Глава 5, часть 18. В перерыве между танцем и песней.
Закончив важный, но в то же время легкомысленный разговор с Юлиусом, Субару покинул «Водяную накидку» вместе с Эмилией и Беатрис.
— Ты там в саду так мило беседовал с Юлиусом. О чём болтали? — спросила Эмилия.
— «Мило беседовал с этим парнем» — уже само по себе ошибочное утверждение. Как думаешь, о чём мы могли говорить?
— Ну, например, куда пойдёте развлекаться в следующий раз?
— Как будто мы школьные друзья!
Их отношения с Юлиусом были далеко не такими непринуждёнными, как представляла Эмилия. Даже если бы они учились в одной школе, огромная разница в социальном положении не позволила бы им попасть в одну компанию. Школа – это своего рода наглядное пособие по классовому неравенству.
В каком-то смысле аристократическое общество ничем не лучше – такая же изолированная и замкнутая система.
— Если так подумать, и там, и тут жизнь не сахар… — пробормотал Субару.
— Ну же, ну же, о чём вы говорили-то? — не унималась Эмилия.
— Да проводил разведку, расспрашивал его о последних новостях. Продолжение разговора в комнате. Что ему интересно, как у него дела, вот это всё.
— Так это же как друзья общаются!
Эмилия с любопытством склонила голову набок, и Субару тоже, пожав плечами, повторил её движение.
Действительно, если судить по легкомысленности беседы, то можно было подумать, что они друзья. Но с Юлиусом это было невозможно. Что-то более зловещее…
Что именно, он не мог выразить словами, но…
— В общем, мы не друзья. Это уж точно.
Эмилия с укоризной посмотрела на Беатрис, которая шла рядом. Беатрис ответила без слов, лишь тяжело вздохнув. Создавалось впечатление, что они прекрасно понимают друг друга, оставляя Субару в неловком положении.
Как бы то ни было, на самом деле Субару беседовал с Юлиусом в саду о проблемах семьи Астреи, связанных с Райнхардом, Вильгельмом и тем самым Хайнкелем.
Сердце Субару сжималось от мысли, что он не может рассказать об этом Эмилии.
Конечно, он не хотел легкомысленно обсуждать чужие семейные дела, но главной причиной было желание оградить Эмилию от лишних переживаний.
Это была сложная проблема, с которой ничего нельзя было поделать. Глубоко укоренившееся проклятие семьи Астреи не было тем, к чему посторонние могли легко прикоснуться. Юлиус, понимая это, открылся только Субару. Это также означало, что он признал Субару, раз уж способен на такую деликатность.
— От этого у меня какое-то странное, неприятное чувство… — пробормотал Субару.
— Субару, я рада, что ты пригласил меня на прогулку, но что ты задумал?
Пока Субару боролся с раздражением, которое не мог выразить словами, Эмилия с улыбкой задала этот вопрос. На мгновение Субару онемел от удивления, но затем моргнул и пожал плечами.
— Нехорошо так говорить, Эмилия-тан. Задумал… Да ничего я не задумал! Просто хотел вместе с тобой, прекрасной Эмилией-тан, прогуляться по чудесному водному городу. Ну, разве что самую малость хотел заманить тебя к фонтану с водяным драконом и полюбоваться на твою мокрую одежду…
— Хм, вот как ты говоришь. Ты такой упрямый и своевольный, Субару. Я же понимаю, что на самом деле всё не так просто.
Эмилия надула губы, а Субару устало приложил руку ко лбу. Он бросил взгляд на Беатрис в поисках поддержки, но девочка, шедшая между ним и Эмилией, посмотрела на него снизу вверх с таким же выражением лица, как у Эмилии, словно упрекая его.
Поняв, что поддержки ждать неоткуда, Субару поднял руки в знак капитуляции.
— Ладно, сдаюсь. Прости. Отменяю операцию «Мокрая Эмилия».
Субару опустил руки, услышав, как она сердито произносит его имя.
— Хотя это я тебя научил, но сейчас это прозвучало идеально, Эмилия-тан. Только сейчас это для меня всего лишь награда… Ладно-ладно, рассказываю.
Субару горько усмехнулся, увидев, как Эмилия замахнулась на него рукой.
— Я не то чтобы скрывал, просто хотел сделать сюрприз. Сейчас мы идём в городской парк Пристеллы. Вчера я там столкнулся с «Певицей».
— Ух ты, с той самой «Певицей»! А может, она и сегодня там?
— Какие у тебя блестящие глазки! Милашка. Ну, я подумал, что неплохо бы наладить контакт с легендарной «Певицей». Я, конечно, верю в переговорные способности Отто, но в равной степени верю и в его невезение. Так что это своего рода страховка.
— Понятно. Ты хочешь подружиться с «Певицей», чтобы она попросила Киритаку отдать нам магический камень.
Субару изобразил над головой круг в знак правильного ответа, и Эмилия радостно улыбнулась.
На самом деле всё было не так чисто, как она представляла, но незачем было расстраивать её энтузиазм, указывая на это. Эмилия искренне радовалась возможности познакомиться с Лилианой. Субару же мог тайно заниматься всеми тёмными делишками.
— Осталось только проследить, чтобы Эмилия-тан и Лилиана не вступили в какую-нибудь… химическую реакцию… — пробормотал Субару.
— Химическую реакцию? Что это значит?
— Просто думаю, что вы с Лилианой хорошо поладите.
Субару уже предчувствовал усталость, которая его ждала, хотя наивной Эмилии об этом знать было необязательно.
Он молился, чтобы Лилиана была в парке, но в то же время надеялся, что её там не будет. Странная ситуация. Конечно, если бы её там не было, то это было бы просто свидание с Эмилией, чего он хотел избежать. …Хотя, просто свидание тоже неплохо.
— Эмилия-тан, может, прокатимся на водяном драконе? Мне кажется, это будет полезнее и лучше для нашего будущего…
— Не знаю, что такое «прокатимся», но если это что-то вроде лодки, то тебя укачает, Субару. Не хочу тебя потом тащить на себе, это тяжело.
— И мы уже почти у парка. Смирись.
Беатрис, держа Субару за руку, потащила его вперёд. На этот раз они добрались до места назначения без приключений, и, увидев вход в парк, Субару пришлось сдаться.
Городской парк с фонтаном в центре был полон народу в это время, между утром и полуднем.
Сегодня зрителей у дальней части парка было больше, чем вчера.
— Я думал, что мы пришли рано и Лилианы может не быть…
Судя по толпе, его опасения были напрасны.
И сегодня концерт певицы пользовался успехом: аплодисменты и возгласы публики наполняли воздух парка.
— Сегодня, похоже, гораздо оживлённее, чем вчера.
Беатрис, как и Субару, была удивлена.
Утренняя трансляция по магическому устройству создала определённое впечатление. Казалось, что пение Лилианы, как правило, завораживает и уносит слушателей прочь от реальности. Именно поэтому нынешняя бурная реакция публики вызывала сильное недоумение. Как будто к чему-то привычному примешалось что-то чуждое.
— Все выглядят такими счастливыми. Вот она, сила «Певицы».
В глазах Эмилии светилось предвкушение, но у Субару было нехорошее предчувствие. Ему казалось, что, добравшись до того места, где собралась толпа, он пожалеет об этом.
Но слова не оформились в конкретную мысль, и Субару не смог ничего сказать.
К тому же Эмилия явно ждала этого зрелища. Как он мог разочаровать её, видя этот блеск в её фиолетово-синих глазах? Субару не успел принять решение.
Восторг толпы, аплодисменты, которые вскоре превратились в овации. Это означало, что представление, которое они наблюдали, подошло к концу. Зрители вставали, их возбуждённые лица были обращены в одну сторону. И там…
— Это был великолепный танец! Я чуть не… обмочилась от такого невероятного мастерства!
— А ты неплохо меня развлекла своим пением и игрой. Воистину великолепно. Давно я так не наслаждалась искусством.
… стояли «Певица» и женщина в красном, крепко пожимая друг другу руки.
Его нехорошее предчувствие оправдалось.
И снова Лилиана принимала восторженные отзывы зрителей, которые со слезами на глазах делились своими впечатлениями от её выступления.
Единственное отличие от вчерашнего дня заключалось в том, что теперь комплименты сыпались и на Присциллу, стоящую рядом с Лилианой: «Ваш танец был потрясающим!», «Я в восторге!», «Приду посмотреть ещё раз!». Присцилла в ответ самодовольно кивала, обмахиваясь веером.
Когда все поклонники разошлись, остались только эти двое и компания Субару. Заметив их, Лилиана радостно взмахнула своими хвостиками. По какому принципу они двигались, оставалось загадкой.
— Ой-ой-ой! А это не Нацуки-сама и Эмилия-сама? И маленькая девочка Нацуки-сама тоже с вами! Что привело вас сюда?
— Что значит «маленькая девочка»? Субару, объясни ей!
— Пусть та, кто это сказала, сама и объясняет. На, вот тебе конфетка, успокойся.
— Вот так и буду сосать… Но меня не обманешь… — пробормотала Беатрис, не переставая сосать леденец.
Субару подошёл к Лилиане, которая всё ещё крутила хвостиками, словно собачий хвост. Эмилия, стоящая рядом, вытаращила глаза от такой бурной реакции «Певицы», но это было ещё не всё.
— Рад тебя видеть. Сегодня тоже аншлаг. Тебя опять выгнал Киритака?
— Да-да! Ну, типа того. Я такая любимица, что не смогла отказать, когда меня так усердно упрашивали. Это же женский долг — отвечать на просьбы!
— И ты, значит, оказавшись на улице, решила устроить концерт…
Пока Лилиана, выпятив несуществующую грудь, изображала поглаживание несуществующей бороды, Субару посмотрел на Присциллу, которая стояла рядом, обнимая свою пышную грудь. Заметив его взгляд, она фыркнула, всем своим видом выражая презрение.
— Что уставился, мужлан? Я ещё могу простить, что ты был очарован моим танцем, но продолжать пялиться – это уже наглость. Мужское влечение к моей красоте – это естественно, но выражать его можно лишь во сне, вдыхая мой аромат.
— Я вообще не смотрел на твой танец и не был очарован. Мне нравятся скромницы, как Эмилия-тан. Когда кто-то так выпячивает свои достоинства, как ты, это только отталкивает.
— Предпочитать такую тощую полукровку… Это уже за гранью моего понимания. Но я не настолько ограничена, чтобы отрицать существование людей с извращённым вкусом. Ты просто не знаешь, что такое настоящая красота, так что твоя недалёкость простительна.
Субару понял, что спорить с Присциллой бесполезно. Разница в мировоззрении. Он со своими обычными представлениями не мог тягаться с Присциллой, которая верила, что истина – это она сама.
— Так значит, ты танцевала? — спросил Субару у Эмилии, указывая на Присциллу.
— Пожалеешь, что пропустил. Я танцую крайне редко, только когда меня что-то по-настоящему вдохновляет. А пение этой артистки оказалось достойным моего танца, — ответила Присцилла.
Субару с удивлением посмотрел на Присциллу, а Лилиана закатила глаза. Игнорируя её реакцию, Субару продолжил:
— Ты танцевала, да? С трудом верится…
— А как же тогда объяснить восторг толпы? В голосе этой певички есть что-то магическое, но без моего танца зрители были бы всего лишь бездушными марионетками. Это, конечно, тоже способ наслаждаться музыкой, но мне он не по душе. Раз уж эти глупцы такие невежды, пусть хоть как-то порадуют меня своим поведением.
— То есть, ты хочешь сказать, что дуракам веселее дурачиться?
— Хм. Похоже, ты всё-таки способен думать.
Похвала Присциллы не принесла Субару никакой радости.
К тому же, судя по всему, Присцилла даже не помнила, что видела его в комнате. Хорошо ещё, что она помнила Эмилию.
— А ты одна здесь? Где Аль, тот придурок и твой милый дворецкий?
— Шульт вечно теряется, когда гуляет один. Он такой старательный, но совершенно бесполезный, просто прелесть. Аля я отправила с поручением, потому что он постоянно ворчит, когда находится рядом. Насчёт придурка не знаю. Наверняка ошивается где-нибудь в баре.
— «Придурок» — это, видимо, у вас кодифицированное имя…
Субару удивился, что получил такой адекватный ответ. И ещё его удивило пренебрежительное отношение к Хайнкелю, которого Присцилла якобы взяла под своё крыло.
Хотя, с другой стороны, Хайнкель, пожалуй, заслуживал такого отношения. Но тогда зачем Присцилла вообще взяла его к себе?
— Наверняка скажешь, что из интереса…
— Ты прав. Впрочем, причина не важна. Я взяла его, потому что решила, что он может меня развлечь. Если станет мешать, я его выгоню. Он это прекрасно понимает.
— Сомневаюсь… Не показался он мне таким уж понимающим.
Субару подумал, что Хайнкель как раз и пострадал за свою непонятливость, вызвав гнев Присциллы. Или она просто забыла об этом инциденте?
— Но разве тебе не опасно одной ходить? Хотя, я сам с Эмилией гуляю, так что не мне тебя учить…
— Какая мне опасность, если эти трое исчезнут? Единственное их преимущество – я могу видеть, что происходит у меня за спиной.
Субару стало жаль Аля и остальных, которых Присцилла не считала за боевую единицу. Но, увидев её в действии, он понял, что это не просто слова.
Движения Присциллы в комнате явно выходили за пределы человеческих возможностей.
— Кстати, мне она как-то челюсть сломала… — пробормотал Субару.
В одном из циклов, начинающихся в столице, Присцилла ударила его ногой в лицо, разозлившись на него. Тогда он отлетел к высокому потолку комнаты и чуть не умер от одного-единственного удара.
Вспоминая об этом, Субару почувствовал фантомную боль в челюсти.
— И ты, бросив всех, встретила Лилиану? — спросила Эмилия.
— Городские пейзажи неплохо скрасили мою скуку. В отличие от тесной столицы, в этом городе есть на что посмотреть. Я любовалась водными потоками, и тут до меня донеслось пение, — ответила Присцилла.
— Знаете, я сначала испугалась, когда она вдруг начала танцевать! Бывают же такие, кто пытается вмешаться в моё выступление и всё испортить. Обычно я их усмиряю своим пением…
— Ты совсем не похожа на «Певицу»… — прокомментировал Субару.
«Усмирять пением» — это как-то слишком роково. Да и поступок Присциллы, которая внезапно начала танцевать, тоже поражал. Должно быть, танец был действительно потрясающим, раз ей удалось так очаровать публику.
— Твоё пение привлекает людей, отвлекая их от меня. Это эгоистично, но я признаю его ценность. Идём со мной. Я окажу тебе честь петь в моём доме, когда я пожелаю.
Присцилле настолько понравилось пение Лилианы, что она сделала ей, казалось бы, невыполнимое предложение. По сути, она хотела сделать её своим личным музыкантом, но в словах Присциллы звучало явное принуждение.
Она злилась, что не может получить то, что ей понравилось. В этом была пугающая решимость.
— Благодарю вас! Для меня большая честь услышать такую высокую оценку! Я очень рада! Но! Но! Но! Я вынуждена отказаться!
… не зная о тёмной стороне Присциллы и не умея читать атмосферу, с беззаботной улыбкой отклонила её предложение.
Как и ожидалось, голос Присциллы стал ниже, а цвет её глаз изменился.
Даже Субару, который не был участником этого разговора, почувствовал холодок, пробежавший по спине.
Одно слово, и оно могло стоить жизни.
В напряжённой тишине Лилиана погладила футляр своего инструмента.
— Я Лилиана, бард. Сейчас я по просьбе остановилась в этом городе, но в будущем я снова отправлюсь в странствие, гонимая ветром. Моя жизнь и мой хлеб – это свобода от места и от людей.
— И поэтому ты отказываешься от моего предложения.
— Моя мать, её мать и все мои предки жили так. Мы не оставляем после себя ничего материального, лишь песни в сердцах людей. Никто не может удержать ветер, никто не может заставить песню молчать. Поэтому…
— Хотя ваше предложение очень лестное, я вынуждена отказаться. Даже я не знаю, где будет звучать моя песня. Я доверяюсь ветру.
Лилиана подняла свой инструмент, её лицо светилось гордостью, в нём не было ни тени сомнения. Исчезли привычные насмешливые нотки, исчезло раздражающее поведение, задевающее чужие чувства.
Осталась только гордость барда — того, кто передаёт истории через песни.
Выслушав ответ Лилианы, Присцилла скрестила руки на груди и прикрыла один глаз. Вторым, алым как раскалённая магма, она пристально смотрела на Лилиану. Затем Присцилла тихо вздохнула.
— Хорошо. Эта преданность своему делу… меня забавляет. Прости, это я была невежлива.
— Нет-нет, что вы! Это я должна извиняться!
Присцилла улыбнулась, и Лилиана как ни в чём не бывало ответила ей.
Субару, наблюдая за этим обменом любезностями, мог лишь изумлённо хлопать глазами. Присцилла, заметив его глупое выражение лица, нахмурилась.
— Что это за лицо, мужлан? О чём ты думаешь?
— Ни о чём, просто удивлён. Я думал, ты сейчас разорвёшь Лилиану на части за отказ…
Присцилла фыркнула, но Субару ей не поверил.
До ответа Лилианы Присцилла определённо собиралась её убить. По крайней мере, Субару показалось, что она колеблется, взвешивая все «за» и «против». Лилиане просто повезло, что чаша весов не склонилась в худшую сторону.
— Я тоже немного удивлена. Я думала, Присцилла та, кто хочет иметь всё, что ей нравится, — сказала Эмилия.
И вот Эмилия, сама того не ведая, наступила на мину, которую Субару удалось обойти. Услышав её прямое высказывание о Присцилле, Субару выпрямился и бросил взгляд на «даму в красном». Присцилла прикрыла один глаз и ответила:
— Не болтай глупостей, полукровка! Что ты, со своими затуманенными глазами, можешь знать обо мне? Это уже за гранью наглости и оскорбления.
— Болтушка. Вместо того, чтобы цепляться к чужому происхождению, лучше бы задумалась о своём поведении, о котором все такого же мнения. Это было бы гораздо полезнее для всех.
Беатрис взяла за руку Эмилию, на лице которой читалась растерянность, и заступилась за неё. Присцилла подняла брови, словно только сейчас заметив Беатрис.
— Какая смелая девочка. Но знай, моя снисходительность не зависит от возраста. Если ты думаешь, что твоя молодость позволяет тебе быть грубой, то немедленно измени своё поведение.
— Не лезь не в своё дело, девчонка. Если ты будешь судить о Бетти по внешности, то пожалеешь об этом.
Между Беатрис и Присциллой пробежала искра враждебности.
По всей видимости, эти две девочки в платьях совершенно несовместимы. Субару не сомневался, что Беатрис победит в любой схватке, но сама по себе драка между кандидатами была уже проблемой.
— Беатрис, прекрати. Я понимаю, что Присцилла тебя бесит, но драться бессмысленно.
— Не мешай, Субару! Тебя что, не злит, как она оскорбляет Эмилию? Я ей все волосы повыдергаю!
— Не говори так страшно! И потом…
Беатрис злилась, потому что Присцилла унизила Эмилию. Она даже не обратила внимания на оскорбления в свой адрес. Субару почувствовал необъяснимую нежность к девочке.
И Эмилия, похоже, чувствовала то же самое.
— Беатрис, со мной всё в порядке.
Эмилия осторожно взяла Беатрис за руку и нежно погладила её по голове. На мгновение лицо Беатрис приобрело плаксивое выражение, которое она тут же спрятала от Присциллы, снова гневно посмотрев на неё.
— Это тебе стоит радоваться своей милой мордашке, — ответила Присцилла.
Беатрис фыркнула и отступила, а Присцилла тихо хмыкнула. Честно говоря, последняя фраза Присциллы прозвучала как комплимент внешности Беатрис, но разгневанная девочка этого не заметила. Видимо, Присцилла пощадила её из-за её миловидности. Сложно сказать наверняка.
— Ты такая странная… — пробормотал Субару, обращаясь к Присцилле.
— Конечно. Слишком самонадеянно пытаться понять женщину, а тем более меня.
— Так это я виноват? А начиналось всё с того, что ты захотела Лилиану…
Субару так и не понял, почему Присцилла в итоге отпустила Лилиану. Он вопросительно посмотрел на неё, и Присцилла, прикрыв рот веером, ответила:
— Всё в этом мире принадлежит мне. Поэтому нет необходимости держать рядом что-то прекрасное или благородное. Пусть просто существует.
— Если весь мир — мой сад, то неважно, где поёт птичка. Запирать её в клетке — безвкусно, защищать от врагов — тоже безвкусно. Всё это лишнее.
Субару не нашёлся, что ответить на изложение эстетических принципов Присциллы.
Её масштабы восприятия отличались от его собственных.
Поэтому он, вероятно, никогда не сможет её понять.
Страшная женщина, подумал Субару. Но в то же время он понимал, что кто-то может восхищаться этой «страшностью», стремиться к ней.
Может быть, именно поэтому Аль был предан Присцилле.
— Так-так-так! Давайте все успокоимся! А что, если я спою для вас, чтобы скрепить нашу дружбу? Да, давайте так и сделаем!
Лилиана прервала неловкое молчание. Она достала лютню из футляра и быстро пробежалась пальцами по струнам, привлекая всеобщее внимание, а затем, кружась, сказала:
— Присцилла-сама, надеюсь, на этот раз вы не будете танцевать, а просто насладитесь моей песней. Я покажу вам, на что способна настоящая ПЕ-ВИ-ЦА!
— Хм… — Присцилла с интересом посмотрела на Лилиану.
— Эмилия-сама, вы, кажется, пришли как раз к концу песни. Надеюсь, вы поймёте, что я не просто милая певичка, а бард, зарабатывающий на жизнь своим прекрасным голосом и мастерским владением инструментом!
— Какое-то совсем нелестное описание, но тебя это устраивает? — спросил Субару.
Как бы то ни было, Эмилия явно заинтересовалась выступлением Лилианы. Несмотря на недавнюю перепалку, она была готова послушать Лилиану.
Эмилия и Присцилла стояли, соблюдая некоторую дистанцию, а Лилиана готовилась к выступлению. Перед этим она подозвала Субару и тихо спросила:
— Нацуки-сама, Нацуки-сама, мне кажется, Эмилия-сама и Присцилла-сама не очень ладят друг с другом?
— Кажется? Это очевидно, учитывая их положение. Плюс Присцилла вообще ни с кем не ладит, поэтому Эмилия-тан и ведёт себя так.
Лилиана встрепенулась, её хвостики снова начали подёргиваться. Субару захотелось схватить их и покрутить. Интересно, там нервные окончания или что?
— Тогда я сделаю всё возможное, чтобы очаровать их своим пением! А! Только что вы подумали о чём-то неприличном, когда я сказала «сделаю всё возможное»? Так нельзя! Это непристойно!
— Устаю от того, что ты в одной фразе умудряешься вызвать и восхищение, и презрение. Не могла бы ты прекратить?
Субару вздохнул, восхищаясь безумием Лилианы, которая, тем не менее, умела проявлять заботу. Разрядить обстановку с помощью песни – хорошая идея.
И Эмилия, и Присцилла были заинтересованы в пении Лилианы. Даже Присцилла вряд ли стала бы приставать к Эмилии во время выступления Лилианы, которое ей нравилось.
— Нацуки-сама, пока я пою, приготовьте, пожалуйста, какие-нибудь закуски. Если вы принесёте сладости, то все развеселятся, и они подружатся! Как вы думаете? Думаете?
— Нацуки-сама, пока я пою, приготовьте, пожалуйста, какие-нибудь закуски. Если вы принесёте сладости, то все развеселятся, и они подружатся! Как вы думаете? Думаете?
— Это что, сценарий, где надо сказать «да», чтобы двигаться дальше?
Субару сдался перед напором Лилианы, которая повторяла одну и ту же фразу с неизменным энтузиазмом, и сказал «да». Лицо Лилианы просияло. В её словах был смысл.
Субару не ожидал, что «род Лилианы» способен на такую заботу о других.
— Тогда я схожу за чем-нибудь вкусненьким к пению Лилианы. Эмилия-тан, веди себя хорошо и жди меня.
— Не волнуйся, всё будет хорошо. Я же не хочу ссориться с Присциллой.
Эмилия беззаботно рассмеялась. Субару не сомневался в её добрых намерениях, но была большая вероятность, что Присцилла сама начнёт ссору.
— Беатрис, пожалуйста, присмотри за Эмилией-тан.
— Конечно. Если она скажет ещё хоть одну глупость, я сотру её в порошок.
— Ты тоже постарайся не ссориться.
Оставив всё на Беатрис, которая, возможно, была даже более вспыльчивой, чем Эмилия, Субару собрался уходить. Но перед этим он спросил:
— Присцилла, у тебя есть что-нибудь, что ты не ешь?
— Неожиданно. Неужели такой мужлан, как ты, способен на заботу? Ладно. Если уж хочешь что-то мне предложить, то пусть это будет достойно меня. Если принесёшь какую-нибудь дрянь, то вернёшь её вместе со своей головой.
— Я что, в карты проиграл, что должен выполнять твои прихоти на таких ужасных условиях?!
Субару подумал, что, если увидит какой-нибудь экзотический деликатес, то купит его для Присциллы.
Присцилла нахмурилась, услышав его ответ, и спросила:
Похоже, забыв про Субару, она забыла и про карты. С ней было сложно общаться.
Эмилия и Беатрис помахали ему на прощание. Субару ответил им тем же, махнул рукой Лилиане, которая пыталась ему подмигнуть и в итоге зажмурилась, и побежал к выходу из парка.
Когда он немного отошёл, до него донеслись звуки лютни.
Субару, услышав их, прибавил шагу, чтобы успеть вернуться к началу концерта.
Прошло десять минут с тех пор, как Субару покинул парк.
Выйдя из магазина с покупками, Субару посмотрел на содержимое пакета и вздохнул.
Получив задание купить сладости, Субару выбрал первый попавшийся магазин и быстро сделал покупки. По дороге ему попался местный деликатес «Гинаджелли» — что-то странное, но его не хватило духу купить это для Присциллы.
Конечно, он мог бы сказать, что боялся испортить отношения между их лагерями, но на самом деле он просто испугался реакции Присциллы.
— Выглядело как желе из угря… Интересно, какой у него вкус? Жаль, что у меня не хватило смелости попробовать.
Размышляя о своих слабостях, Субару поспешил обратно в парк. Он отсутствовал всего десять минут, и Беатрис не сообщала ему ни о каких происшествиях через их магическую связь.
И всё же мужское сердце торопило его…
Быстро шагая, Субару завернул за угол и чуть не столкнулся с кем-то на площади. Резко остановившись, он обернулся и извинился.
— Извиняюсь. Кажется, я в тебя не врезался. Всё в порядке?
— Эй, парень, это что, извинения? Прояви побольше уважения… Тьфу!
Мужчина, с которым он чуть не столкнулся, грубо ответил на извинения Субару, явно намереваясь начать ссору, но, увидев его лицо, изменился в лице.
— А, это ты, Чин. Всё ещё занимаешься своими делишками, даже работая на Фельт?
— Заткнись! Я же сказал, что меня зовут не Чин! И что ты тут забыл?!
Это был Латинс, тот самый хулиган, с которым он уже встречался. Фельт говорила, что дала ему поручение и он остановился в другой гостинице.
— А где Тон и Кан? Редко тебя одного можно увидеть.
— Откуда ты знаешь, с кем я хожу и с кем не хожу?! Мы
Латинс явно был недоволен фамильярностью Субару.
Субару сам не понимал, почему испытывает такую симпатию к этому парню. Возможно, его внутренний «детектор обычности» определил Тончинкана как родственную душу.
В этом мире все вокруг были какими-то особенными, поэтому он испытывал облегчение, встречая таких вот «обычных» людей.
И это несмотря на то, что тот однажды его убил. Субару определённо стал смелее.
— Короче! Не лезь ко мне! Я работаю!
— Ты? Работаешь? А раньше только и делал, что создавал проблемы… Я так тронут.
Латинс, цокнув языком, оттолкнул Субару и скрылся в толпе. Субару почесал затылок, размышляя о своем поведении. Похоже, он не умел держать дистанцию.
Проводив взглядом Латинса, Субару снова направился к парку. И тут же остановился.
Он наклонил голову, что-то бормоча себе под нос.
Причиной его остановки стали… остановившиеся люди.
Толпа, в которой скрылся Латинс, замерла. Субару невольно сделал то же самое. И даже Латинс, выбравшись из толпы, вынужден был остановиться, недовольно цокая языком.
— Что встали, как бараны?! Чего уставились?!
Раздраженно выругавшись, Латинс, как и все остальные, посмотрел вверх — на крышу высокого здания.
Это было очень высокое здание, похожее на часовую башню, с магическим кристаллом на вершине. Такие башни, называемые башнями времени, обычно устанавливались в крупных городах и служили для определения времени. В Пристелле тоже было несколько таких башен. И эта была одной из них.
— Здравствуйте, дамы и господа! Прошу прощения за беспокойство. Извините.
В открытом окне башни появился человек и встал на опасный край крыши.
Он своим странным видом привлекал всеобщее внимание и, словно наслаждаясь этим, произнёс дрожащим голосом:
— Спасибо. Я займу всего лишь немного вашего времени.
В его извинениях чувствовалась какая-то самовлюбленность, словно он ставил свою волю выше всего остального. Его дрожащий голос срывался, вызывая неприятное, щемящее чувство.
Возможно, это странное ощущение усиливалось из-за его не менее странной внешности.
Голова человека была обмотана грязными бинтами, из-под которых виднелись лишь блестящие, безумные глаза. Он был одет в черное пальто, а к рукам были привязаны длинные, кривые цепи, которые он волочил по крыше, беспокойно расхаживая взад-вперёд.
Человек на крыше, видя, что толпа не может оторвать от него глаз, улыбнулся — вернее, искривил то, что скрывалось под бинтами, в подобие улыбки — и произнёс:
— Извините. Я — Сириус Романеконти, архиепископ греха «Гнев» из культа ведьмы.
Она назвал себя ужасным именем.
— [Злоба], — сказала она, и рассмеялась.
https://t.me/rz_arc