Глава 5, часть 45. Неизбежные оковы.
Имя ведьмы, слетевшее с губ Вильгельма, заставило Субару содрогнуться. До сих пор он знал лишь одну ведьму – Сателлу – не считая, конечно, шестерых Ведьм Грехов, с которыми он столкнулся в гробнице Эхидны. Мысль о существовании ещё одной ведьмы поразила его как гром среди ясного неба.
— Так значит, Вильгельм-сан, вы считаете, что эта ведьма Сфинкс как-то связана с нынешним нападением Культа Ведьмы…? Что помимо Архиепископов Грехов, здесь замешана ещё и ведьма?
Если так, то к четырём Архиепископам Грехов и двум павшим добавляется ещё и ведьма. И без того неблагоприятное соотношение сил становится поистине безнадежным. Но Вильгельм поднял руку, останавливая порыв Субару.
— Прошу прощения. Я неточно выразился. Ведьма Сфинкс погибла во время Полулюдской войны. Она никак не может быть причастна к этому нападению.
— Ведьма мертва? Вы уверены? У меня сложилось впечатление, что ведьмы даже после смерти сохраняют свободу действий...
Сателла, появлявшаяся всякий раз, когда Субару касался запретной темы, и Эхидна, наслаждавшаяся загробной жизнью в Замке Снов, – яркие тому примеры. Даже если ведьму объявят мёртвой, нет никакой гарантии, что это действительно так.
— Мне неизвестно, какое впечатление у вас сложилось о ведьмах, Субару-доно, но Сфинкс, хоть и называлась ведьмой, была ею лишь условно. Королевская армия так её прозвала, сама она никогда себя так не именовала.
— «Сама»… Вильгельм-сан, вы были с ней лично знакомы?
— Несколько раз во время гражданской войны. Можно сказать, что окончание Полулюдской войны стало прямым следствием того, что мы отсекли Сфинкс голову. Розваль, Бордо и моя жена сыграли в этом решающую роль.
Неожиданное имя заставило Субару распахнуть глаза. Заметив его реакцию, Вильгельм опустил подбородок и на мгновение погрузился в воспоминания.
— Я был знаком с Розвалем предыдущего поколения. В то время мы не были особенно близки, но… он оказал мне услугу.
— Предыдущего поколения…? Ах, да. Титул Розваля передаётся по наследству.
— К сожалению, предыдущий Розваль рано ушел из жизни. После этого мы отдалились друг от друга, и нынешнего лорда Мейзерса я знаю лишь в лицо. Впрочем, это не относится к делу.
Эта неожиданная связь привлекла внимание Субару, но сейчас важнее было другое. Он кивнул, и Вильгельм продолжил:
— Итак, хотя это и не Сфинкс, используемое сейчас проклятье, вероятно, того же типа. Магия, управляющая трупами. В то время мы называли их трупными солдатами.
— Трупные солдаты… У них есть какие-нибудь слабости?
— Насколько мне известно, эта магия просто оживляет тела. Она не может в полной мере воспроизвести навыки, которыми обладали при жизни. Это всего лишь осквернение мёртвых, отражение порочной натуры заклинателя…
Субару запнулся. Жена Вильгельма, ставшая трупным солдатом, чья смерть была осквернена. Несмотря на то, что сам Вильгельм, казалось, смирился с этим, Субару колебался, стоит ли поднимать эту тему. Вильгельм горько усмехнулся, заметив его нерешительность.
— Благодарю за вашу заботу. Но это необходимо обсудить. — Да, навыки моей жены и Кругана близки к тем, что были у них при жизни. Это выходит за рамки возможностей обычных трупных солдат.
— Тогда, возможно, это что-то другое, не просто трупные солдаты? Может быть, ваша жена всё ещё жива…
— Моя жена мертва. Я был слишком слаб, чтобы спасти её.
Субару цеплялся за надежду, как за соломинку. Спокойный голос Вильгельма разрубил его иллюзии одним махом. И Субару нечего было сказать, глядя на профиль старого мечника.
— В то время тоже изредка встречались те, кого нельзя было назвать просто трупными солдатами. Возможно, дело в предрасположенности к магии, или есть другие факторы… Силу этих двоих следует отнести к подобным случаям.
— Полностью уничтожить их тела. Или найти на их телах проклятую печать и вырвать её. Тогда трупные солдаты превратятся в обычные трупы. Так и должно быть.
Голос Вильгельма, полный отчаяния, было невыносимо слушать. Он старался сохранять спокойствие, сосредоточиться на том, что должен сделать… но дрожь в его голосе, сжатые кулаки, широко раскрытые глаза – ничто не могло скрыть его истинных чувств.
— Простите, что так долго вас задерживал. Я не могу больше заставлять ждать леди Круш. Пожалуйста, проходите.
Вильгельм поклонился и указал на дверь прямо перед ними. Комната в глубине четвёртого этажа, на табличке которой значилось «Комната отдыха», была разрушена. Внутри ждала Круш, позвавшая Субару.
Субару, проходя мимо Вильгельма, направился к двери. Расстояние до неё казалось невыносимо длинным. Он чувствовал, будто подошвы его ботинок прилипли к полу, мешая ему двигаться вперёд. Субару ясно осознавал, что это проявление его собственной слабости и страха.
— …Это я, Нацуки Субару. Эм, Круш-сан?
Он постучал в дверь и позвал дрожащим голосом, сомневаясь, что его услышат. Последовала короткая пауза, затем дверь медленно открылась. На пороге появился Феликс. Но он был совсем не похож на себя.
Его красные, опухшие от слёз глаза, растрепанные каштановые волосы… Всё его тело было покрыто чужой кровью, красно-чёрными пятнами на бледной коже. У него не было времени даже вытереть кровь с лица и шеи.
Субару задохнулся от этого ужасного зрелища.
— Я слышал, что Круш-сан зовёт меня. Поэтому…
— Да. Она в кровати, внутри… Только, пожалуйста, не говори ничего лишнего.
Его голос был твёрдым, а в конце прозвучала едва скрываемая ненависть. Но эта ненависть была направлена не на Субару. Это была всепоглощающая ярость, направленная на весь мир. Сейчас Феликсом владела беспричинная злоба.
Субару глубоко вздохнул и последовал за Феликсом в комнату.
Комната отдыха оказалась небольшой. Два ряда длинных столов со стульями, а в глубине — небольшая комната, отделённая перегородкой. Внутри стояла кровать.
И на этой простой кровати лежала она.
Круш, находясь в сознании, заметила вошедшего Субару и позвала его по имени. Субару попытался ответить, но его горло сжалось. Он хотел взять себя в руки, изобразить спокойствие, сказать что-нибудь ободряющее… но он не мог сделать даже этого.
— Простите за мой… ужасный вид…
— …Нет. Нет, всё в порядке… всё… нормально.
Видя напряжение Субару, Круш слабо улыбнулась и извинилась. Субару поспешно заговорил, пытаясь скрыть свои чувства.
— …Облитая кровью Капеллы, проклятая Круш была в ужасном состоянии.
На шее, руках, ногах — везде, где была видна кожа, проступали черные вены. Нетрудно было представить, что под одеждой и одеялом её тело выглядело так же. Чёрные вены, не несущие в себе кровь, пульсировали, словно змеи, обвивающие хрупкое тело Круш. Её белоснежная, безупречная кожа была изуродована этим ужасным проклятьем.
Конечно, повреждения не ограничивались шеей и конечностями.
Левая часть благородного, изящного лица Круш, напоминавшего тонкий клинок, — была поражена проклятьем. По иронии судьбы, правая сторона её лица сохранила свою красоту. Этот контраст лишь усиливал ощущение несправедливости, осквернения чего-то прекрасного и чистого. Левый глаз был закрыт повязкой, и Субару боялся представить, что скрывается под ней.
— Это… то же проклятье драконьей крови, что и у меня?
Если так, то нет ничего более жестокого. Субару, знавший Круш Карстен, не мог не испытывать глубокой боли.
Он посмотрел на свою правую ногу. Так же, как и кожа Круш, она была покрыта сетью черных вен. Но, кроме отвратительного вида, нога Субару никак не пострадала. Он не чувствовал боли, ни жжения, ничего.
Но с Круш всё было иначе. Она тяжело дышала, и с каждой пульсацией вен на её лице появлялось выражение боли.
Субару обернулся к сильнейшему целителю королевства, надеясь, что тот сможет что-то сделать. Но его опрометчивость лишь ранила Феликса, который и без того корил себя за бессилие.
Феликс закусил губу, впился ногтями в свою руку и опустил голову. Он лучше всех в этой комнате понимал, насколько он беспомощен, и больше всех сожалел об этом.
Зная их отношения, Субару не сомневался, что Феликс уже перепробовал все возможные способы исцеления.
— Круш-сан… зачем вы… меня позвали?
Зачем она позвала его в такой тяжелый момент? Он не представлял, что может сделать. Может быть, она хотела что-то сказать? Просила отомстить «Похоти», которая довела её до такого состояния? Или высказать ему свои обиды?
Он был готов ко всему. К обвинениям, к проклятиям – он был готов вынести всё.
Круш с трудом открыла рот, чтобы ответить на вопрос Субару. Он наклонился к ней, стараясь не пропустить ни единого звука её слабого голоса.
— Я слышала… что вы… получили… такое же… проклятье…
В её голосе послышалось облегчение. Субару понял, что на самом деле он думал, и чуть не умер от стыда.
Он думал, что ему будет легче, если его будут обвинять. Поэтому он усомнился в благородстве Круш, в её великодушии. А она просто беспокоилась о нём, переживала, что он страдает от той же боли.
— Прости… прости меня, Круш-сан…
Он выдавил из себя слова, полные смешанных чувств – стыда за свои мысли, боли за её страдания, отчаяния от собственной беспомощности. Он невольно протянул руку и взял руку Круш, которая безвольно лежала у неё на животе. Чёрные вены на ощупь ничем не отличались от обычной кожи. И от этого несоответствия ужасного вида и привычных ощущений становилось ещё больнее. Внезапно…
Круш тихо вздохнула, и в тот же миг горло Субару пронзила острая боль. Словно он схватил раскалённый кусок железа, боль распространилась от ладони по всему телу. Субару инстинктивно отпустил руку Круш и посмотрел на свою ладонь, по которой пробежала боль.
На его ладони начали проступать чёрные вены.
Феликс схватил руку Субару и осмотрел поражённое место. Свет исцеляющей магии окутал пятно, но боль не утихала, а вены не исчезали. Но зато…
Услышав изумленный голос Субару, Феликс посмотрел на Круш. Его жёлтые глаза широко распахнулись, когда он увидел то же, что и Субару.
Левая рука Круш, которую сжал Субару, — вены на тыльной стороне её ладони немного побледнели.
Заметив это изменение и взглянув на свою правую руку, Субару осенила догадка.
— Неужели… проклятье перешло из тела Круш-сан в моё…?
Другого объяснения не было. Изменения на соприкоснувшихся руках были словно плюс и минус. Несомненно, проклятье, поразившее Круш, перетекло в Субару.
— Н-но со мной ничего не происходит? Я столько раз прикасался к Круш-сама, осматривая её… но со мной…
Феликс покачал головой, услышав предположение Субару. Он не обрадовался возможности исцеления, а, скорее, усомнился в правильности теории. Нет, дело было не в этом.
— Я не могу… исцелить Круш-сама…
Субару оттолкнул растерянного Феликса и снова встал перед Круш. Она ещё не понимала, что происходит, и смотрела на приближающегося Субару влажными глазами. Субару собрался с духом, чтобы она не увидела напряжения на его лице, скрытом за повязкой.
Он снова осторожно коснулся щеки Круш.
В тот же миг мозг Субару пронзила жгучая боль, словно по венам текла магма. Проклятье, терзавшее тело Круш, хлынуло в Субару через кончики его пальцев, обжигая нервы.
Субару закричал от нестерпимой боли и отшатнулся назад. Он упал на спину, его рука отскочила от лица Круш.
Его лёгкие горели, глаза дёргались. Субару жадно хватал ртом воздух, как рыба, выброшенная на берег.
Видя, что его дыхание стало ровнее, Феликс спросил Субару. Субару смог сесть, опираясь на твёрдый пол. Он посмотрел на Круш, лежащую на кровати, и спросил:
— Ну как, Феликс? Есть какой-то эффект?
Феликс опустился на пол, осмотрев Круш. Он тоже должен был это заметить. Щека Круш, поражённая проклятьем, немного очистилась. Если это лечение возможно, то Круш можно спасти…
Субару снова попытался подняться, чтобы продолжить, но его остановила сама Круш.
— Вы… не заметили? Вашу… руку…
Субару посмотрел на свою правую руку. И наконец понял, что с ней произошло.
Как и правая нога, его кожа была покрыта черными венами. В этом не было ничего страшного. Субару был готов принять на себя проклятье Круш.
Площадь поражения была слишком большой по сравнению с тем, сколько проклятья он забрал у Круш.
Он забрал проклятье с тыльной стороны её левой ладони и левой щеки. Черные вены на этих участках лишь слегка побледнели.
Но правая рука Субару от локтя до кончиков пальцев была сплошь покрыта чёрными пятнами. Концентрация проклятья была несоизмеримо выше.
Соотношение поглощаемого проклятья было далеко не один к одному. Даже десять к одному было бы слишком оптимистично.
Это не было поводом для колебаний. В момент контакта он чувствовал боль. Но сейчас, когда проклятье перешло в его тело, никаких признаков страданий не было.
По сравнению с непрекращающейся болью Круш, боль Субару была лишь мгновением. Кроме того, он мужчина, а она женщина, и не нужно объяснять, для кого это проклятье более ужасно.
Пусть даже его правая рука и нога станут полностью черными, разве это такая уж большая цена за спасение Круш?
— Нацуки-сама, нельзя… Я… не могу принять ваши чувства…
— Не говори глупостей. Я потерплю немного боли. Это гораздо лучше, чем сделать глупую татуировку и потом жалеть об этом всю жизнь. Я вынесу боль. Как ни странно, мне не бывает трудно. Поэтому…
— А если в будущем это изменится? …Мы оба, я и Нацуки-сама, можем стать небоеспособны. А это сейчас… смертельно опасно…
Круш думала не о себе, а о городе и других людях. Логически её рассуждения были верны, но не всё в жизни можно объяснить логикой.
— Феликс, останови Нацуки-сама…
— Прошу. Нацуки-сама сейчас нужен другим людям, кроме меня…
— Если Субару-кюн постарается… страдания Круш-сама…
Феликс колебался, потому что для него Круш была на первом месте. Его нельзя было винить. Никто из присутствующих не ошибался.
Ошибка заключалась в том, что правильное не всегда верно.
— Нельзя поддаваться сиюминутным эмоциям. Нацуки-сама, прошу вас…
— Разве вы не говорили? — «Оставь всё остальное мне».
Умоляющий взгляд Круш не отпускал Субару.
Неужели он произносил такие сильные слова? И теперь Круш просила его сдержать своё обещание?
Слабая улыбка ждала ответа Субару.
Он сглотнул, пошевелил языком во рту и закрыл глаза.
Его остановили, не дали поддаться сиюминутному порыву, заставили произнести слова, которые он не хотел говорить, поэтому хотя бы…
— Вы можете оставить всё остальное мне.
Он должен был сыграть свою роль, произнести слова, которые от него ждали.
Круш с облегчением вздохнула, услышав ответ Субару. Её веки опустились – она держалась в сознании лишь благодаря силе воли. Её дыхание стало тише, и Круш снова начала бороться с проклятьем.
— Прости, Феликс. Мне пора идти.
Слабый голос Феликса остановил Субару, который уже поднялся на ноги и поправил одеяло на Круш. Субару впервые видел Феликса таким сломленным.
Если честно, ему хотелось остаться рядом с Круш.
Но ситуация и способности Феликса не позволяли этого.
— Твоя сила нужна. Я не прошу тебя покидать мэрию. Но договорись, чтобы всех раненых приносили сюда. Я на тебя рассчитываю.
— …А того, кого я хочу спасти больше всего, я спасти не могу…
— Прости. Сказал глупость… Оставьте меня ненадолго с ними.
Феликс отвернулся и сел на стул рядом с кроватью. Субару легонько похлопал его по плечу и вышел из комнаты отдыха.
В коридоре, как и прежде, стоял Вильгельм.
— Благодарю вас за то, что вы учли чувства леди Круш.
Вильгельм обратился к вернувшемуся Субару. То ли он слышал всё, что происходило в комнате, то ли лицо Субару было слишком красноречивым.
— Какие там «учёл чувства»… Меня просто использовали. …Что с моим телом, не понимаете?
Он принимал проклятье Круш, а само проклятье на нём ослабевало. Если вспомнить прошлое, то и фактор ведьмы, и «Возвращение Смерти» — всё это было окутано тайной.
Сможет ли он когда-нибудь найти ответы и положить этому конец?
— Доверим Круш-сан Феликсу. Когда всё уляжется, я ещё раз попробую то же самое.
— Ваша правая рука… в порядке?
— Выглядит ужасно, конечно. Придётся носить одежду с длинными рукавами и перчатки… Что ж, небольшой шрам – не такая уж большая цена за спасение красавицы.
Несмотря на некоторое сопротивление, это было искреннее мнение Субару.
Если нет другого выхода, он готов принять на себя всё проклятье Круш. Даже если его тело станет полностью черным, Эмилия, Рем и Беатрис простят его.
— Но всё это потом, когда мы преодолеем эту трудность. Вильгельм-сан, пойдёмте вниз. Они, наверное, уже обсуждают план захвата диспетчерской.
У них, вероятно, собрались лучшие бойцы, которых они могли найти. Осталось лишь определить способности каждого Архиепископа Грехов и подобрать противников, распределить роли и выбрать время для атаки. До истечения срока, установленного Культом Ведьмы, оставалось около шести часов.
— Субару-доно, у меня к вам просьба по этому поводу.
Вильгельм остановил Субару, который уже направился к лестнице. Старый мечник кивнул, бросив взгляд на дверь позади себя – на того, кто внутри с тревогой ждал свою госпожу.
— Если возможно, я хотел бы, чтобы вы порекомендовали меня на роль того, кто уничтожит «Похоть». Я знаю о её способности к сверхрегенерации, о могуществе её власти, и всё же…
— Вы хотите отомстить за Круш-сан?
— И это тоже. Но ещё важнее то, что «Похоть» должна ответить за то, что сделала с леди Круш. И я должен услышать это от неё лично. Ради этого я готов стать демоном. Я разрублю её мечом, но прежде чем отсечь ей голову, я обязательно заставлю её говорить.
Аура убийцы, исходившая от мечника, ощущалась Субару как тепловая волна.
Гнев, жажда мести, боевой дух Вильгельма – всё это пылало в нём, требуя возмездия за свою госпожу.
— Прекрасное рвение… но что насчёт трупных солдат?
— Ваша жена и тот, кого вы знаете… Вам нужно с ними покончить, Вильгельм-сан.
— Субару-доно, внизу сейчас находится Райнхард, верно?
Вильгельм резко сменил тему, прервав Субару.
Субару кивнул, хотя и был немного озадачен. Боевая мощь Райнхарда была необходима для штурма. Однако прошлое Святого Мечника, несомненно, было для него тяжёлым грузом.
— Не могли бы вы не рассказывать Райнхарду о трупных солдатах?
Субару не сразу понял смысл этой просьбы.
— Вы хотите сказать… чтобы я не говорил Райнхарду о вашей жене?
— Да, именно. Я… не хочу, чтобы Райнхард, мой внук, увидел свою бабушку в таком виде. Он, несомненно, будет винить себя. Винить меня…
Субару хотел сказать, что это не его вина, но не смог произнести эти слова.
Он вспомнил утренний разговор, слова Хайнкеля, разрушившие семейную идиллию.
Они не были подтверждены. Но и не были опровергнуты.
Вильгельм обвинил Райнхарда в смерти своей жены. Это было трудно поверить, но этот факт не был опровергнут.
— Субару-доно, знаете ли вы, что «Благословение Святого Мечника» — особенное?
— …Честно говоря, я мало что о нём знаю. Насколько я понимаю, это благословение получали все, кого называли «Святыми Мечниками», и оно делало их невероятно сильными…
— В целом, ваше понимание верно. Но есть одна вещь, которая отличает «Благословение Святого Мечника» от других… оно передаётся по наследству.
— Передаваемое… благословение…
Вильгельм кивнул в ответ на слова Субару.
Старый мечник закрыл глаза, словно вспоминая какое-то болезненное прошлое.
— Это благословение передавалось из поколения в поколение, начиная со времён Рейда Астреи. Благословение обитает в крови семьи Астрея, и следующий Святой Мечник всегда выбирается из числа её членов. Благословение моей жены также перешло к Райнхарду.
— Значит, оно передаётся внутри семьи… Понятно. Ваша жена погибла, и благословение перешло к Райнхарду…
Субару понял и почти принял это объяснение, но что-то его смущало.
Предыдущий Святой Мечник потерпел поражение от Белого Кита и погиб, в результате чего благословение перешло к Райнхарду. Трагическая история, но, в некотором смысле, это была законная передача.
Но эта история не соответствовала утренней ссоре в семье Астрея.
Вздохи Вильгельма, насмешки Хайнкеля, молчание Райнхарда – всё это противоречило законной передаче благословения.
— Это случилось… во время битвы с Белым Китом.
— …Райнхард получил благословение во время Великой экспедиции, в которой участвовала моя жена. В разгар битвы Дух Меча отвернулся от неё, и ей пришлось полагаться лишь на себя, как на обычную женщину.
…Вот в чём заключалась истинная причина раскола семьи Астрея.
Благословение перешло к следующему поколению посреди битвы с Белым Китом. Бывший Святой Мечник, лишившийся благословения, остался на поле боя.
И она, ставшая обычным воином, сражалась с магическим зверем, защищая других солдат… и пропала без вести.
— Это я отнял у неё меч. Это я заставил её, любимицу Духа Меча, отказаться от него и стать обычной женщиной. Это я стал причиной её гибели.
— Дух Меча не простил жену за предательство. Каково было ей, лишившейся благословения в бою, вынужденной полагаться на меч, который она должна была оставить позади… я не мог смириться с этим. Да, я обвинил Райнхарда, в ком теперь обитало благословение. Я не мог простить своего внука, оплакивавшего смерть бабушки, которому досталась такая тяжёлая ноша. Я был глуп. Я сожалею об этом.
То сожаление, о котором Вильгельм рассказал Субару прошлой ночью — вот оно.
Райнхард не был виноват. Но Вильгельм, оплакивавший смерть жены, не смог этого принять. В результате семья Астрея раскололась.
— Я не хочу, чтобы это повторилось. Райнхард не виноват в смерти моей жены. У моего внука нет причин винить себя.
Поэтому он не хотел рассказывать Райнхарду правду и хотел сам покончить с этим. Субару понял его чувства. Он и сам хотел бы, чтобы всё так и было. Но Вильгельм нёс на себе слишком тяжёлый груз.
— Круш-сан, ваша жена… Вы сломаетесь, Вильгельм-сан. И даже если вы ничего не скажете о трупных солдатах, они всё равно могут появиться…
— Не стоит беспокоиться об этом, Субару-доно.
Вильгельм покачал головой в ответ на слова Субару, выражавшие его опасения.
Мечник исказил своё лицо в зловещей улыбке и сказал:
— …Моя жена обязательно придёт ко мне.
https://t.me/rz_arc