Глава 5, часть 17. Привычные доспехи.
— И всё же, полностью восстановить атмосферу в комнате было невозможно.
Выслушав дерзкую речь Фельт, довольная Присцилла, прихватив с собой Аль, покинула гостиницу. Похоже, достигнув большей части своих целей, она пребывала в прекрасном расположении духа.
Если учесть ущерб, который понесли Субару и остальные, её поступок можно было назвать крайне эгоистичным.
В итоге, после того, как все присутствующие быстро убрали со стола, трапеза завершилась без возобновления беседы. Каждый из них явно ощущал последствия пережитого потрясения, и особенно тяжело пришлось Райнхарду и Вильгельму, чьи душевные муки были непередаваемы словами.
Тем не менее, тот факт, что они не показывали своих чувств на лицах, говорил о силе их духа.
Разумеется, столь близкое примирение деда и внука было отложено на неопределенный срок, и для Субару это оставило глубокий след сожаления, который не скоро исчезнет.
— Хорошо, что Гарфиэля не было на этом ужине, — сказал Отто, направляясь в Торговую Компанию Мьюз после завершения трапезы.
Он был совершенно прав. Если бы на ужине присутствовали Гарфиэль и другие вспыльчивые личности, последствия могли быть катастрофическими. Нетрудно представить, как Гарфиэль набросился бы на Хайнкеля, и всё закончилось бы кровавой бойней.
В комнате остались только самые рассудительные участники… или же и это было частью плана Присциллы?
— …Не может быть, чтобы она была настолько всемогущей. Простое совпадение, вот и всё.
Просто удача Присциллы, которую она выдавала за невероятное везение, сыграла ей на руку.
Честно говоря, это было похоже на поиски наименее худшего варианта в крайне неприятной ситуации, но приходилось признать эту крупицу удачи, чтобы не взорваться от негодования.
Эмилия и Беатрис, вероятно, страдали не меньше Субару, если не больше. В ситуации, когда даже Фельт вела себя разумно, именно Субару оказался самым эмоциональным. Ему было стыдно перед ними двумя, которым приходилось заботиться и о друзьях, и о врагах.
Эмилия и Беатрис вернулись в свою комнату, чтобы немного отдохнуть перед обещанной прогулкой.
Субару же решил воспользоваться свободным временем, чтобы успокоить нервы, бесцельно бродя по гостинице. Его шаги по деревянному полу были чуть громче, чем обычно.
Скрип половиц под ногами казался отражением скрежета в его душе. Размышляя об этом, Субару сильнее топнул ногой, как бы проверяя прочность собственных чувств…
— Не стоит так стучать по полу, Субару. Ты можешь доставить неприятности хозяевам гостиницы.
Субару, смотревший себе под ноги, поднял голову на раздавшийся сбоку голос. Оказалось, что он незаметно для себя дошел до веранды перед садом. Юлиус, стоя в саду, с лёгкой улыбкой наблюдал за ним.
Его слегка взъерошенные фиолетовые волосы развевались на ветру, создавая удивительно живописную картину. Субару, по привычке испытывая к Юлиусу лёгкую зависть, цокнул языком, прежде чем сесть на веранде.
— Неужели не видно? Они не дети. В их возрасте хочется личного пространства, и у меня хватает такта, чтобы это уважать. Наше свидание с ними запланировано на потом.
— Есть несколько незнакомых мне слов, но общий смысл я уловил. Даже ты, оказывается, способен на сочувствие к другим.
Несмотря на то, что Субару начал первым, Юлиус тут же принял вызывающий тон. Однако его раздражение быстро рассеялось при взгляде на лицо Юлиуса. Тот слегка покачал головой и произнёс:
— Извини. Если бы ты был неспособен сочувствовать другим, ты бы не стал так кричать на заместителя командира. …Я должен быть тебе благодарен.
— Не за что благодарить. Мне просто не понравился этот старикашка, вот я и вспылил. Стыдно получилось, все остальные-то сохраняли спокойствие.
— Вовсе нет. Именно твоя несдержанность помогла окружающим успокоиться. И мне в том числе. Иногда твоя импульсивность бывает полезна.
— Ты что, на самом деле хотел меня похвалить?
Субару скривился от столь неуклюжей похвалы. В словах Юлиуса всегда присутствовала едва заметная ирония. Хотя они оба этим грешили, воспринимать это как искреннюю похвалу было сложно.
— Ладно, ладно. Надо быть спокойнее и рассудительнее. Это же рыцарская добродетель. Я и сам знаю, что мне не хватает хладнокровия, даже став рыцарем. Об этом постоянно писали в моих школьных дневниках.
— Да, ты прав. Действительно, с точки зрения рыцарского поведения твои действия нельзя назвать достойными похвалы. Но…
Юлиус внезапно замолчал, глядя на дующегося Субару.
Следующее его действие заставило Субару изумлённо распахнуть глаза.
— Как я вижу, ты мне кланяешься.
Перед Субару Юлиус склонил голову в поклоне. Это не был рыцарский поклон и не этикетное приветствие аристократа. Это был простой, искренний поклон, лишенный всякого формализма. Совершенно не в стиле Юлиуса.
— Я благодарю тебя. Благодарю за то, что ты выразил праведный гнев вместо меня.
— Если следовать рыцарскому кодексу, то рыцарь должен вести себя подобающе в любой ситуации. Даже если его друга оскорбляют, наносят ему невыносимое унижение, он не должен поддаваться эмоциям. Но ты поступил иначе.
Не поднимая головы, Юлиус продолжал благодарить Субару за его импульсивность.
Субару же, ошеломлённый такой неожиданной реакцией, мог лишь растерянно молчать.
— Разрываясь между долгом рыцаря и собственными чувствами, я подавил свой гнев. Но, видя твою ярость, мне стало стыдно за себя. Поэтому я хочу тебя поблагодарить.
— То есть, спасибо, что разозлился вместо меня?
Когда Субару произнёс эти слова с оттенком понимания, Юлиус наконец поднял голову. Высказавшись, он выглядел просветлённым, но Субару, увидев это, скривил губы.
— Не говори глупостей. Хватит прикалываться.
— Конечно. Почему я должен был злиться вместо тебя? Я разозлился, потому что мне самому было противно. Я не пытался набить морду этому усатому хрычу за кого-то другого. Неужели я способен на такую благородную ярость?
Субару был искренне поражён заблуждениями Юлиуса.
Он не был уверен, что его собственный гнев был таким уж благородным. Чувства Райнхарда и Вильгельма были понятны только им двоим. Субару, как посторонний наблюдатель, лишь предположил, что они чувствуют, и взбесился от того, что кто-то посмел осквернить их чувства. Это был его собственный гнев, ничей другой.
— Если ты тоже был зол, зачем сдерживался? Я-то один был, вот и разошёлся, но если бы ты присоединился, этот старикашка точно бы струсил и сбежал.
— Как я мог так поступить с заместителем командира Королевской Гвардии, моим непосредственным начальником?
— Сейчас он тебе не начальник, да и сам ты только что сказал "как я мог". Не будь таким зажатым. Пока ты зацикливаешься на своём рыцарском долге, твоя душа превращается в доспехи.
Юлиус замолчал. Субару, подперев голову рукой, театрально вздохнул.
Глупый спор. Он не мог принять благодарность и поэтому огрызался на Юлиуса.
Ещё больше его бесил тот факт, что причиной всего этого был Хайнкель.
— Душа в доспехах, говоришь? …Ха, как же это мне знакомо.
— Сам придумал, горжусь собой. Но забудь, это просто болтовня.
— Нет, я запомню. Приятно осознавать, что и от тебя можно чему-то научиться. Год назад я бы и подумать об этом не мог.
— Только учти, мне до сих пор снятся кошмары.
Субару до сих пор снились кошмары, в которых он сражался с Юлиусом на тренировочной площадке и получал от него тумаки деревянным мечом.
Воспоминания о физической боли были неприятны, но ещё хуже было то, что сны в мельчайших деталях воспроизводили душевные страдания, которые он тогда испытал. Его ненужная цепкая память сохранила каждую секунду того момента и каждую ночь устраивала ночной киносеанс, как будто показывая фильм.
Конечно, не все его сны были о поединке с Юлиусом, но это событие оставило самый глубокий шрам в душе Субару, сравнимый с несколькими смертями.
— Пожалуйста, прекрати. Мне не очень приятно думать, что я каждую ночь встречаюсь с тобой во сне.
— Обращайся к ответственному за сновидения. Я бы тоже предпочёл видеть сны, где мы с Эмилией мило воркуем.
— Вот эта твоя надежда не на свои силы, а на сны и есть твоя суть.
— Анастасия — очаровательная женщина. Служить ей — большая честь. Я счастлив быть на своём месте.
Юлиус спокойно парировал выпад Субару, который лишь недовольно заурчал, как кот.
Он тут же забыл о своём поклоне и вновь стал самим собой. Субару скривился, чувствуя облегчение от того, что Юлиус вернулся к своему привычному поведению, и, кашлянув, перевёл разговор на другую тему.
— Насчёт того усатого хрыча… он правда заместитель командира?
— Понимаю твои сомнения. Но это так. Он — Хайнкель Астреа, заместитель командира Королевской Гвардии Лугники.
— То ли у них плохо со зрением, то ли есть какая-то причина, то ли все просто молчат…
— На каждый твой вопрос есть ответ. Конечно, есть те, кто сомневается в его компетентности, как в верхах, так и в самой Гвардии. На самом деле, его должность — чистая формальность. Никто никогда не видел, чтобы он занимался какими-либо делами.
Субару представил себе типичного чиновника, получившего свою должность по блату.
Занимает высокую должность, ничего не делает и получает большую зарплату — именно так Субару представлял себе чиновников, устроившихся по знакомству. Положение Хайнкеля было очень похоже на это.
Кроме того, все вокруг знали о его некомпетентности, и, несмотря на это, он продолжал вести себя так вызывающе.
— Неужели он пользуется положением своего отца, Святого Мечника?
— …И это тоже имеет место. Любая публичная критика заместителя командира неизбежно дойдет до ушей Райнхарда. Райнхард известен своей беспристрастностью, но как он поступит, если дело касается его семьи? Не все готовы настолько ему доверять.
— Не думаю, что Райнхард поступится своими принципами ради этого отца.
— Как бы то ни было, это его отец. Независимо от того, что думают другие, для Райнхарда он остаётся родным человеком. Никто не может знать, что он чувствует на самом деле.
Юлиус спокойно пытался урезонить разгорячившегося Субару.
Скрипя зубами, Субару застонал от бессилия.
Юлиус был прав. Каким бы ни был отец Райнхарда, только ему решать, как относиться к этой связи.
Как беспристрастный рыцарь, он не должен руководствоваться семейными чувствами. Но как человек, Райнхард не должен быть настолько чёрств, чтобы легко разорвать эту связь.
Даже посторонние не могли определиться, чего ожидать от Райнхарда, так кто они такие, чтобы требовать от него определённого поведения? Это было бы слишком самонадеянно.
— Ты сказал "и это тоже". Значит, есть и другие причины. Что ещё…
— Он — глава семьи Астреа и сын Вильгельма. Проще говоря, он глава самого благородного воинского рода королевства и сын предыдущего Святого Мечника. Такому человеку нельзя не дать высокую должность, иначе он может затаить обиду и восстать против государства.
Юлиус быстро и бесстрастно ответил на вопрос.
Субару несколько секунд обдумывал услышанное, а затем всё понял.
— То есть, государство… Райнхард… и Вильгельм… они ему не доверяют?! Боятся, что Хайнкель восстанет против королевства, и тогда весь род Святого Мечника станет их врагом… И поэтому они его задабривают, чтобы эта бомба не взорвалась, так?!
Если это так, то это оскорбление для Райнхарда и Вильгельма.
Неужели, видя их благородство, государство всё ещё считает, что они способны на предательство?
Субару снова вспылил, как и при встрече с Хайнкелем. Юлиус встал перед ним, положил руку на плечо и покачал головой.
— Твой гнев понятен. Но королевство должно учитывать все возможные варианты.
— Какие варианты?! Этого не может быть!
— …Вильгельм был предыдущим командиром Королевской Гвардии.
Субару хотел стряхнуть руку Юлиуса с плеча, но эти слова заставили его замереть.
— Четырнадцать лет назад из королевского замка похитили члена королевской семьи. В то время Вильгельм был командиром Королевской Гвардии и отвечал за поиски похищенного.
Похищенный член королевской семьи… сейчас все считали, что это была Фельт. Субару считал это маловероятным, но он не понимал, зачем Юлиус поднял эту тему.
— Я знаю, что похищенного так и не нашли. И что? Вильгельма сделали козлом отпущения, он ушёл из Гвардии, и теперь у него есть причины ненавидеть королевство? Но это же…
— "Великий Поход" для уничтожения Белого Кита, в котором участвовал и предыдущий Святой Мечник, состоялся, пока Вильгельм был вне столицы, занимаясь поисками похищенного члена королевской семьи.
Мысли Субару опустели после слов Юлиуса.
И в эту пустоту хлынули воспоминания о словах Вильгельма.
Вильгельм говорил, что не смог быть рядом с женой, когда она умерла.
— …Из-за поисков похищенного члена королевской семьи он не смог быть при смерти жены. И поэтому Вильгельм… он ненавидит королевскую семью и королевство? Ты это хочешь сказать?
— Мне неизвестны истинные мотивы Вильгельма. Но факт остаётся фактом: после того, как поиски похищенного были прекращены, а "Великий Поход" провалился, Вильгельм покинул Королевскую Гвардию. Если бы не усилия командира Маркоса по восстановлению Гвардии, она бы полностью потеряла свою боеспособность.
— Плевать мне, что было потом! Я говорю о Вильгельме! А ты… что ты думаешь?! Что Вильгельм из-за своей жены затаил обиду и теперь… теперь он…!
Что он затаил обиду и может восстать против королевства.
Неужели они думают, что Вильгельм ван Астреа способен на такое? Неужели, видя, как искренне он любил и как много ради этой любви пожертвовал, они всё ещё сомневаются в нём? Неужели они не видели его глаз, его спины?
Неужели они не видели чистый клинок Мечника?
— Да он бы никогда! Как вы не понимаете?!
Субару стряхнул руку Юлиуса со своего плеча и толкнул его в грудь. Юлиус отшатнулся, а Субару поднялся и посмотрел на него сверху вниз.
Жёлтые глаза Юлиуса смотрели на гнев Субару с чем-то похожим на зависть.
Субару понимал, что его гнев не совсем оправдан.
Юлиус лишь рассказал о существующих подозрениях, а не о своём собственном мнении. Поведение Юлиуса ясно показывало, на чьей он стороне.
Ведь год назад, после битвы с Белым Китом, Юлиус выразил Вильгельму своё почтение.
Он выразил почтение Вильгельму, который спустя четырнадцать лет наконец отомстил за смерть жены. Не может быть, чтобы он подозревал Вильгельма в измене.
— Нет, ты не дурак. Ты прав. А я не прав. Я ошибаюсь, думая, что прав.
Обоих грызло одно и то же чувство бессилия.
Подозрения в адрес Вильгельма имели под собой почву, и с этим ничего нельзя было поделать. Просто выплеснуть свои эмоции, как сделали Субару и Юлиус, ничего не решит.
— …Если рассуждать по той же логике, у него есть причины ненавидеть королевство, которое втянуло его бабушку в заведомо провальный план и стало причиной смерти предыдущего Святого Мечника.
— Но с Райнхардом всё иначе. Королевство не подозревает его в измене. Они скорее подозревают Хайнкеля.
Субару в третий раз округлил глаза, услышав имя отца Райнхарда.
Честно говоря, он не хотел слышать это имя, но раз оно было связано с этой историей, ему приходилось слушать. Одно лишь упоминание этого имени придавало всей этой истории оттенок неправдоподобности.
— Какое отношение Хайнкель имеет к Райнхарду? То есть, я понимаю, что они отец и сын, но…
— Было время, когда Райнхард беспрекословно подчинялся Хайнкелю. Это естественно для отца и сына, но… были времена, когда это заходило слишком далеко.
Юлиус отвел взгляд, словно с сожалением.
Отношения отца и сына, которые зашли слишком далеко. Трудно было представить, что именно произошло. Однако Юлиус, похоже, не хотел вдаваться в подробности и, вернув взгляд к Субару, продолжил:
— После того, как Райнхард стал самостоятельным, такое поведение прекратилось. Однако подозрения, что Райнхард может прислушаться к словам Хайнкеля, остались.
— …И поэтому королевство задабривает Хайнкеля, чтобы он не отдавал Райнхарду опасных приказов?
— Или ещё хуже. Это всего лишь слухи, но я расскажу тебе. Ты, как друг Райнхарда, который заступился за него…
Юлиус сделал многозначительную паузу и огляделся по сторонам, убеждаясь, что их никто не подслушивает. Затем он подошёл ближе к Субару и сказал:
— Заместителя командира подозревают в причастности к похищению члена королевской семьи четырнадцать лет назад.
— Доказательств нет. Но факт в том, что его несколько раз допрашивали по этому делу.
— Это правда? Что он причастен к похищению?
— Правда это или нет, неважно. Важнее то, что человек, подозреваемый в таком преступлении, может иметь влияние на самую мощную военную силу королевства. Вот что вызывает беспокойство.
Звание "Святой Мечник" звучало гордо и славно.
Однако, чем больше Субару узнавал, тем больше ему казалось, что это не слава, а проклятие.
— Но если он действительно причастен к похищению, то именно он виноват в том, что отец и мать Райнхарда не смогли увидеться перед смертью.
— …Это ещё не всё. Говорят, что именно Хайнкель рекомендовал уже отошедшую от дел Терезию участвовать в "Великом Походе".
— Он отправил собственную мать на передовую против магических зверей?!
— Это практически достоверный факт, зафиксированный в документах. Заместитель командира отказался от участия в "Великом Походе" и вместо себя рекомендовал Терезию.
На этот раз Юлиус говорил не о домыслах, а о фактах, зафиксированных в документах. Если это правда, то все были обмануты.
Хайнкель отправил свою мать на смертный бой вместо себя.
Его мать погибла, отец не смог с ней проститься и, одержимый местью, взял в руки меч. А сам Хайнкель, прикрываясь талантом сына, спокойно жил своей жизнью.
Не может быть. Таких людей не существует.
Дело не в том, что он хотел верить в порядочность Хайнкеля. После разговора с ним любой понял бы, что он — отвратительный человек.
Но он не хотел признавать, что кто-то может быть настолько ужасным, настолько низким, настолько мерзким.
Он хотел верить, что есть предел, за который человек не может переступить.
Даже представить такое было грешно.
— …Прости. Я не должен был так на тебя наваливаться, не дав тебе времени подготовиться.
Юлиус мрачно произнёс это, видя оцепенение Субару.
Субару было тяжело это слышать, а значит, и Юлиусу было нелегко об этом говорить. Он всегда старался быть рассудительным и спокойным, и сейчас явно вышел из себя.
— Это я попросил тебя рассказать. Ты не виноват. …Было бы легче, если бы я мог обвинить тебя.
— Не стоит меня хвалить. Пересказывать слухи и сплетни о чужой семье — это непростительно. Как рыцарь, я должен стыдиться своего поведения.
— Но ты же всё это видел? Ты же был другом Райнхарда.
Субару обратился к Юлиусу, который поднял на него глаза. Субару кивнул.
— Я не знаю, когда вы с Райнхардом стали друзьями, но я вижу, что ты о нём беспокоишься. И понимаю, почему ты вспылил. Я не считаю, что это неправильно или неуместно. Не думаю, что нужно отстраняться, ссылаясь на то, что это чужие семейные дела.
— Если слышишь плач из соседнего дома, нужно бежать и помогать. Если видишь в окне, что твой друг расстроен, нужно подойти и поговорить с ним. Я не вижу ничего плохого в том, что ты беспокоишься о Райнхарде. Я не хочу так думать.
Если бы Юлиус подглядывал за чужой семьёй из низменного любопытства, Субару бы его презирал.
Но в словах, поведении и поступках Юлиуса не было ничего подобного.
— Я уже говорил. Не нужно цепляться за рыцарский этикет. Сними доспехи и стань Юри. Иногда гибкость помогает добиться большего.
Юри — это псевдоним, который Юлиус использовал во время борьбы с культом ведьмы.
Из-за своего положения он не мог присоединиться к группе наёмников как Юлиус и, скрывая свою неловкость за маской безразличия, назвался бесполезным именем Юри. В конце концов, все, включая его самого, перестали его так называть. Но тогда Юлиус не был похож на рыцаря.
— Юри? Давно я не слышал этого имени.
— Да, оно пригодилось всего на один миг. Я и сам поражаюсь, что вспомнил его.
— Не будь рабом рыцарского кодекса, говоришь. Ты ставишь передо мной сложную задачу. Ты ведь знаешь, как меня называют?
— Вот из-за этого своего "самый выдающийся" ты и зажат, душой и телом. Снимай доспехи перед баней и разминайся перед тем, как их надеть.
Субару наклонился и легко коснулся ладонями пола, демонстрируя свою гибкость. Раньше, до того, как он начал заниматься паркуром, его тело было очень жестким, но первое, что он сделал, начиная тренировки, — это развил гибкость.
И, глядя на демонстрацию гибкости Субару…
— Если ты думаешь, что этим меня превзошёл, то мне остаётся лишь посетовать на твою недалёкость.
С этими словами Юлиус элегантно сел на шпагат. Он с лёгкостью коснулся пола, демонстрируя удивительную гибкость.
Да он вообще собирается во всём превосходить Субару?
— Ну… но зато в игре на лютне и вышивании мне никто не сравнится!
— Не вижу смысла соревноваться в этом, но я тоже немного играю на музыкальных инструментах. Хотя шитьё, конечно, сложно.
— Ха! Опять это "немного"! Твоё "немного" означает "виртуозно". Ни за что не буду с тобой в одной группе играть. Ты у меня всю славу певца заберёшь!
Юлиус плавно поднялся со шпагата.
Усмехнувшись над словами Субару, он победно взмахнул волосами и посмотрел в небо.
— Вот, оказывается, каким было небо и ветер для Юри.
— Вспоминается, что тогда мне казалось, что даже цвет неба изменился. Вот и всё.
— Ничего не понимаю. Не выпендривайся.
Субару плюхнулся на веранду, прерывая задумчивость Юлиуса. Тот лишь усмехнулся и прищурился от солнца.
Они пытались развеять неловкость разговора.
Конечно, это не значило, что они забыли о том, что обсуждали, и неприятный осадок всё ещё оставался. Но они старались не зацикливаться на этом.
— Со стороны они выглядели как обычные друзья.
https://t.me/rz_arc