Вернись
Настя, поколебавшись с мгновение, осторожно присела на диван. В голове роились тысячи мыслей, но ни одна из них не подходила для начала разговора. Любая не годилась и для извинений.
— Мишенька… — тихонько позвала Настя и тяжело сглотнула, чувствуя, как от волнения пересохло горло. — Здравствуй.
— Здравствуй, — равнодушно откликнулся Миша.
Настя замолчала. Гнетущая тишина, прерываемая лишь тиканьем часов, не успокаивала, а наоборот заставляла сильнее колотиться сердце. И чувствовать на плечах неподъёмную ношу из вины, сожаления, надежды. И одиночества.
— И у меня. Только устала на работе немного… Может, прогуляемся? Подышим свежим воздухом. Давай?
Сдерживая улыбку, Настя спешно накинула на плечи пальто. Всегда есть возможность изменить ситуацию, если хоть кто-нибудь приложит для этого усилия. Миша не молчит — а это уже маленькая, но победа.
На улице темнело. Они шли под дождём, рассматривая зажигающиеся на аллее фонари, и тихонько переговаривались. Редкие прохожие, завидев парочку, осуждающе качали головами, но Настя этого даже не замечала. Когда ты рядом с другом, не хочется обращать внимание на окружающий мир. Хочется создавать собственный. Принадлежащий только вам двоим.
— Давно не виделись с тобой… Работа, заботы… Поверишь — даже не могу вспомнить, какой сегодня день недели! А уж число и подавно. Будто живу в фильме про день сурка. Но, честное слово, я не забывала о тебе! Ты же мой лучший друг. Лучший — и единственный. Тот, кто всегда выслушает, подскажет, поможет. Кто поддержит. Кто не осудит. Скажи…. Только честно! Ты скучал?
— И я… — Настя мягко улыбнулась. — Прости, что редко говорю с тобой… И ещё реже — слушаю. Я пойму, если ты не захочешь со мной общаться. Но прошу дать мне шанс всё исправить. Я буду очень стараться. Наша дружба — лучшее, что случалось в жизни. Ладно?
— Не веришь… Наверное, быть моим другом — трудно?
— Прости, — повторила она, зная наверняка — простит. Иначе и быть не может. Если не он, то кто?
Они прошли ещё несколько метров. Сверившись с картой на телефоне, Настя вскинула голову и радостно воскликнула, указывая на поскрипывающую на ветру табличку:
— Вот же! Вот она! И ещё открыто. Повезло, да? — она подмигнула Мише, толкая тяжелую дверь.
В помещении пахло маслом, горелыми проводами и чем-то неуловимо знакомым. Таким, как пахло от папы, когда он много лет назад знакомил их с Мишей.
— Добрый день! — Услышав стук двери, навстречу посетителям вышел пожилой мужчина с густыми усами и, вытерев руки о тряпку, откинул её в сторону.
— Здравствуйте, — кивнула Настя, рассматривая интерьер мастерской. — Извините за беспокойство. Подскажите, сможете ли вы помочь?
— Понимаете… — Настя закусила губу, подбирая слова. — У моего друга беда… Нет-нет, ничего критичного! Думаю, что просто батарейки сели. Можете их заменить?
Девушка указала на Мишу. Мастер с осторожностью принял из рук Насти большого плюшевого медведя и, уложив его на широкий стол, подвинул лампу.
— Он говорящий, — внезапно призналась Настя, будто бы пытаясь отыскать оправдание. — Ты ему рассказываешь что-нибудь, а он воспроизводит своим голосом те же фразы. Но сейчас повторяет только последнее слово. А я так скучаю по нашим диалогам…
Мужчина, перебирая пальцами материал на спинке медведя, нахмурился. А затем, хмыкнув, поднял голову:
— Почему? — Настя в недоумении вздёрнула брови.
Настроение, приподнятое всего мгновение назад, вернулось к своему обычному состоянию. Каким оно бывает каждый проведённый без Миши день.
— Потому что у вашей игрушки в целом нет батареек. И не было, судя по всему.
— Но… — Девушка потрясла головой, не веря в услышанное, и перевела взгляд на Мишу. Тот лежал на боку, поджав переднюю лапу, а глазки-пуговки задорно блестели. — Но он же говорил… Точно говорил!
Мастер пожал плечами, выключая лампу, и отвёл в сторону глаза. Насте стало неуютно. Она поняла, что свет погас не в помещении, а в ней самой. В глубине сердца.
Девушка снова посмотрела на плюшевого медведя — последний подарок папы. Папы, который обещал быть всегда рядом. Папы, который оставлял игрушку с напутствием: всегда защищать друг друга. Папы, который вышел из квартиры, и больше никогда не появился ни в ней, ни в жизни дочери.
Настя почувствовала, как начинает щипать глаза, и, прижав к себе игрушку, вышла из мастерской.
— Пожалуйста… Прошу, пожалуйста, — прошептала она в мягкое ушко, стискивая медведя в объятиях, и заплакала. Отчаянно. Горько. — Вернись ко мне. Вернись. Я не справлюсь одна. Уже не справляюсь. Вернись, пап, хорошо?