Глава 5, часть 20. Взаимоусиливающиеся чувства.
Сдерживая порыв упасть на колени, Субару тяжело дышал. Вокруг него – Эмилия, Беатрис и даже Лилиана – все смотрели на него с беспокойством. Присцилла же, ничуть не заинтересованная, лениво обмахивала себя веером.
Под их обеспокоенными взглядами и голосами сознание Субару постепенно возвращалось к реальности. Мысли прояснялись, и он начал по кусочкам восстанавливать в памяти то, что только что пережил.
Резкая смена обстановки, словно переключили канал телевизора. Запахи, вкусы, образы – всё, что он чувствовал мгновением раньше, рассыпалось в прах, заменяясь чем-то совершенно другим. Это было чувство потери реальности… нет, скорее, чувство внезапности реальности.
Глаза, уши, нос, кожа – все его чувства адаптировались к новому миру, но только сознание Субару застряло на предыдущем канале. Это несоответствие он подавил, раздробил, пережевал и проглотил – только тогда переключение завершилось.
Стиснув зубы, Субару поднялся на ноги. Он потряс головой и огляделся. Вокруг раскинулся залитый солнцем парк с фонтаном, зеленой лужайкой и разноцветными клумбами – настоящее место отдыха. Рядом с ним стояли четыре прекрасные девушки: Эмилия, Беатрис, Лилиана и Присцилла. Более того, слова Лилианы показались ему знакомыми, он слышал их уже «дважды».
— Субару, ты в порядке? Ты выглядел ужасно бледным.
— Эмилия-тан, ты случайно не слышала, как Лилиана только что говорила что-то вроде «сейчас я снова спою»?
— С этого и начинаете?! Эта Лилиана не может скрыть потрясение, шок и душевную боль от того, что ее так долго игнорировали! Компенсация! Мне нужна компенсация!
Субару отмахнулся от Лилианы, которая пыталась ухватиться за его рукав и устроить судебное разбирательство. Проигнорировав отлетевшую в сторону певицу, он взглядом вопросительно посмотрел на Эмилию. Поняв по его тону, что это не шутка, она ответила:
— Да, она сказала, что сейчас споет нам песню, которую мы пропустили. Но потом ты начал шептаться с Лилианой о чем-то своем…
— Вот в этот самый момент? Понятно, спасибо… Спасибо.
Как только он произнес слова благодарности, его охватило необъяснимое отвращение. Субару невольно прикрыл рот рукой, и Эмилия в замешательстве нахмурилась.
Дело было не в Эмилии. Он не должен был испытывать горечь от слов благодарности. Просто они напоминали ему о недавнем мире, о той необъяснимой злобе.
Он не произнес вслух «умер», но, додумав мысль до конца, наконец, всё осознал.
Он умер и вернулся в этот мир, начав всё заново с момента своей смерти. Вместе с облегчением от возвращения его охватила жгучая ярость.
Он ведь был так готов, так решительно настроен! Год назад в том лесу, в «Святилище», во время «Испытания» Нацуки Субару поклялся, что будет отвергать смерть и бороться с порождаемой ею печалью.
И всё равно умер. Так глупо, так бессмысленно. Даже не успев сопротивляться, не заметив ничего странного.
Что это было? Это определенно было что-то ненормальное, но что именно произошло, Субару не понимал. Он чувствовал это, пережил это, но всё равно не понимал.
Он не считал то странное пространство странным. И не только он. Все, кто там был, так же, как и он, подчинились этому безумию. Они с улыбками наблюдали за тем, как прикованный цепями мальчик рыдал, и аплодировали, когда он упал и разбился насмерть. Это было не просто безумие, это было что-то за гранью.
Как, черт возьми, могло произойти такое? И как он, наблюдая за всем этим, незаметно для себя умер?
Никаких предвестников смерти не было. Или… были, но он их не распознал. Его чувства не заслуживали доверия. Сами события, приведшие к смерти, были ясны, но путь к ним оставался загадкой.
Как он умер? Может, к телу упавшего мальчика была прикреплена взрывчатка, которая сдетонировала при ударе о землю? Вспышка перед смертью – единственное, что он помнил.
Воспоминания о смерти размыты. Они сильно зависят от психического состояния в момент гибели. Как бы он ни старался вспомнить, искаженные воспоминания того момента, когда он был не в себе, оставались туманными.
Если Субару был безумен, то восстановить ход событий по этим безумным воспоминаниям практически невозможно.
— Субару, ты точно в порядке? Лилиана тоже выглядит очень расстроенной.
— Я вовсе не расстроена! Мне всё равно, что обо мне думает Нацуки-сама. Я вовсе не грущу, не поймите меня неправильно!
— Видишь, как она старается показать, что ей всё равно.
Даже наивная Эмилия видела сквозь притворство Лилианы. Субару вспомнил, что от него ждут. Сейчас он и Лилиана должны были вернуться с купленными сладостями, пока она тянула время своим пением. И сразу после покупки они столкнулись с этим монстром «Гнева».
Никогда еще «Возвращение Смерти» не происходило так близко к моменту гибели. Обычно у него было несколько часов, а то и дней. Но на этот раз времени катастрофически мало.
Всего пятнадцать минут. Что он может успеть за пятнадцать минут?
Время шло. В данном случае избежать смерти было бы просто. Ему нужно было лишь не появляться на той площади, где будет слышна речь Сириус. Если причиной смерти был взрыв, то, не находясь там, он бы не пострадал. Вряд ли она использовала бомбу, способную уничтожить весь город.
Поэтому, если он хотел выжить, ему просто нужно было держаться подальше от того места. Сириус не охотилась конкретно на него.
Это была чистая, безличная злоба, и Субару просто оказался не в том месте не в то время. Даже если бы его там не было, Сириус все равно устроила бы свой спектакль. Но это означало, что, независимо от присутствия Субару, речь начнется и закончится.
И что бы ни случилось в результате, тот мальчик точно умрет.
— Я должен… Черт, я должен остановить это!
Субару взъерошил волосы и принял решение. Он не мог бросить его. Тот мальчик, Лусбел, ни в чем не виноват. Он просто ждал появления брата или сестры и оказался в этой ужасной ситуации вместо своей подруги. Как он мог спастись сам, бросив его на произвол судьбы?
Беатрис посмотрела на него серьезно, уловив в его голосе и взгляде тревогу. В такой ситуации взять Беатрис с собой было бы логично, это значительно увеличило бы его шансы на успех. Оставить ее здесь означало вдвое уменьшить свои силы. И все же Субару колебался.
Дело было не в том, что он не хотел подвергать Беатрис опасности. Конечно, где-то в глубине души он думал и об этом, но сейчас это было не главное.
Дело было в Эмилии. Эмилия оставалась здесь.
Культ Ведьмы был в этом городе. Они… Он не знал, сколько их, но, по крайней мере, здесь был Архиепископ Грехов «Гнева». Действовал ли он в одиночку или нет, Субару не знал, поскольку о структуре Культа Ведьмы ему было мало что известно.
Но мысль о том, чтобы оставить Эмилию в городе, где орудует Культ Ведьмы, не давала ему покоя.
Страх оставить близкого человека в месте, где его нет. Страх, что рука Культа Ведьмы дотянется до кого-то дорогого, пока он не видит.
Этот страх, мутный и тягучий, засел глубоко в сердце Нацуки Субару.
Может, взять Эмилию с собой к «Гневу»? Нет, это безумие. Встреча Эмилии с Культом Ведьмы не приведет ни к чему хорошему. Он знал это наверняка.
Стоило лишь вспомнить Петельгейзе. Субару не должен был позволять Эмилии приближаться к Культу Ведьмы. Это не обсуждалось. Так было правильно.
— За тем же самым десертом. Ты не против?
Беатрис нахмурилась, не понимая, почему он так резко меняет тему. Лилиана, услышав это, с грохотом рухнула на землю. Субару кивнул ей и, повернувшись к Эмилии, сказал:
— Мы с Беатрис быстро сбегаем за десертом. А ты, Эмилия-тан, спокойно послушай песню Лилианы, ладно?
— Хорошо, я поняла. Но ты уверен, что мне не нужно идти с тобой?
— Уверен. Верь мне, я тебя защищу.
Эмилия, хлопая большими глазами, покраснела и кивнула. Субару поманил к себе недоумевающую Беатрис и, наклонившись к ее уху, прошептал:
— Защищай Эмилию. Если понадобится твоя помощь, я сразу позову.
— …Похоже, ты опять скрываешь что-то от Бетти.
— Если я позову, значит, ситуация будет очень плоха.
Субару легонько нажал Беатрис на нос и, махнув рукой, бросился бежать. Чувствуя на спине взгляды провожающих его девушек, он не оглядывался и мчался изо всех сил.
До площади было меньше пяти минут бега. Но на этот раз он стартовал чуть позже. В условиях катастрофической нехватки времени даже эта незначительная разница могла стать фатальной.
— Но я ведь не тратил время на покупки, значит, у меня еще есть немного…
Резко остановившись на каменной мостовой, Субару оглядел площадь. В прошлый раз он смотрел только вверх и не обращал внимания на то, что происходит вокруг, но сейчас, по крайней мере, он не видел никаких подозрительных личностей в черных одеждах.
Может, Архиепископ Грехов действовал в одиночку?
— Вопрос в том, что делать дальше. Когда начнется речь, есть большая вероятность, что я снова попаду в то странное состояние.
Пока он не понимал принципа действия того странного пространства, он не мог быть уверен, что сохранит рассудок, если снова окажется там. Именно эта неспособность воспринимать аномалию как аномалию делала то место таким опасным.
— Нужно эвакуировать отсюда всех…? Как с Петельгейзе… Нет, у меня нет на это ни времени, ни людей, а если подниму панику, Сириус может изменить свои планы.
Стоит ли эвакуировать людей с площади, чтобы их не зацепило? Но как? Если в речи Сириус нет никакого скрытого смысла, то ей не обязательно проводить ее именно здесь.
Если здесь не будет слушателей, она просто выберет другое место. Перемещая потенциальных жертв, он лишь создаст новых.
— Значит, остается только устранить источник проблемы…！
Сейчас, когда он знал, где появится Сириус, это был его шанс. Он пришел к тому же выводу, что и во время битвы с Петельгейзе. Культ Ведьмы нельзя оставлять безнаказанным. Недостаточно предотвращать их атаки, нужно уничтожить сам корень зла, иначе всё будет повторяться снова и снова.
Он слишком поздно пришел к этому выводу. Если бы он сразу понял это, то не стал бы действовать в одиночку. Нет, он ошибся еще тогда, когда вернулся в парк.
Если бы он хотя бы вернулся в гостиницу, то мог бы попросить о помощи Вильгельма или Юлиуса…
— Нет смысла жалеть о том, чего уже не изменить. Сейчас здесь только я. Когда начнется речь, она точно узнает, где я… Нет, всё произойдет еще раньше!
Приняв решение, Субару посмотрел на Часовую Башню – ту самую белую башню, с которой прозвучит ужасная речь. Сириус войдет внутрь, поднимется к окну и начнет говорить.
Значит, она уже должна быть внутри, готовясь к речи, которая начнется через несколько минут. А если нет, то, возможно, он успеет спасти Лусбела.
Субару осмотрелся, убедившись, что за ним никто не наблюдает, и подбежал к подножию башни. Он нашел неприметную дверь, спрятанную в переулке, толкнул ее и проскользнул внутрь.
Внутри башни было темно, прохладно и пыльно. Здесь царила абсолютная тишина, ведь в отличие от обычных часов, здесь не было никаких шестеренок и механизмов. Время на Часовой Башне отмеряли магические кристаллы, которые меняли свой цвет в зависимости от малейших изменений маны в воздухе. Это было естественное явление.
Следовательно, любой звук внутри башни означал, что его кто-то произвел.
— Не плачь, не кричи, не шуми. Ты такой хороший мальчик. Такой сильный. Я уверена, папа Муслан, мама Ина и твой будущий братик или сестренка очень гордятся таким сильным старшим братом. Ты замечательный.
Он услышал этот отвратительный голос. И всхлипывания испуганного мальчика.
Где-то наверху, на винтовой лестнице, раздавались тихие рыдания. Они звучали как проклятие, как благословение, как ненависть и как любовь одновременно.
Это было неправильно. Ненормально. Что-то, от чего сходишь с ума.
Убедившись, что она там, Субару глубоко вздохнул и затаил дыхание. Прижав руку к груди, он прислушался к биению собственного сердца и начал подниматься по лестнице. К счастью, лестница была каменной. Если действовать осторожно, шагов
было не слышно. Тем более, что его противник был занят ребенком.
Держа наготове заклинание призыва Беатрис, Субару бесшумно поднимался по лестнице. Голоса становились всё громче, напряжение нарастало. Сама башня была довольно высокой, но внутри нее, кроме центральной колонны и винтовой лестницы, ничего не было.
Голоса доносились с самого верха, из единственного окна, которое, вероятно, использовалось для обслуживания магических кристаллов.
Это было похоже на чердак, или, скорее, на мансарду.
Осторожно выглянув из-за последней ступеньки, Субару увидел две шевелящиеся фигуры в глубине темного помещения.
Больше никого не было. К счастью, сценарий с молчаливо поджидающими
культистами не реализовался.
Оставалось лишь дождаться удобного момента и нанести удар.
Брать ее живьем было бы слишком рискованно. Выжить в бою и изначально планировать захват – это разные вещи. Тем более, когда имеешь дело с противником, от которого неизвестно, чего ожидать.
Субару присел и потянулся рукой к пояснице. Он крепко сжал рукоять и вытащил оружие из держателя.
В его руке оказался кнут – длинная рукоять, которую было трудно обхватить даже двумя руками, и гибкий плетеный конец. Это был кнут погонщика скота, известный тем, что его использовал один знаменитый киноархеолог, когда грабил древние гробницы. Кнут Субару был длиннее, чем у того профессора, и сложнее в обращении. Но за год тренировок под руководством Клинда Субару достиг в этом деле мастерства.
Он выбрал кнут в качестве основного оружия не случайно. В отличие от мечей, молотов, копий и луков, кнут был гораздо более универсальным. Кроме того, Субару понимал, что за пару лет он не сможет достичь серьезных высот во владении мечом.
Он видел, на что способны истинные мастера меча, и понимал, что с его поверхностными знаниями ему там делать нечего. Поэтому он выбрал кнут.
Он всегда полагался на хитрость, маневренность и смекалку. Так почему бы не выбрать оружие, которое соответствует его стилю? Кроме того, кнут позволял атаковать с дистанции.
Расстояние от конца лестницы до шевелящихся фигур составляло около четырех метров. Это был предел досягаемости его кнута. Чтобы наверняка попасть, ему нужно было сделать хотя бы полшага вперед.
В любом случае, убить одним ударом кнута было невозможно. Для этого требовались дополнительные факторы. В данном случае – высота.
Значит, нужно было подобраться на такое расстояние, чтобы точно попасть.
Он сделал короткий вдох, едва заметный выдох и затаил дыхание.
Встав, Субару поднялся по лестнице, держа кнут в правой руке. Достигнув верха, он увидел, что фигуры в глубине комнаты его еще не заметили. У него было преимущество.
Он сделал полшага вперед и взмахнул рукой над головой.
Кнут рассек воздух и со свистом устремился к цели. Удар сбоку был рассчитан на скорость, а не на силу. Главной целью было застать врага врасплох.
Голова извивающейся змеи метнулась к незащищенной спине. Обвить шею и сбросить воплощение зла в бездну.
Раздался тихий голос. Фигура, не поворачиваясь, молниеносно взмахнула правой рукой, и цепь, обвивавшая ее запястье, парировала удар кнута.
Серебряная змея перехватила извивающуюся змею. На мгновение Субару застыл, пораженный этим зрелищем, но, почувствовав, что конец кнута зацепился за что-то, он резко дернул руку вниз.
Фигура – Сириус – покачнулась и отступила назад. Цепь, свисавшая с ее правой руки, действительно отразила удар, но конец кнута зацепился за одно из ее звеньев. Субару потянул за кнут, и Сириус потеряла равновесие.
Пока Сириус отступала, Субару рванулся вперед. Он налетел плечом на вращающуюся фигуру, обернутую бинтами, и сбил ее с ног. На удивление легкое тело отлетело от удара, словно пушинка.
С тонким криком Сириус перелетела через ограждение и, как и планировал Субару, полетела вниз. Высота отсюда до первого этажа составляла больше десяти метров – достаточно, чтобы ребенок, упав головой вниз, разбился как арбуз.
Не обращая внимания на падающую Сириус, Субару подбежал к другой фигуре. Это был Лусбел, маленький мальчик, который смотрел на него испуганными глазами, сжимая в руках цепи.
Судя по всему, цепи в его руках были связаны с цепями, обвивавшими ноги мальчика. Это объясняло больную фантазию Сириус.
— Эта… Она заставила его связать себя самого?!
Он представил, какой ужас испытал Лусбел, зная, что сам затягивает петлю на собственной шее. Даже сейчас, когда всё закончилось, на его лице застыл страх.
Осознав всю глубину этой злобы, Субару почувствовал прилив гнева. Он схватил мальчика за плечи, вырвал у него из рук цепи и закричал:
— Всё кончено! Тебе больше не нужно этого делать. Мы уходим отсюда!
— Но… ес-сли я не с-сдержу об-бещание, с Тиной… с Тиной…
Лусбел дрожащими губами смотрел на него заплаканными глазами.
Мальчик согласился на эту ужасную сделку с дьяволом, чтобы спасти свою подругу. Несмотря на пережитый страх, он больше думал о ней, чем о себе.
Его ноги дрожали, зубы стучали, глаза застилали слезы, он с трудом говорил…
— Всё будет хорошо. В этом городе сейчас много… надежных… людей…
Слова застревали в горле. Он должен был сказать что-то ободряющее, чтобы успокоить мальчика. В этом городе был Герой Меча. Был Добрейший Рыцарь. Была лучшая целительница королевства, и еще куча народу, способного стереть с лица земли небольшой город.
Поэтому нечего бояться. Добро всегда побеждает зло. Да, именно так.
— Поэтому… прекрати трястись, черт тебя дери!!!
Субару смотрел на Лусбела, у которого от страха расфокусировался взгляд, и колотил себя по подгибающимся коленям. Его голос дрожал, и от этого становилось еще страшнее. Необъяснимое отвращение, словно какая-то мерзость, опутывало его тело.
Лусбел издал какой-то булькающий звук и его вырвало. Он упал на собственные рвотные массы, содрогаясь в конвульсиях. Субару хотел поднять его, но его самого накрыла тошнота, и он рухнул на пол, извергая содержимое желудка.
Съеденный утром дайсукияки вышел наружу бесформенной массой, смешанной с желудочным соком и источая кислый запах. Субару захлебывался в собственной рвоте, не в силах остановиться.
Его тошнило, перед глазами все плыло, зубы стучали, тело тряслось. Это был не холод. Это было знакомое чувство, словно невидимая рука сжимала его желудок, безжалостно перемешивая все внутренности.
— …Твой страх – доказательство твоей доброты.
Позади раздался спокойный голос, и Субару снова вырвало. Он лежал лицом в луже рвоты, хватая ртом воздух, выдувая желтые пузыри.
Сириус с улыбкой наблюдала за этой отвратительной картиной. Она смотрела на двух лежащих рядом людей, захлебывающихся в собственной рвоте, сотрясаемых непрекращающейся дрожью.
— Люди могут понимать друг друга. Люди могут стать одним целым. Доброта существует не для себя, а для других. Доброта расцветает, когда ты даришь ее другим. Быть добрым к себе – это просто эгоизм, это не имеет ничего общего с настоящей добротой! Поэтому твоя доброта, направленная на другого человека, – это истинное сияние! Это… любовь!
— Прочувствуй это до конца. Покажи всем свою любовь. Свою безграничную доброту. Свою благородную цель спасти Лусбела!
Сириус легко притопнула ногой перед двумя валяющимися в рвоте людьми с закатившимися глазами. Потом она скрестила руки на груди и, указывая по очереди на Субару и Лусбела, начала покачивать бедрами. Она словно танцевала, восхваляя их.
— Ты, добрый человек, разделяешь страх Лусбела. Лусбел, через тебя, чувствует твой страх. Ты, через Лусбела, снова чувствуешь его страх. Лусбел добавляет твой страх к своему. Ты чувствуешь страх Лусбела, усиленный твоим собственным страхом. Лусбел чувствует твой страх, смешанный с его собственным, и добавляет к нему новый, свежий страх. Ты перенимаешь этот свежий страх и чувствуешь истинный ужас. Лусбел принимает твой истинный ужас, и в нем рождается второй, третий страх, который терзает его. Ты обволакиваешь эти новые страхи своим собственным ужасом, создавая страх величайший…
Казалось, кто-то нашептывает ему на ухо. Поток безумных, бессмысленных слов обрушивался на него с чудовищной скоростью. У Субару не было сил осмыслить их. Сейчас всё, что он видел и слышал, было для него источником ужаса. Дышать было страшно, моргать было страшно. Если он не будет моргать, глаза высохнут от боли, но и эта боль будет для него лишь еще одним проявлением ужаса, ведь боль означает возможность новой боли, и это бесконечный круговорот страха. Но если он не будет моргать, глаза высохнут, а это больно, поэтому он должен моргать. Но каждый раз, когда он моргает, мир на мгновение погружается во тьму, и он не знает, что происходит в этой темноте. Ничего не происходит, конечно, но он не может этого проверить, а неизвестность — это страх. Страх – это инстинкт самосохранения, страх помогает живому существу выжить в опасной ситуации, значит, бояться – это нормально, а не бояться – это значит не ценить свою жизнь. Не ценить свою жизнь – значит идти против инстинкта самосохранения, значит, страх необходим. Поэтому бояться сейчас – это не стыдно, а повод для гордости, хотя, конечно, это полная чушь. Но, может быть, если он будет продолжать этот бессмысленный эксперимент, он сможет преодолеть страх, который парализовал его тело. Вот Лусбел постепенно перестает трястись, в его глазах нет жизни, он умирает... Как ужасно... Но нельзя сдаваться, нужно бороться до конца, он ведь дал себе слово, год назад, во время того ужасного, мучительного, печального испытания. Иначе зачем он мучается, страдает, но продолжает жить? Страшно, всё страшно, моргать страшно, дышать страшно, воняет, тошнит, противно, одежда, од...еж...да, ооодеее... [Субару теряет сознание].
— А не поручить ли Нацуки-сама подготовить угощение для нашей беседы после песни? Думаю, если вы принесете сладкие пирожные, наши сердца наполнятся радостью, и мы сразу станем ближе друг другу. Как вы считаете? Не так ли?
Мир изменился в мгновение ока. Субару услышал голос и покачнулся. Лицо девушки, неумело подмигивающей ему, приблизилось, и их лбы столкнулись.
Раздался глухой звук, и перед глазами посыпались искры. Субару отшатнулся от резкой боли. Он услышал, как что-то упало на траву, но, потирая ушибленный лоб, не мог сразу понять, что это было.
— Что произошло? Субару, ты только что боднул Лилиану головой! Так нельзя! Если тебе кто-то не нравится, сначала нужно сделать замечание.
— Именно! Прежде чем применять насилие, нужно было предупредить ее, что если она не прекратит свои ужасные подмигивания, то получит по голове.
— Мои подмигивания такие ужасные?!
Лилиана возмущенно вскочила на ноги. Эмилия и Беатрис многозначительно переглянулись. Лилиана, потрясенная услышанным, снова рухнула на землю.
— Что за глупый фарс! Простолюдин, не смей обижать мою пташку! В следующий раз тебе не поздоровится.
Присцилла, видимо, не одобрила нападение Субару на Лилиану и решила сделать ему выговор.
Субару рассеянно кивнул, огляделся, чтобы понять, где он находится, и пробормотал:
Он вернулся дважды, и его мнение об этом чудовище ничуть не изменилось.
https://t.me/rz_arc