь и принимая позу стороннего наблюдателя. Присцилла фыркнула в ответ на поведение своего слуги и, откинувшись на спинку стула, перестала вмешиваться в разговор.
Наконец-то можно было перейти к следующему вопросу.
— Итак, с «Гневом» разберется группа Присциллы. Что касается остальных… нужно решить, кто пойдет на «Похоть». Я бы хотел предложить кандидатуру Вильгельма.
— Вильгельма? Могу я узнать причину? — спросил Юлиус.
— Это я попросила Субару сделать это предложение, Юлиус, — ответил сам Вильгельм, поднимая руку.
Старый мечник, привлекая всеобщее внимание, на мгновение поднял взгляд к верхнему этажу.
— Как все вы знаете, моя госпожа, Круш, сейчас страдает от подлого воздействия «Похоти». Как её рыцарь, я обязан сражаться за неё. И это не просто долг, это — моё заветное желание.
— Если получится, неплохо бы захватить архиепископа и выяснить причину ее состояния. Ты ведь к этому стремишься, Вильгельм? — уточнил Субару.
— Именно так. Поэтому прошу поручить мне уничтожение «Похоти».
Его голубые глаза, полные решимости, излучали боевой дух, заставляя всех присутствующих напрячься. Никто не мог возразить против желания Вильгельма, продиктованного преданностью своей госпоже. Никто, кроме одного человека, не считая родственников.
— Если честно, я против, — заявил Райнхарт.
— …Райнхарт, — отозвался Вильгельм.
Пока все остальные были подавлены аурой мечника, Райнхарт оставался невозмутимым. С привычным серьёзным выражением лица он посмотрел на Вильгельма и сказал:
— Сейчас ты не в состоянии сохранять хладнокровие, дедушка. Я понимаю твою ненависть к архиепископу, который оскорбил Круш, но я не думаю, что в таком состоянии ты сможешь достичь своей цели.
— Ты считаешь, что отсутствие хладнокровия помешает мне достичь цели? Ты говоришь это мне?
— Ради Круш мы не можем допустить провала в захвате «Похоти». Поэтому я возьму эту задачу на себя. По крайней мере, в психологическом плане я смогу противостоять ему эффективнее.
Слова Райнхарта были логичны и отражали его стремление к наиболее благоприятному исходу. Несомненно, Вильгельм был слишком взволнован и потерял самообладание.
Однако на это замечание внука Вильгельм лишь усмехнулся.
Это была не добрая улыбка, а оскал свирепого зверя.
— Райнхарт, я не могу не потерять самообладание.
— За кого ты меня принимаешь? Я — Вильгельм, Мечник. Я тот, кто, несмотря на свой меч, полюбил женщину и стал половинчатым. Но именно потому, что я половинчатый, я никогда не был половинчатым в том, что должен делать.
Свирепый оскал исказил обычно мягкое и ясное лицо Вильгельма. Под ним проступал облик демона, чья жизнь была посвящена крови и стали, чье сердце было пленено блеском клинка.
И, будучи демоном, он все же сохранял в своих глазах проблеск тепла.
— Когда я решаю взмахнуть мечом, мое сердце пылает. Потерять самообладание — для меня обычное дело на поле боя. Именно благодаря этому я дожил до своих лет. И в этот раз я не собираюсь умереть, не выполнив свой долг перед госпожой. Так что не беспокойся понапрасну.
— Игры на эмоциях, доведенные до предела, становятся убеждениями. За четырнадцать лет даже тупой меч может отомстить за смерть жены.
Услышав, что именно с этим убеждением Вильгельм сражался с Белым Китом и отомстил за смерть своей жены, Райнхарт не мог больше ничего добавить.
И все же он, не в силах принять это, опустил взгляд. Видя упрямство своего внука, Вильгельм продолжил:
— Твоё место не здесь. Тебя ждут на другом поле боя.
— Субару. Возьми моего внука с собой. Ты должен сразиться с «Алчностью», чтобы вернуть Эмилию. Пусть Райнхарт станет твоим мечом.
Услышав свое имя, Субару изумленно распахнул глаза. Вслед за кивком Вильгельма взгляд Райнхарта также обратился к нему.
Субару понимающе почесал затылок.
— Я хотел сначала закончить с «Похотью», но… Да, ты прав. Честно говоря, мне нужна твоя сила в битве с «Алчностью», за которую я отвечаю. Думаю, именно против этого мерзавца твоя сила необходима больше всего.
В голове Субару возник образ Регулуса, архиепископа «Алчности».
Хотя способности других архиепископов известны лишь частично, сила Регулуса среди этих отвратительных созданий была особенно опасна.
Субару не мог утверждать наверняка, но на данный момент он мог описать способность Регулуса только как нелепое «бессмертие». Конечно, он не хотел думать, что Регулус действительно «бессмертен». Ему хотелось верить, что у этой способности есть какие-то слабости или ограничения.
— Чтобы пробить «бессмертную» защиту Регулуса, нужна боевая мощь, способная противостоять ему. Думаю, что по силе атаки и защиты он превосходит всех остальных архиепископов. Поэтому мне нужна помощь Райнхарта, чтобы справиться с ним.
— Противник, которого невозможно ранить… Да, против такого монстра я действительно лучший кандидат. Но…
Даже услышав о нелепой способности Регулуса, Райнхарт не мог избавиться от сомнений. Однако на его опасения ответил другой голос.
Голос, донесшийся прямо сбоку от Субару.
— Тогда я пойду с дедулей Вильгельмом! — заявил Гарфиэль, скрежеща зубами и свирепо глядя на Райнхарта.
Райнхарт удивленно посмотрел на него.
— Босс рекомендует тебя. Я знаю, на что ты способен. Я не нужен для возвращения Эмилии. Верно, босс?
— Нет, Гарфиэль. Я не это имел в виду…
— Мне не нужны утешения. И я не обиделся. Скорее наоборот. На этот раз у меня есть свои дела.
Субару, нахмурившись от поведения Гарфиэля, наконец-то понял.
Верно. Среди жителей мэрии, превращенных «Похотью», был кто-то, кого Гарфиэль, похоже, знал — тот, кто превратился в черного дракона.
Для Гарфиэля «Похоть» была не просто случайным противником.
— Конечно, я не прощу эту суку, но дело не только в этом. Те двое, которые первыми напали на меня, тоже должны быть где-то рядом с «Похотью».
— Там есть один ублюдок, из-за которого я получил эту бесполезную рану. Я должен отплатить ему. Поэтому я пойду с дедулей.
Вильгельм молча кивнул на решительные слова Гарфиэля. Так желания старого мечника и молодого воина сошлись в едином стремлении к мести. И то, что в основе этой мести лежало чувство к любимой женщине, также объединяло их.
У Субару не было возражений против решения Гарфиэля.
— Напоминаю, способность «Похоти» — трансформация. Она может менять свой облик и облик других. И еще кровь. Ни в коем случае не позволяйте ей запачкать вас своей кровью. Это причина страданий Круш. Что касается характера… все архиепископы отвратительны, но она — особенно.
— Я знаю, — ответил Вильгельм.
— Растопчем её! — добавил Гарфиэль.
Ни Вильгельм, ни Гарфиэль не выказывали ни малейшего желания отступать после последнего предупреждения Субару.
Субару вопросительно посмотрел на Райнхарта, но даже Святой Мечник, похоже, решил не вмешиваться, видя такую решимость.
— Хорошо. Гарфиэль действительно силен. Если с ним дедушка, я верю, что он сможет победить любого врага.
— Твои слова меня не особо радуют. Это как сказать: «Толстой немногословен, но его произведения — шедевр», — пробурчал Гарфиэль.
— Я говорю искренне. Я верю в твою и дедушкину победу. А я стану мечом Субару.
Гарфиэль, довольный, почесал щеку, а Райнхарт кивнул Субару. Ободряющие слова Святого Мечника придали Субару уверенности.
— Прости, что возлагаю на тебя такие надежды, Райнхарт.
— Все в порядке. В любой ситуации я сделаю все, что в моих силах. Если это поможет тебе, я только рад.
— Мне правда очень стыдно, что я так на тебя полагаюсь. Я слишком часто пользуюсь твоей силой… Но я постараюсь компенсировать твои недостатки, так что можешь рассчитывать на меня.
На эти слова Райнхарт изумленно замолчал. Субару вопросительно склонил голову набок, увидев такую необычную реакцию, но Райнхарт тут же тихонько рассмеялся.
— Похоже, для тебя это ничего не значит. …Хорошо, я буду рассчитывать. Рассчитывать на то, что ты восполнишь мои недостатки.
— …? Конечно, рассчитывай. Очень рассчитывай. Итак, из всего сказанного, очевидно, что последний, «Обжорство», достается…
— …мне и Рикардо, — низким голосом закончил Юлиус. Анастасия с беспокойством посмотрела на своего рыцаря, услышав такую нехарактерную для него резкость в голосе.
— Юлиус, ты в порядке? У тебя с самого начала не очень хороший цвет лица.
— Простите за беспокойство. Но все хорошо. Если уж говорить о хорошем или плохом самочувствии, то я не могу показывать слабость перед Субару.
— Конечно же, я говорю о твоей ситуации и трудностях, с которыми ты столкнулся. Не нужно на меня бросаться. Я не хочу ссориться с тобой в такой момент.
Субару почувствовал себя одураченным этим неожиданным ответом. И в то же время он ощущал странное беспокойство. Он чувствовал то же недоверие к поведению Юлиуса, что и Анастасия. Он не понимал, в чем причина, но…
— Мы с Рикардо возьмем на себя уничтожение «Обжорства». На самом деле, с ним хотел бы разобраться Субару или Вильгельм, учитывая их прошлое. Но раз уж нам доверили эту задачу, мы обязательно выполним ее.
— …Да, пожалуй, — ответил Субару.
Уничтожение «Обжорства» — это то, что хотел сделать сам Субару. То же самое можно было сказать о Вильгельме и о страдающей наверху Круш.
Вспоминая о Рем, чьи воспоминания и имя были похищены «Обжорством», Субару хотел лично уничтожить этого архиепископа. Избить его, изрезать, растоптать, заставить пожалеть обо всем, что он сделал, заставить его рыдать и умолять о пощаде — вот, что хотел сделать Субару.
— Конечно, я никому не хочу этого поручать. Я хочу вернуть Рем. Хотел вернуть. Я верил, что это моя обязанность.
— Но если я должен кому-то это поручить, то здесь и сейчас я доверю это тебе. Не пойми меня неправильно. Это метод исключения. …Пусть это метод исключения, но я доверю это тебе. Ты один из немногих, кому я могу неохотно, но все же уступить эту задачу.
Рем, чьи воспоминания и существование стали заложниками.
Эмилия, похищенная и ждущая своего спасения.
Обе были дороги Субару, обе были теми, кого он должен был вернуть, и обеим он хотел показать себя с лучшей стороны.
Но Субару был рыцарем Эмилии и героем Рем.
— Я уничтожу «Алчность» и верну Эмилию. А избиение «Обжорства» на этот раз уступаю тебе. …Не подведи меня.
— …Я оправдаю твои ожидания. На этот раз, обязательно на этот раз, — ответил Юлиус, принимая доверие Субару. Рыцарь «Созвездия Льва» затем посмотрел на Вильгельма и слегка кивнул.
— Субару уже сказал почти все, что я хотел сказать. Не скрою, у меня есть свои счеты с «Обжорством»… Поэтому я тоже доверю это Юлиусу. В этом городе слишком много наглецов, которые заигрались.
Юлиус, казалось, был ободрен словами, пропитанными боевым духом. Рикардо, который до сих пор молча наблюдал за всем происходящим, наконец, заговорил:
— Ну и дела, все решили без меня. Хотя мне все равно! Я тоже согласен с этим планом.
— Рикардо — любитель внимания. Так мило, когда такая громадина дуется. …Позаботишься о Юлиусе? — спросила Анастасия.
— Не волнуйся. Я когда-нибудь врал тебе, Ана-тян?
— Прекрати меня так называть. Я твоя хозяйка.
Рикардо рассмеялся в ответ на надутую Анастасию. Его темные глаза, смотревшие на нее сверху вниз, были полны нежности.
— Итак, план действий утвержден, — подытожил Субару.
Все сидящие за круглым столом кивнули.
— Сириус и «Гнев» — Присцилла, Аль и Лилиана.
— Как смеют пытаться управлять человеческими сердцами без моего участия? Я покажу этому глупцу, что он выбрал неподходящее место, время и противника для своих игр, — заявила Присцилла.
— Петь, петь, петь! Я всего лишь кусок плоти, созданный для пения. Не жалей жизни, жалей сцену! Да, кажется, я справлюсь. Сейчас я чувствую, что справлюсь!
Присцилла обмахивалась веером, а Лилиана занималась каким-то странным самовнушением. Аль, хотя и не выражал своих эмоций, все еще излучал недовольство.
Эта троица, хоть и вызывала некоторое беспокойство, была самой самоуверенной.
— Далее, «Похоть» — Гарфиэль и Вильгельм.
— Ага! Схвачу эту шумную бабу за шкирку и заставлю ее плакать и извиняться! — рявкнул Гарфиэль.
— Предоставьте это мне. …И я обязательно покончу с той парочкой.
Пожалуй, эти двое были самыми воинственными.
Вильгельм, Мечник, сражался за свою госпожу и за память о своей жене, которую он никогда не забывал.
Гарфиэль же стремился к завершению какого-то смутного, но сильного чувства, бушевавшего в его душе.
Эти два воина, возможно, искали свои ответы в этой битве.
— «Обжорство» — Юлиус и Рикардо. Вы двое.
— Нам доверили эту задачу, и мы обязательно выполним ее. Только так я смогу отринуть его, — сказал Юлиус.
— Моя семья тоже пострадала от этого ублюдка. И без тебя знаю. Раскатаю его в лепешку и заставлю плакать, — добавил Рикардо.
У этих двоих были наименьшие счеты с Культом Ведьмы. И все же на них возлагались не меньшие надежды, чем на остальных, потому что оба были достойны доверия.
Они уже прошли через трудности вместе. Не было причин сомневаться в своих товарищах.
Именно поэтому Субару смог доверить им ненавистное «Обжорство».
— И наконец, «Алчность» — я и Райнхарт. Рассчитываю на тебя.
— …Да, можешь на меня положиться. Я тоже рассчитываю на тебя, Субару, — ответил Райнхарт с неизменной решимостью, кивнув. Однако казалось, что его аура стала мягче, он выглядел более… человечным, что, возможно, было неуместно перед битвой.
Субару не понимал, почему он испытал облегчение от этого.
— Тогда с распределением ролей покончено. У нас три зеркала для связи. Одно останется у нас в мэрии… Что с остальными? — спросила Анастасия.
— Я бы хотел, чтобы одно зеркало обязательно было у группы, идущей на «Гнев». Другое… наверное, у «Похоти» или «Обжорства».
— «Гнев» воздействует на весь город. От того, победим ли мы его, зависит судьба города. Поэтому я хочу, чтобы эта информация распространилась как можно быстрее.
Все согласились с предложением Субару относительно использования зеркал. А причину, по которой второе зеркало должно быть у кого-то, кроме группы, идущей на «Алчность», Субару объяснил так:
— Как бы это ни было, с «Алчностью» сражается Райнхарт. Мы не знаем, какими способностями обладает «Алчность», поэтому я настроен оптимистично, но нельзя исключать, что все закончится очень быстро. В таком случае Райнхарт сможет стать подкреплением для других групп.
— Но если у группы, идущей на «Алчность», не будет зеркала, то эта информация не будет доступна другим, не так ли? Хотя ваше предложение, Нацуки-сан, действительно разумно, — заметил Юлиус.
— Это легко решить. Используем магическое устройство для вещания. Пусть те, кому нужна помощь, сообщат об этом через городскую трансляцию. Анастасия соберет информацию и передаст ее всем. Как вам такая идея?
— Мудрое решение. Ты, оказывается, сообразительный, Нацуки-кун, — улыбнулась Анастасия, бросая одно из зеркал Присцилле. Та поймала его веером и перекатила к Лилиане.
— Певичка, держи. Я не могу носить ничего тяжелее посуды.
— Твой веер весит столько же, сколько тарелка. Не ленись.
— Не говори глупостей. Взгляни на этот дизайн. Он дорогой, а значит, и более весомый. Не сравнивай его с посудой.
— Кажется, он тяжелее тарелки…
Как бы то ни было, зеркало оказалось у Лилианы. Игнорируя певичку, которая тут же начала прихорашиваться перед зеркальцем, Анастасия положила последнее зеркало перед Вильгельмом.
— Учитывая количество врагов, зеркало лучше отдать группе «Похоти», чем «Обжорства». Хотя вас двое… Но если почувствуете опасность, сразу свяжитесь с Анастасией, — сказал Юлиус.
— Хорошо, — ответил Вильгельм, убирая зеркало в карман.
Однако это решение вызывало некоторое беспокойство. Существовала вероятность, что в пылу сражения Вильгельм забудет об этой инструкции. О Гарфиэле и говорить не стоило, он мог вспылить из-за любой мелочи.
…Но, так или иначе, все приготовления к битве были завершены.
— Давайте немного передохнем. А потом — выдвигаемся. Начинаем операцию по возвращению города! — объявил Субару.
Все сидящие за столом кивнули.
Но эта тихая напряженность показалась Субару удручающей.
— Не кажется ли вам, что мрачные лица притягивают неприятности?
— Нацуки-сан снова собирается сказать что-то странное, — заметил Юлиус.
— Это не странность, а важное дело. Даже самая большая армия превратится в сборище трусов, если у нее низкий боевой дух. Не думаю, что у нас низкий боевой дух, но я не верю в приметы. Поэтому давайте покричим.
Субару хлопнул в ладоши и встал.
Затем он поднял кулак, чтобы все видели, и сказал:
— Вперед, ребята! В этой битве мы очистим город от этой нечисти! Вмажем Культу Ведьмы и вернем себе счастливый конец!
Все переглянулись после слов Субару. А затем, кивнув, ответили:
Если они могли выкрикнуть такие сильные слова, то все должно быть хорошо.
Собрать такую команду, такой боевой дух — это не каждому под силу.
…Битва за возвращение города официально начиналась.
— …Победа будет за нами! — этими пафосными словами Субару закончил совещание.
С ощущением какой-то духоты сознание Эмилии медленно возвращалось в реальность.
По мере того, как чувство дремоты рассеивалось, она начала ощущать свои руки и ноги. Постепенно чувство контроля над телом возвращалось, и первое, что она почувствовала, — это мягкость, окутывавшую ее.
Теплая, словно она была укутана в шкуру большого животного.
Она испытывала нечто подобное раньше. Давным-давно, когда она была еще совсем маленькой, когда её тело еще не поспевало за душой, когда ей было страшно спать одной.
С тех пор, как это ощущение шерсти исчезло, прошло много времени.
Слезы ностальгии навернулись на глаза.
Преодолевая желание остаться в этом тепле, Эмилия медленно открыла веки. Длинные ресницы дрогнули, и фиолетовые глаза увидели размытый мир.
Высокий потолок и незнакомое убранство комнаты. Она поняла, что лежит на кровати, укутанная в качественное одеяло из меха.
И что рядом с ней сидит кто-то, вытирая ей лицо влажной тканью.
На нее смотрела сверху вниз красивая женщина с бледным лицом.
Её лицо, болезненно лишенное румянца, было застывшим, словно маска. Улыбнись она, и, несомненно, осветила бы все вокруг своей красотой, но её лицо оставалось неподвижным, как у куклы.
Женщина в черном платье встала и, покачивая длинными золотыми локонами, быстро вышла из комнаты.
Эмилия хотела окликнуть её, но, не зная имени, замешкалась, и дверь захлопнулась. Она осталась одна.
Она чувствовала легкую слабость, но боли или недомогания не было. Слабость возникала, когда она слишком много использовала магию, и её тело не справлялось с нагрузкой.
Подумав об этом, она сразу вспомнила, что с ней произошло.
— Точно. Я сражалась на площади со странным человеком…
В её памяти всплыли события, предшествовавшие потере сознания.
Странный человек с забинтованным лицом — тот, кого Субару назвал «Гневом», — обладал невероятной боевой мощью и излучал пугающую ярость. Какое-то время Эмилия имела преимущество, но, не выдержав напора пылающего пламени, была отброшена…
— И потеряла сознание. Но я жива.
Несомненно, она была в невыгодном положении, в отчаянной ситуации.
Кто-то, должно быть, спас ее. На площади были Субару и Беатрис, так что, возможно, это были они. От этой мысли ей стало невыносимо стыдно.
Она так храбро выступила перед Субару, а в итоге проиграла и была спасена.
— Нет, нельзя унывать. У меня и так мало времени, чтобы останавливаться и размышлять о своих ошибках. Я буду думать об этом на ходу.
Эмилия приложила ладони к щекам и тут же взяла себя в руки. Жалеть о потерянном времени было бы глупо.
Кровать, одеяло… Раз за ней кто-то ухаживал, значит, она находилась в доме кого-то дружелюбного. Если её принесли в место, не похожее на гостиницу, то, вероятно, она была в очень плохом состоянии.
— Но у меня ничего не болит, и, похоже, меня лечил хороший врач… А?
Собираясь встать, Эмилия вдруг осознала кое-что важное.
Когда её босые ноги коснулись пола, она поняла, что на ней нет ни клочка одежды. Склонив голову набок, Эмилия обернулась одеялом и слезла с кровати.
Она оглядела комнату в поисках чего-нибудь, что можно было бы накинуть, но, к сожалению, ничего не нашла.
— Хм, что же делать? Неприлично выходить из комнаты в таком виде…
Перед тем как покинуть лес, Пак, а после, во время учебы, а затем и Аннероза подробно рассказывали ей о стыдливости.
Нельзя слишком оголяться на людях. И, следуя этому правилу, её нынешний вид был совершенно неприемлемым.
— Но я волнуюсь за всех, и сейчас чрезвычайная ситуация, так что это простительно.
Эмилия должна была как можно скорее узнать, чем закончилась битва с архиепископами. Используя это как оправдание, она вышла из комнаты, завернувшись в одеяло.
Она оказалась в незнакомом коридоре. Однако, вопреки её ожиданиям, коридор был холодным и каким-то безликим.
— Я думала, что это какой-то особняк, но все совсем не так. Или только эта комната отличается от остальных?
Эмилия обернулась, посмотрев на комнату, где она лежала.
Большая кровать, небольшой шкаф… Но, присмотревшись, она поняла, что в этом есть что-то неестественное. Словно в пустую комнату просто принесли кровать и другую мебель и расставили как попало.
Судя по атмосфере в коридоре, это место явно не предназначалось для жилья. Это было место для работы. Прислушавшись, она услышала слабый шум воды и какие-то другие звуки.
Пока Эмилия размышляла об этом, к ней кто-то обратился:
— О, ты очнулась. Отлично. Рад, что ты в порядке.
В конце коридора появился молодой человек. Беловолосый юноша с приветливой улыбкой шел к ней.
— Но нехорошо сразу же вставать и ходить. Ты только что пережила столько всего, вдруг с тобой что-то случится? Ты должна заботиться о себе. Теперь твое тело принадлежит не только тебе.
Эмилия моргнула, глядя на обратившегося к ней юношу.
Его фамильярность напоминала Субару. Но от Субару его разительно отличало полное отсутствие какой-либо сдержанности.
Это было свойственно робкой добродетели Субару, но у этого юноши её не было и в помине. Он вел себя так, словно не чувствовал никакой ответственности за свои действия перед другими.
…И в то же время Эмилия испытывала странное чувство по отношению к нему.
— Прости, прости. Я любовался твоим спящим лицом, но ты видишь меня впервые. Я даже не представился. Как невежливо с моей стороны, несмотря на наши отношения. Это моя ошибка, я слишком поспешил. Искренне извиняюсь. Я способен на это.
Эмилия с трудом подбирала слова в ответ на быструю речь юноши.
Отчасти это было из-за того, что его поведение подавляло ее, но была и более важная причина. Её сознание пыталось ей что-то сказать.
…Что она где-то видела этого юношу.
— Как жаль, что такое событие происходит в таком безликом месте. Но когда-нибудь мы будем вспоминать об этом как об особом моменте. Если так подумать, то это не так уж и плохо. Маленькие радости каждый день — вот что освещает наш жизненный путь. А с тобой, я уверен, это будет особенно верно. Нужно видеть не только плохое, но и хорошее, чтобы определить свой путь. Не так ли, Эмилия?
— Я не помню, чтобы называла вам свое имя… Так кто вы?
— Ой, прости. Когда я волнуюсь, то забываю обо всем вокруг. Иногда я ненавижу себя за свою любвеобильность. Возможно, это потому, что ты сводишь меня с ума. Итак, ты спросила мое имя?
После стольких уловок юноша наконец перешел к сути.
Эмилия не сводила с него глаз, чувствуя, как у нее мурашки бегут по коже от этого странного ощущения. Её интуиция подсказывала, что она не в безопасности.
И что причиной этой интуиции был юноша перед ней.
— Меня зовут Регулус Корниас. Я занимаю руководящую должность в некой организации, но это неважно для тебя. Для тебя важно лишь одно: я твой муж, а ты — моя семьдесят девятая жена.
Эмилия не поняла слов юноши — Регулуса.
Она смутилась и нахмурилась. Однако Регулус не обратил внимания на её неприязнь и, окинув взглядом Эмилию, закутанную в тонкую ткань, сказал:
— Ты выглядишь слишком соблазнительно. Я сейчас же принесу тебе одежду. Не волнуйся, это сделают мои жены. Они уже привыкли одевать невест.
— Свадебное платье? О чем вы? И вообще, что значит, что я ваша жена? Что за вздор?
— Точно! Я совсем забыл! Как я мог!
Регулус не слушал ошеломленную Эмилию. Хлопнув в ладоши, он нежно взял её за плечо, когда она попыталась отстраниться.
Эмилия поморщилась от неожиданной силы его пальцев. Регулус приблизил свое лицо так близко, что их лбы почти соприкоснулись, и заглянул ей в глаза.
— Я забыл задать важный, очень важный вопрос. Свадебная церемония будет потом. Эмилия, ответь мне, пожалуйста, и хорошенько подумай, прежде чем ответить. Это очень важно для нашего будущего.
Эмилия затаила дыхание и молчала, чувствуя невероятное давление.
Регулус, видимо, принял ее молчание за согласие и улыбнулся.
— Эмилия, ты девственница? Это действительно важно.
https://t.me/rz_arc