December 10

Яблоки с дымом 

Воздух выходил из лёгких матери рывками, сопровождаемый хрипами и бульканьем. Александрос вытер стекающие по лбу женщины капли тряпкой и едва заметно поморщился. В комнате явственно ощутилось дуновение смерти, и его сладковатый запах вызывал тошноту.

— Я клянусь, — Александрос сжал бледную руку матери, — что найду лекарство от этой хвори. Проживу остаток жизни за тебя. Когтистым лапам тьмы меня не напугать и не ухватить.

Мать попыталась улыбнуться, но боль сковала тело. Выдохнув раз-другой, женщина затряслась, будто в припадке, заплакала, и замерла навечно. Александрос мягко просунул меж её губ монету и встал. Смерть его почти не страшила, больше неё он опасался лишь боли и неизвестности.

Подумав недолго, мужчина решил направиться за просьбой к одному из богов. Сыновья и дочери пытались отговорить от лихой затеи, жена, хватая за одежду, ползла за ним по земле, но Александрос остался непреклонен. Данную матери клятву он нарушить мог — та не узнала бы об этом, а узнала — не разгневалась. Но данную себе — нет. Не простил бы малодушие, возненавидел и проклял бы весь свой род.

Отцепив от рукава жену, Александрос наскоро собрался, поцеловал на прощание детей и вышел из деревни. Путь его лежал к морю, где, по рассказам странников, любила проводить время Афродита — богиня не только любви и красоты, но и жизни. Кому, как не ей, знать, что такое горечь смерти.

Нашёл он богиню, будто направлял кто, указывал. И предстал как есть: босой, в лохмотьях от трудного пути, но с пылающим в груди сердцем.

— Госпожа, — поклонился Александрос, пытаясь сдержать дрожь. — Ты мудра и прекрасна, о силе твоей и грации слагают легенды. Помоги мне, своему слуге, и я во веки вечные стану восхвалять твою доброту.

Афродита, поглаживая длинные волосы, повернулась на голос и улыбнулась:

— Ах, какие речи! Чего же может желать такой славный человек? Любви? Ловкости? Смекалки? Ах, нет-нет, должно быть, — она игриво подмигнула, — неземной красы, чтоб отражение само на себя любоваться желало!

— Ни о чём не молю, несравненная, кроме одного: даруй бессмертие.

— Бессмертие? Ах, глупый мой человек, но для чего оно тебе? В бессмертии нет ни чести, ни правды! Быть может, хочешь посетовать на любовные мучения?…

— Я должен, госпожа. Обязан. Моя мать умерла. Она дала кров множеству сирот, помогала обездоленным, выращенными ею травами лечились жители деревня. Но мать истратила на чужих людей все силы. Болезнь сгубила её, и ни единая душа не смогла этому помешать. И я поклялся, что проживу с десяток жизней, но найду лекарство. Переверну все потайные углы Аида, осушу Стикс, покорю Олимп, но никто больше не будет умирать так тяжко и долго, как моя мать.

— Ты смел и упорен, я вижу это, мой дорогой человек! — всплеснула руками Афродита, и от движения её взметнулись невесомые локоны. — Но по воле отца нашего, громовержца Зевса, нам запрещено награждать смертных вечной жизнью. Ах, не печалься, мой бедный человек, к чему эти слёзы? Я могу помочь. Но ни одна живая душа не должна знать, куда проложен твой путь! Готов ли рискнуть?

— Готов, госпожа.

— Ах, как храбро! Герой, настоящий герой! Есть чудесный сад, мой доверчивый человек, в котором обитают Геспериды, дочери титана Атласа. Там ты обнаружишь три золотых яблока. Вкуси одно, не побоявшись. Оно остановит твоё старение, вернёт здравие, придаст сил. И ты сможешь прожить не только жизнь матери, но и всех своих потомков, а после их потомков, затем и их!

— Будет твоё могущество и дальше процветать, госпожа, — поблагодарил богиню Александрос и, встав на колени, трижды поцеловал след на земле, оставленный Афродитой.

Он двинулся по тропе, уводящей далеко в горы, и едва смог услышать предупреждение богини:

— Ах, обречённый мой человек, чуть не забыла! Постарайся не попадаться на глаза Гесперидам — они, как и все нимфы, лукавы и озлобленны, и ни за что не простят, если узнают, что задумал.


Александрос лез по скалам, переплывал глубокие реки, изранил ноги и потерял последние лоскуты одежды, пока не добрался до чудесного сада, окутанного сиянием. Каждое деревце искрилось, переливалось цветами, а полупрозрачные листья, колыхаясь на ветру, создавали тихую и печальную мелодию, от которой трепетало в душе.

В самом центре обители нимф колокольчиками зазвучали их голоса и смех. Александрос прислушался. Слова Афродиты он помнил и, хоть они расходились с людскими слухами, рисковать не хотел.

Таясь, мужчина короткими перебежками добрался до высокого дерева, тень от чьей кроны раскинулась почти на весь сад. Золотой блик он заметил сразу и окаменел от изумления. Парящее возле исполинских корней яблоко манило, притягивало взгляд и сулило исполнение заветного желания.

Не совладав с собой, Александрос бросился к яблоку и впился зубами в хрустящую мякоть. Та треснула, обрызгав лицо соком, оставляющим привкус дыма.

Александрос замер, прислушиваясь к ощущениям. Тихо. Сердце бьётся как раньше, кожа зудит от грязи, а кость в руке, сломанная ещё в детстве, всё так же болит при неловком движении.

«Обманула, — в ужасе ахнул Александрос. — Запутала!»

— Богиня любви и жизни не обманула тебя, ничтожный. Но огляди ты яблоки, понял бы, кому они принадлежат, — раздался громовой голос, и Александрос, широко распахнув глаза, увидел, как перед ним появляется сотканный из воздуха силуэт Геры. Он почувствовал, как по ноге потекла тёплая струйка. — Теперь дело сделано. Кара исполнится. Быть тебе, человек, бессмертным. Но не быть тебе, бессмертный, человеком.

И в то же мгновение обернулся Александрос страшным драконом с сотней голов и множеством глаз. И чешуя его покрылась ядовитой слизью, а из ноздрей при дыхании начал выходить обжигающий пар. От осознания и отчаяния завертелся дракон, сшибая деревья, чьи ветви впивались в тело, но боли не почувствовал.

С удовольствием поглядев на обезумевшего, воющего Александроса, богиня Гера благосклонно улыбнулась:

— Афродитовы проделки мне во благо. И слово сдержала — предоставила стража, и от нимф уберегла, что укрыть его могли, и в глазах человеческих осталась обещания сдерживающей. Истинная богиня. Теперь ни одной твари мои золотые яблоки не достанутся, будь то дочери атласовы, бесконечно их пытающиеся выкрасть, или другой какой глупый смертный. А чтобы не узнали, кем ты являлся когда-то, страж, не пришёл вызволять никто из потомков, не захотел отомстить названный брат, станешь носить новое имя. Быть тебе Ладоном. И не найдётся ни единой силы, способной тебя победить.

Права была Гера: не существовало человека или бога, рискнувшего бросить вызов дракону Ладону, охранявшему золотые яблоки в саду Гесперид.

Не существовало до тех пор, пока не родился один герой, судьбой которому были уготовлены двенадцать подвигов.

Но ни сама Гера, ни бывший смертный Александрос, обманутый с виду справедливыми, а на деле жестокими богами, об этом ещё не знали.