Между нами
На Школьной улице, в старом двухэтажном доме, состоящем сплошь из магазинов и кофеен, находилась единственная маленькая квартира. Вся её площадь была занята швейными принадлежностями: у стены располагался шкаф, набитый разноцветными рулонами ткани, в углу стоял ящик с катушками ниток, длинный деревянный стол с облупившимся лаком оказался почти полностью завален пуговицами. А у пыльного, покрытого сеткой трещин окна возвышалась, словно на алтаре, швейная машинка чёрного цвета. Безусловно, в этом месте находилось ателье.
Врачи ветеринарной клиники и официанты в кафе, работающие неподалёку, пересекаясь на обеденных перерывах, обсуждали, кто является хозяином этой квартиры. Порой на улицу выходил статный мужчина в длинном пальто и чёрной шляпе. Он опирался на трость и, подволакивая ногу, медленно брёл в сторону магазина. Когда же он возвращался, в пакете непременно просвечивался рожок шоколадного мороженого.
А иногда из подъезда выскакивала маленькая пухлая девочка со звонким, словно колокольчик, смехом, и розовым рюкзаком с Барби. Это выглядело странно — Барби давным-давно вытеснили другие персонажи, более современные. Дети носили рюкзаки с супергероями Marvel, или с портретом популярной певицы, или со значком модной соцсети. Но девочка словно ничего не замечала и, напевая под нос одной ей известную мелодию, весело скакала между людьми.
Эти двое неизменно покидали дом и возвращались обратно почти каждый день — то один, то другая, но никогда — вместе. Посетителей же, казалось, не было и вовсе. Редкий прохожий, завидев затёртую вывеску «Ателье», заглядывал внутрь, но очень скоро возвращался с пустыми руками.
Да и мало кого могло заинтересовать это место. Оно не казалось примечательным: здесь не обшивали известных личностей, о нём не писали в журналах, не обсуждали в интернете. Конечно, всё бы изменилось, если бы люди узнали, что хозяином квартиры является скелет по имени Эдгар. Но он бережно охранял секрет, при выходе из дома используя сшитые своими руками личины мужчины и девочки.
Потому и ателье его являлось особенным, уникальным — в нём можно было приобрести новое тело. Правда, не каждый имел такую возможность, а только такие же скелеты, как Эдгар — люди, за свои проступки наказанные высшими силами, и вынужденные жить в виде скреплённых между собой костей.
Им дозволено примерять на себя костюмы на несколько часов в день, и, используя возможности человеческого тела, исправлять ошибки прошлого. Если же скелеты искупали вину целиком, то могли попросить Эдгара окончательно сшить их с личиной. Тогда они снова становились обыкновенными людьми из плоти и крови, и доживали отмеренный срок, как следовало человеку.
Но не всегда портной Эдгар, выслушав историю очередного скелета, соглашался на объединение с личиной. Его оказалось нельзя ни уговорить, ни подкупить. Эдгар, подобно стражу, стоял на границе, допуская в человеческий мир лишь действительно достойных претендентов.
В дверь настойчиво забарабанили. Эдгар на секунду замер и, отложив мел, обернулся.
Дверь распахнулась, и в комнату вошла тучная пожилая женщина. Она, безустанно охая, направилась к единственному в комнате креслу, и упала в него, держась за лицо.
Эдгар удивлённо присвистнул, а затем откинулся на спинку стула и запахнул полы толстого махрового халата.
— Варвара Николаевна? Не узнаю вас в ... кхм, гриме.
— Ох, Эдушка, беда у меня! Оттого разукрасилась косметикой, — женщина покачала головой. — А то заметить могли череп... Вот, из разреза проглядывается!
Скелет встал со своего места и подошёл к женщине, а затем, цепко ухватив ту за подбородок, повернул голову к свету. От прикосновения твёрдых пальцев Варвара Николаевна вздрогнула, и это не укрылось от портного. Он тихонько хмыкнул, продолжая рассматривать увечья на лице женщины:
— Отвыкли, смотрю, от костей. Давно вы в этом теле, не правда ли?
— Правда, Эдушка, — кивнула Варвара, с опаской поглядывая на скелет, — лет пять точно. С заменами, конечно, сам знаешь — то руки перешивали, то волосы, то грудь... Поизносился костюмчик, от любого трения лопается...
— А сейчас что произошло? — Эдгар отошёл к шкафу и распахнул створки. — Так, дел тут на пару минут: наложу заплатку, подметаю... Нет-нет, за ширму, пожалуйста! — Эдгар деликатно отвернулся, когда Варвара Николаевна принялась расстёгивать костюм.
Женщина послушно зашла за ширму. Раздалось звяканье ложек — Эдгар принялся готовить чай.
Варвара нащупала на бедре пуговицу и, ловко справившись с ней, отстегнула одну ногу, затем вторую, выглядевшую чуть хуже — с сеткой тёмных вен на икре. После настала очередь рук, плохо слушающихся из-за артрита. Последней Варвара Николаевна отстегнула голову. В месте, где располагалась щека, виднелась трещина, от каждого движения расходившаяся всё сильнее.
Ещё минуту назад бывшее пожилой миловидной женщиной существо вышло из-за ширмы и, аккуратно положив костюм около швейной машинки, село за стол. Выглядело оно точь-в-точь, как Эдгар — костлявое, с зияющими провалами глаз и угрожающе щёлкающими челюстями.
С наслаждением вдохнув аромат заваренных трав отверстиями, находящимися там, где у людей располагается нос, Варвара Николаевна вздохнула:
— Смородиновый лист и мята? Ты, Эдушка, не изменяешь своим привычкам. Эх, хоть ещё разок бы попробовать этот чай! А то всё нюхаю...
Эдгар не ответил. Сев за машинку, он расстелил человеческий костюм Варвары и, отыскав брешь в коже, принялся притачивать с изнанки накладку. Варвара с жалостью смотрела на свой костюм, гадая, насколько критичны повреждения. Эдгар почувствовал это, и ненароком поинтересовался, не отвлекаясь от работы:
— Как же так вышло, Варвара Николаевна? Не сами вы поранились, и не от времени кожа треснула. Рассекли её. Не могу разобрать, — скелет взял лежащую рядом лупу и наклонился ближе к костюму, — камень это был или... Подождите, вижу остатки дерева... Палка?
— Ножка стула, — снова вздохнула Варвара и, не сдержавшись, с гордостью добавила: — Разбойник кричит, что убьёт меня, а ему вазу с фруктами в голову — раз! Только осколки полетели. Но границы не переходила, — Варвара Николаевна испуганно дёрнулась, чуть не сбросив со стола дымящийся чайничек, — только человеческую силу использовала, не вру! Честное слово, Эдушка! Я себе пообещала ради Катеньки, что буду жить обычной жизнью, и слово своё сдерживаю. Поверишь?
Эдгар поверил. Подумав немного, он чуть потянул на себя кожу, проверяя на прочность. Варвара Николаевна молчала, сложив руки на коленях, как провинившаяся школьница.
— А что же это за Катенька, ради которой вы в бой пошли? — внезапно спросил портной.
Варвара растерялась на секунду, а затем приоткрыла челюсть. Эдгар знал — она так улыбается.
— Это дочка соседки моей. Та работает постоянно, вот и попросила меня за девочкой присмотреть. Покормить, в школу отвести, с уроками помочь... А за это немножко платит. — Варвара исподлобья глянула на Эдгара. — Но я и так помогать готова. Катя мне нравится, она девочка умная и серьёзная, а уж ласковая, как телёнок! Прижмётся к руке, в глаза заглянет и просит: «Бабушка Варя, а расскажи, какой Москва была при царе? А при Ленине?». А мне и в радость поделиться воспоминаниями.
— А как же драка произошла? — Эдгар отточенным движением отсёк несколько пуговиц у основания костюма и, повернувшись к Варваре, чуть поклонился. — Нечасто услышишь историю, как пожилая леди избила хулигана.
Варвара оживилась. Было видно, что и сама рада рассказать о поступке, но опасалась реакции старого портного.
Она сдвинулась на краешек стула и, понизив голос, жарко зашептала:
— Ох, Эдушка, между нами, может, и не стоило мне влезать, но не смогла в стороне остаться... Жила рядом со мной семья: Татьяна — это соседка, Сергей — отец семейства, и Катенька. Татьяна работала, как проклятая, в шесть утра из дома уйдёт, в двенадцатом часу только возвращается. Катенька во втором классе училась и спортом занималась, художественной гимнастикой. А Сергей... — Варвара сердито фыркнула. — Обыкновенный алкоголик. Грузчиком работал в магазине, да только его выгнали за воровство. Бутылок десять водки вынес, в сапогах прятал по одной. Ну и как его выгнали, — словно с цепи сорвался. Я, бывало, читаю вечером, а мне в стенку — бах! — бум! — это Сергей Таню бить начинает. Ревнует будто, что она работает допоздна. А на деле — это она Кате два журнала новых купила с картинками, а не бутылку Сергею. И так каждый день. Я и стучала, и в полицию звонила... Толку-то. Это он, как выразился, «семью учит», тьфу! — Варвара Николаевна стукнула кулаком по кухонному столу так, что жалобно звякнувшая о блюдечко чашка развалилась на части и чай пролился на пол. — А один раз прихожу к Кате обед подогреть, а она сидит боком. Смотрю — у девочки вся скула фиолетовая. «Я, — говорит, — сама виновата. Папа мне приказал суп куриный сварить, а я плиту включить не смогла, и на занятия торопилась...». Ну и не сдержалась я. Вечером Сергей возвращался из магазина с очередной бутылкой — сумел у жены деньги отобрать, а я без костюма вышла на лестничную клетку. Ох и визжал сосед, что поросёнок! Я ему доходчиво объяснила, что будет, если он ещё раз тут покажется. И хорошо мы зажили без него! Катя высыпаться стала, Татьяна расцвела прямо. Отказалась от вечерней работы и домой приходить пораньше стала. На развод подала. А сегодня вот объявился Сергей, да не один... Решил отомстить — из квартиры всё ценное вынести. Я домой отошла костюм на часик снять — уж очень жмёт, если долго носить. Сам знаешь, как неудобно в теле становится. А Сергей, гад, словно знал про это. Я только грохот услышала. Еле в костюм взлезть успела, даже про грудь с животом забыла, и бегом обратно! А он уже ждал. Зарядил мне стулом в лицо, пока его подельники — такие же дебоширы — сервиз и технику в пакеты складывали. А один из них Катю за руку схватил — и за собой тащит. У меня в глазах от гнева потемнело, честное слово! Катеньку одним рывком из рук мужика выхватила, второму в лоб с размаху дала, а в Сергея вазу швырнула... Дружок его меня ножом в бок ткнул, да вот только живота-то не было, забыла ж я его! Так в рёбрах лезвие и застряло, уже дома вытащила. Как трофей себе оставлю. Сбежали они в итоге, ничего прихватить с собой не успели. А я стою посреди погрома этого, дышу тяжело, и думаю, что сейчас разорвётся костюм на части — такой себя огромной почувствовала!
Она замолчала. Эдгар молчал тоже. Внимательно осмотрев костюм, портной тихонько вздохнул и отложил кожу. Варвара Николаевна заёрзала на стуле и, чтобы скрыть беспокойство, принялась вытирать тряпкой разлитый чай. Перед глазами промелькнуло лицо Катеньки, и Варвара с тоской подумала: «Зря рассказала Эдгару... Теперь не даст мне личину эту, накажет, что вмешалась в человеческие дела. Ну и пусть. Не могла я в стороне стоять».
— Стоило это того? — словно подслушав мысли, медленно произнёс Эдгар и склонил голову. — Как считаете?
— Стоило, — решительно кивнула Варвара Николаевна. — Чего бы мне это... не стоило. Уж простите...
— Знаете, что я вижу? — мягко перебил её портной и, не дожидаясь ответа, продолжил: — Между нами говоря, вам действительно мал костюм. Я подправил и тут, и там, но делу это сильно не поможет — ещё день-другой, и рассыплется на кусочки. А догадываетесь ли, почему он стал мал?
— Почему? — эхом отозвалась Варвара.
— Потому что вы выросли из него. И здесь есть одно только решение, если хотите прежнюю внешность оставить.
— Сшить вас воедино, — спокойно ответил Эдгар, не замечая, как затряслись руки Варвары Николаевны, — до конца жизни. Вашей, разумеется. Но, боюсь, с такой личиной долго и не прожить — возраст возьмёт своё.
— Сколько? — тихо спросила Варвара, не веря в происходящее.
— Не могу сказать. Заменю, конечно, ноги — с вашей отвагой им следует быть покрепче. Думаю, где-то...
— Отчего же. Десять точно, а там как ухаживать будете.
Они снова замолчали. Варвара, если б могла, заплакала бы. Но у скелетов нет слёзных желёз, и она твёрдо решила, что поплачет потом, когда обнимет Катю. Когда начнёт жить.
Эдгар же, разгладив костюм, опрыскал его ароматной жидкостью из большой стеклянной бутылки, и протянул Варваре Николаевне:
— Примерьте. И если всё устраивает — я срежу все пуговицы. Больше они вам не понадобятся. Нет, пожалуйста, за ширму.
Выходя из квартиры, женщина чуть задержалась на пороге. Рассердить портного было страшно, но любопытство взяло верх. Варвара посмотрела на Эдгара и робко спросила:
— Эдушка, но почему? Чем я заслужила твоё благословение?
Скелет, убирая со стола осколки чашки, ответил не сразу. Пожав плечами, он хмыкнул:
— Я помню всех своих клиентов до последнего. Все их истории. Моя работа — не шить, как кажется на первый взгляд, а слушать. А помните ли вы хотя бы себя? За что вас наказали?
— Не помню, — виновато покачала головой пожилая женщина и нервно сцепила руки в замок. — За что?
— За равнодушие. Но сегодня вы доказали, что больше не подвластны ему. Вы пожертвовали собой ради другого — это ли не показатель настоящего искупления? — Эдгар выбросил осколки в мусорное ведро и, потуже затянув пояс махрового халата, зябко поёжился. — Совсем кости не греются. Хорошего дня вам, Варвара Николаевна. И хорошей жизни.
Этим же вечером Эдгар, ворча на собственную оплошность, надел костюм мужчины. Эта личина являлась одной из первых, потому и оказалась не совсем аккуратной. Ноги перешить уже не получалось, и одна, более короткая, мешала при ходьбе. Приходилось использовать трость.
Выйдя из дома, Эдгар прошёл немного в сторону Вековой улицы, а там свернул в маленький, окружённый тополями сквер. Присев на выкрашенную в зелёный цвет скамейку, портной достал из глубокого кармана рожок шоколадного мороженого и, развернув обёртку, с удовольствием её облизал.
Промелькнула тень, и рядом с Эдгаром опустилась молодая женщина. Нервно поправив чёлку, она вздохнула и повернулась к портному:
— Спасибо... Теперь он станет одним из... из...
— Одним из нас? — Эдгар улыбнулся. — О, нет. Ему уготовано пожить между нами, пока он не осознаёт причину. Кажется, люди называют таких полтергейстами. Между нами говоря, простите за каламбур, я удивлён, что этого не произошло раньше.
— Как долго это может продлиться? — робко спросила женщина.
— Татьяна, у меня нет ответов. На ваши мольбы откликнулись, а за доброту к Варваре согласились на наказание. Но как быстро ваш муж готов исправиться? Как сильно сожалеет? Всё зависит от него. Я — всего лишь стрелка на рельсах. Направляю одних к свету, а других во тьму. Но только для того, чтобы они сами нашли свет.
— Почему же вы до сих пор не стали человеком? — вскинула голову Татьяна. — Ведь давно исправили собственные ошибки.
— Давно, — кивнул портной и, лизнув мороженое, довольно прищурился. — Люди — как ящик Пандоры. С виду привлекательные, но стоит только приоткрыть... И оказывается, что уважение к границам, на самом деле, — равнодушие. Излишняя эмоциональность — умелая манипуляция. Вместо ревности — неуверенность, а вместо бережливости — скупость. Я был наказан за неумение слушать, а теперь слышу слишком многое. И, признаюсь, боюсь вновь испытать разочарование. В первую очередь, от себя самого. Тот холод, что я ощущаю, напоминает, что мне рано становиться человеком. Не заслужил.
Татьяна понимающе кивнула и, украдкой вытерев выступившие слёзы, шепнула напоследок:
А затем поспешила домой, к дочке и названной бабушке, Варваре Николаевне.
Эдгар доел мороженое, выкинул пустую упаковку и, вздохнув, отправился домой. Его новым клиентом стал некогда известный поэт, о жестокости которого ходили легенды. Человек чёрствый и грубый. Беспощадный. И его поступки вдохновили Эдгара на создание костюма медбрата детской онкологической больницы. Кожа была вымочена и смазана, ножницы наточены, а стол блестел от чистоты. Всё готово к работе.
Улыбнувшись своим мыслям, портной расстегнул ворот пальто — на улице заметно потеплело. Бодро цокая тростью по брусчатке, Эдгар засеменил к дому. Он даже не догадался, что тепло это шло изнутри.