Последний оборот вокруг Истока
Орик замер, прислушиваясь. Всё было как обычно. Тишину нарушали лишь жужжание приборов в лаборатории и молодецкий храп Визгерда.
Но какое-то предчувствие царапало изнутри когтистыми лапами. Впрочем, это мог быть и Пискун, любивший пробраться внутрь чьего-нибудь тела и, соорудив из органов подобие гнезда, с наслаждением заснуть на пару-другую оборотов.
Пройдя по коридорам корабля, заглянув в каждый уголок и проверив данные навигатора, Орик вернулся в лабораторию. Эксперимент с внедрением мутагенов в растения проходил из рук вон плохо — экземпляры постоянно гибли, не успев дать потомство. Орик подкармливал их, орошал, менял грунт, но ничего не помогало. Уже двести сорок второй образец иссох до критического состояния.
Раздался звук, отдалённо похожий на тот, который обычно издавал Визгерд, когда из-за чего-то расстраивался — тонкий, громкий, с отвратительным причмокиванием.
Орик вздрогнул. Огорчить Визгерда во сне ничего не могло, значит, это не компаньон. Но такой же звук может появиться лишь при…
— Не ори, — шепнул в одно из ушей Визгерд, зажимая рот Орику узкой ладонью. И вовремя — тот уже собирался оправдать имя. — У нас гости. Слыхал, как шлюз открылся? Давно смазать надо было, всё забываю.
— Чего? — Визгерд убрал ладонь обратно в нагрудный карман.
— Ты их хоть моешь иногда? Тьфу. Слыхал, слыхал, да знатно перетрухал. Кто там? Не Кричард ли?
— Нет. Не из наших, они на смену заступают только в обед. К тому же, сигнала не было — значит, система не распознала. Как пробрался только? Где допуск взял? Чужой это, точно тебе говорю. Я вижу, как он дышит.
Визгерд прищурился, поводил головой в разные стороны, рассматривая лишь ему видимые частицы, и удручённо покачал головой:
— Странно дышит, не по-нашему. Из трёх точек всего, попеременно. Я такого не встречал раньше.
Орик представил, как это может выглядеть, и передёрнулся всем телом. Кто может выбирать, какие точки будут дышать, а какие нет? А если какая-то забьётся? А как быть при медицинском осмотре? Нужно ли на это разрешение вообще?
— Что делать будем? — Визгерд осторожно выглянул в коридор. — Он близко уже.
Орик недолго подумал и решительно повернулся к товарищу:
— Закрываемся. Каждое дышло сомкни. Не филонь, вижу, как некоторые шевелятся! Целиком смыкай, чтоб ни одна гадость инородная не попала. И соединяемся с кораблём. Понаблюдаем, кто заявился. Если что — подадим сигнал бедствия в Капитул.
Они прижались к стене, сливаясь с ней воедино, и замерли. Со стороны могло показаться, что в лаборатории никого нет, кроме огромного количества всевозможных растений в жидких сферах.
Вскоре в помещение, топая и шурша оболочкой, ввалилось нечто. Оно грузно ворочалось из стороны в сторону, покачивалось, кряхтело. От движений его волнами расходились горячие потоки энергии, липкой паутиной покрывая поверхности лаборатории. По бокам у пришельца торчали нелепые отростки, которые, соединяясь перед телом, крепко сжимали чёрную коробочку.
Незнакомец приблизил коробочку шлему и медленно произнёс:
— Павел Нестеров вызывает базу «Кассиопея — один». Я внутри. Объект пуст. Повторяю, Павел Нестеров…
— Это… Это третинянец! Существо с Земли! Нужно срочно связаться с Капитулом! — взвизгнул Визгерд, и Орик плашмя стукнул его по плоской голове. Впрочем, зря — пришельцы с Третьей всё равно не способны услышать звуки в таких диапазонах.
Сердце затрепетало. Вот оно. Вот что может помочь. Орик понимал — упускать шанс нельзя даже под угрозами Капитула отправить в Недосвет после контакта с недоразвитыми формами жизни. Ведь он думал, что кормил образцы всем, что только мог найти. Но ошибся.
Оттянув длинное ухо, Орик приблизил его ко рту:
— Запись ведёт капитан исследовательского судна Орик. Сегодняшняя дата — второй оборот по оси. Вид вводимого прикорма — третинянец, кодовое имя «Павел Нестеров». Начинаю отсчёт до начала эксперимента номер двести сорок три. Пять. Четыре. Три. Два. Один.
Запустив систему навигации, Орик лихорадочно водил пальцами по экрану. Не то. Снова не то. Нет, не туда. И эта не подходит — пустая, да только под надзором Капитула…
— Друг, надо бы обсудить кое-чего, — заявил Визгерд, проскальзывая в кабину.
— Шестая совсем рядом, но не пройти защиту — разорвёт. У Девятой патрули — как объявили про инициацию, многовато нашлось мятежников…
Под потолок взвился визг и Орик зажмурился. В животе заходило ходуном — видимо, от страха проснулся Пискун. Теперь бы посидеть минутку без движения, чтобы не спровоцировать панику, а то, чего доброго, отсоединит кровеносные сосуды — ищи потом, какой где был.
— Не визжи, — попросил капитан Визгерда. — Чего хочешь?
— Нельзя нам третинянца использовать! Запрещено вторым постулатом! «Разумные существа, населяющие систему Экскурсионного Млечного Пути...». Капитулу клялся перед экспедицией? Клялся! Подпись ставил свою на Своде? Ставил! А теперь…
— На счёт разумного поспорил бы, конечно… Но помню я твои постулаты. А ещё помню сноску в конце: «При возникновении угрозы, не разрешаемой любым из способов коммуникации, немедленно прервать контакт». Я и прервал.
— Так ты и не коммуницировал — сразу оглушил ором и запер в криогенной камере!
— Я спросил перед этими, — возразил Орик, не отвлекаясь от навигатора. — Дважды причём! Ты что, не видел?
— Так ты на языке Истока спросил! А третинянцы на нём не говорят, у них же блокировка на эти данные!
Орик беспечно пожал плечами, тыкая в крошечное облако на экране:
— По уставу всё выполнил. Так Капитулу и сообщу, если что. Только до него эта информация не дойдёт. Ты друг мне или так, ветошь? Во, нашёл! Туманность подходящая, скроет приземление.
Визгерд поглядел на маршрут и снова взвизгнул. От этого Пискун, не в силах больше терпеть беспокойство, напролом рванул из живота Орика, потянув за собой связку внутренностей.
— Ну вот, — огорчённо вздохнул Орик, наблюдая, как абсолютно лысый кожаный шар без глаз, но со множеством лапок, тащит за собой синеватые ошмётки, на ходу отгрызая от них по кусочку. — Опять пол мыть! Фу, Пискун, нельзя! Нет, ты видел? Как почку точит! Что, зараза какая завелась?
Пискун всосался в мочеточник. Иссушив орган, он пережевал его содержимое, икнул раз-другой, а затем срыгнул обратно остатки. Лапки хаотично задвигались, вылепливая нечто, лишь издали похожее на прежний орган.
— Йак. Йак йевой потьки. Я сьей. Кусня. Исё мозьня?
— Нельзя! Отдай немедленно! Будто я не почувствовал, как ты мне все суставы в коленях облизал! Будешь столько жрать — ни в одно тело не влезешь! — Орик отобрал почку и впихнул обратно в прореху на животе.
От возмущения у Визгерда задёргалась нижняя пара глаз. Та, что крепилась к ступням.
— Орик! Потом распределишь свои органы! Лучше скажи: ты видел, куда нас сажаешь? А я отвечу: точно куда не надо! С ума сошёл? Ни патруля, ни защитного барьера! Там туманность не из частиц диоксида водорода, а из мелкодисперсной пыли! Может и ядовитой, Орик, смертельно ядовитой! Ты будешь рисковать кораблём из-за эксперимента?
Но Орик не слушал. Наведя курсор на туманность, он дважды щёлкнул по ней пятнистыми пальцами и указал место для посадки.
Ничего больше не говоря, Визгерд растёкся лужей и выплыл в коридор. Влажный след смешивался с кровью от внутренностей Орика, но тот даже не обратил внимание, сконцентрировавшись на состыковке. Появившееся окно оповещения он с досадой смахнул — читать заметки предыдущих исследователей было некогда. Главное — сесть мягко, чтобы не повредить ничего в лаборатории. И никого.
По корпусу корабля застучали камешки, раздрабливая обшивку. Загудели турбины. На секунду иллюминаторы озарила вспышка, и — вот она, неизведанная ярко-малиновая земля с похожей на бархат поверхностью.
Планета оказалась совсем крошечная, намного меньше привычных восьми. На первый взгляд она уступала в размерах даже спорной Девятой. Плоская, продолговатая, с глубокой бороздой по центральной оси — неуловимо знакомая по очертаниям. Но на что она походила, капитан понять не мог.
Показатели на табло запрыгали. Орик сдвинул тумблер вверх, включая обработку корпуса обеззараживающим газом. Так, на всякий случай.
Атмосфера, судя по данным, чуть отличалась от привычной, но организм был способен к ней адаптироваться.
Спустив корабль, Орик довольно потёр десятипалые ладони. Здесь служители Капитула не найдут: для перемещения они используют крепкие громоздкие шаттлы, а такой на планету без повреждений не сядет.
Спустя четыре звуковых сигнала раскрылся шлюз и Орик поспешил к выходу, чтобы удостовериться в качестве воздуха. Первый глоток — глубокий, до распирания лёгких за пределы тела, — и первый выдох. Обычные, лишь с едва ощутимым покалыванием под рёбрами.
Корабль внезапно со скрипом накренился. Сверху промелькнула исполинских размеров тень, и плотный зелёный купол в мгновение накрыл планету. В повисшей мгле что-то заворочалось, забулькало, утробно заурчало. Отовсюду. И изнутри.
— Орик! — сбоку раздался плеск воды, и, судя по звукам, Визгерд восстановил телесную форму. — Уволь себя немедленно с должности и капитана, и эксперта по ботанике! Как ты мог не просмотреть заметки на навигаторе? Мы сели не туда! А я говорил, говорил! Это не планета! Это, Пискун тебе в здоровую почку, растение! Плотоядное! И оно только что захлопнуло листья! Догадываешься, для чего?
— Да. — Орик тяжело сглотнул. Воздух вокруг стал до тошноты сладким, с нотками гнили. Захотелось отплеваться. — Для переваривания.
Плотоядная планета Дионея, паб «Падкий на мёд», половина от сна Истока.
— Был у меня как-то товарищ, — заговорило маленькое прозрачное существо с крыльями за спиной, доверчиво наклоняясь к собеседнику, — который пошёл на свидание незадолго до сокрытия Истока. Так вот, гуляют они с дамочкой, — а она не местная, отстала как-то от экскурсионной группы, да и осталась, — курлыкают, он ей природные катаклизмы показывает. Ну, какие вызывать умеет: смерч маленький, молнию шаровую, цунами. Дамочка хохочет, во все ладоши хлопает, ресницами вверх-вниз машет. В общем, понравиться пытается. Товарищ, не будь дураком, приобнимает, комплименты шепчет на ушко. Ну, ты ж знаешь, у некоторых ушки-то где находятся… В общем, всё ведёт к процессу размножения. Идут они вот, идут, рядом виднеется корпус питания недорогой, и товарищ спрашивает, не захотела ли дама отобедать. Ну, она ему, мол, только если чуть-чуть. Это ж я понимаю, что скромничает, а вот товарищ… Он улыбнулся так нежно, совсем по-ребячьи, ну и говорит: «Раз чуть-чуть, то постоишь тогда тут? Я забегу ненадолго». Она удивилась, ещё сильнее захлопала ресницами — едва сама смерч не вызвала. И такая: «А зачем?». «А я, — говорит товарищ, — голодный. Пойду перекушу чего-нибудь, там, вроде бы, суп с экстрактом из тихоходок сегодня в меню есть. Очень полезный, на будущее имей в виду — они ж, тихоходки, уже мульён поворотов вокруг Истока живут и не помирают, им что мерзлота вечная, что радиация — всё ни по чём. Для здоровья-то самое оно. Мы ж, — говорит, — то, что мы едим». Ну и утопал в корпус. Поел, выпил отвару целый пузырь, зацепился с посетителем другим — чуть не подрались, тот оказался приверженцем растительной пищи, тихоходки у него заместо питомцев были, он им под линзой увеличительной целый вольер построил, а тут товарищ мой суп из них наворачивает с удовольствием, причмокивая при том. Ну, в общем, дообедал, ротик салфеточкой вытер, как мама учила, чтоб невоспитанным не выглядеть, на улицу вышел, огляделся — дамочки и нет нигде. Обиделся. Сильно. Думал, сбежала. Не дождалась, гадина такая — обмельчали совсем нынешние женщины. Раньше-то, вон, с девяносто восьмой межгалактической ждали, а тут и на обед терпения не хватило. А потом пригляделся — ба, да уже ж сокрытие Истока началось, вокруг тьма кромешная — значится, планета сама за пищу принялась. Ну и домой рванул что есть мочи, чтоб не попасться. Главное же что? Правильно — не стоять ровно на поверхности. Двигаться надо, петлять. Побежал он, и сразу почти споткнулся об дамочку — точнее то, что от неё осталось. Оболочку, то есть. Больше на свидание с инопланетками не ходил. Говорит, те слишком недальновидные. И слабые, раз отбиваться от сока пищеварительного не способны.
Серый четверянец с мышиным хвостом поправил ворот кожаного жилета с заклёпками и покачал головой. Рожки у него при этом завибрировали, выдавая осуждение хозяина.
— Ну и дела! — Четверянец поднял повыше пузырь. — Давай за встречу, что ли? Чтоб годы жизней наших заканчивались, когда сами того заходим, а не по воле случая. Я тебе, Мель, так скажу: нечего вообще по свиданиям ходить. Времена сейчас сложные. Зачем простым существам плодиться? Не знаешь, что завтра будет: ни то в сок угодишь, ни то от экскурсии отстанешь. Одному лучше. Спокойнее. Безопаснее. Ни на кого не рассчитываешь — никем не будешь обижен. И мёду пей, — он указал глазами на напиток, — покуда из носа не польётся.
Мель ответил на тост, просунул хоботок в пузырь, отпил немного, и лишь потом возразил:
— Это у тебя одному получается. Ну, ты ж вольный, Войк! Сел на своего монстра, поддал газу — и ищи-свищи на Четвёртой, или куда там ещё занесёт. То мир спасаешь, то в театре играешь. О вашем-то народе слава дошла аж до Третьей, малоразвитой! Поговаривают, некогда детишки-третинянцы о знакомстве с вами мечтали, образы ваши на себя примеряли в играх. Можете позволить покутить пару оборотов вокруг Истока. А мы, дионейцы — тихие, нам бы дожить до проявления Истока только. Каждую ночь кто-то да отправляется в недры планеты, кормит её собой. Плодиться не будем — скоро совсем исчезнем.
— Ты же не дионеец, — удивился Войк. — С Шамалеона прибыл. И ничего не грозит здесь, планета-то тебя не видит — ты под окружение подстраиваешься.
Мель недовольно зажужжал, оглядываясь по сторонам:
— Не шуми! Это ты знаешь, что я с Шамелеона! А другие — нет. И пусть дальше не знают. Как иначе я буду с дамочками знакомиться, если не с историями о скорейшей гибели? Думаешь, смог бы девятерых потомков завести, если б не нависшая каждое сокрытие Истока угроза?
— А толку-то, отец-шмелец… — он запнулся, заметив, как надулся от намёка на внешность Мель, и послушно исправился: — То есть, шельмец. Но смысл не меняется — какова твоя роль в жизнях детей, если они тебя даже не видят? Ты же, как они появляются, сразу сливаешься! С окружающей средой, имею в виду.
Мель не успел ответить. В паб вбежал дионеец — настоящий, давно проживающий, — и крикнул, тыча себе за спину:
— Корабль! На Дионее новый корабль! Чужой! И она его поглощает! Внутри кто-то есть, я видел, как пытались упор отыскать!
Войк мгновенно выскочил из-за стола — единственный из всего бара, кто не сжался от страха, — и, обведя толпу взглядом, презрительно усмехнулся:
— Вот о чём я и говорил. Ни на кого нельзя рассчитывать. Одному лучше. Веди, — обратился он к запыхавшемуся дионейцу. — Посмотрим, у кого сегодня резко выросли шансы на размножение.
Когда Войк обгонял запыхавшегося дионейца, освещающего путь огромным светодиодным фонарём, то даже не представлял масштаба последствий. Хотел лишь помочь — и то по привычке. Храбрость и честь струились по венам вместе с кровью у каждого мыша с Четвёртой. Жить по-другому они просто не умели.
Поговаривают, именно их качества легли в основу одного факультета в детской книге про мальчика, которого отметила молния. Впрочем, эта книга обрела популярность только на Третей — Войку рассказывал об этом тринадцатиюродный брат Дроссель, живущий там.
Оправдывая славу, Войк добрался до бархатных холмов и увидел тонущий исследовательский корабль. Внутри визжали, орали, пищали — какофония звуков слилась в хаотичный шум.
Четверянец бросился к припаркованному возле бара байку и, запрыгнув на сиденье, повернул ключ зажигания. Мотор натужно задребезжал, недовольный, что его разбудили.
— Зараза! — выругался Войк. — Надо было давно свечи поменять. Ну же, шевелись, Плотва!
Плотва послушно выплюнула из выхлопной трубы залп дыма, загудела, завибрировала, и резко сорвалась с места. Хватило мгновения, чтобы байк оказался сбоку от корабля, в безопасной от пищеварительного сока зоне. Закрепив Плотву на мотоподкате, Войк включил дальный свет фар, чтобы не угодить в вязкую ловушку, и легко вбежал по трапу.
Нечто жидкое пузырилось у входа на полу, визжа и всхлипывая. Войк попытался его схватить, но когти лишь черпнули воду. Нечто завизжало ещё противней, от чего заложило уши, и четверянец в сердцах сплюнул.
Дальше по коридору кто-то громогласно объявил, что с пустыми руками не уйдёт. Войк без колебания направился на звук.
Перед глазами предстала лаборатория, начинённая множеством колб, мензурок и странного вида растений. Часть из них уже была раскидана по усеянному осколками полу. Посреди помещения, отбиваясь от лысого шарика бумагами, крутился невысокий пятнистый гуманоид.
— Нет, Пискун! Эвакуация отменяется! Сначала экземпляры, потом мы! И перестань меня сбивать! Так, на чём я остановился…
Позади него Войк разглядел криогенную камеру. Замок на её двери переливался разными цветами — верный признак того, что нарушена герметизация. Внутри, покрытый изморосью, полулежал скафандр.
— Эй, малыш, — позвал Войк пятнистого. — Ты ничего не заметил? Поезд дальше не идёт, просьба освободить вагоны. Точнее, корабль.
— Ты ещё кто? — Орик, — конечно же, это был он, — от испуга уронил бумаги.
— Большой и страшный Войк. Давай-давай, двигай к выходу! Чуешь запах? Начался процесс переваривания. Попадёте в сок — не выберетесь.
— Я никуда не пойду без базы данных! Я уже семнадцатый оборот вокруг Истока собираю информацию! Здесь, — Орик в отчаянии обвёл рукой лабораторию, — когда-нибудь возродится жизнь! И даст надежду новому поколению на благополучный, сытый мир!
— И как успехи за семнадцать-то оборотов?
— После стольких лет? — Войк вздёрнул брови.
— Всегда! Это моё предназначение!
— Ясненько. Забирай свою базу, пока я разбираюсь с криокамерой. Что-то замок мне не особо нравится.
— Он сломался, — заявил Орик, вновь поднимая бумаги. — Пискун, да уйди же ты! Навести Визгерда лучше!
Войк осмотрел замок. Учёный был прав — защёлку намертво заклинило. Не помогала ни комбинация сброса, ни выуженная из кармана жилета отвёртка, ни старый добрый пинок. Пленник внутри скафандра открыл глаза, с трудом сфокусировался на лице Войка и замычал что-то нечленораздельное.
Судя по треску корпуса, корабль почти наполовину погрузился в землю. Сквозь щели начал проникать сок, разъедая всё на своём пути. Времени оставалось совсем мало. Нужно было выбирать.
«Так, придётся пошуметь, что не понравится учёному», — подумал Войк, но вслух сказал: — Малыш, как тебя там?
— Пойдём-ка, Орик, я кое-что придумал.
— И снова ясненько. Эй, шар, — обратился к Пискуну Войк, и тот развернулся на звук. Впрочем, какой именно частью, понять было невозможно — открывшееся отверстие походило как на то, которое пищу принимает, так и на то, что является фабрикой по производству колбасок. — Ты, я вижу, более разумный. Сможешь вытащить своего дружка?
— Сьмогу, — пискнул Пискун. Видимо, стоя всё-таки ртом к Войку. — А возьязять будеть, я ему изь мозьгов файс сдеяю. Дявьно хотей.
Орик не успел отреагировать. Пискун высоко подпрыгнул, размахивая лапками, и проник в незажившую рану на животе капитана. Того затрясло. Он пытался сопротивляться, через силу смог засунуть в живот руку, чтобы достать Пискуна, но лысый шар уже добрался до мозга. Миг — и взгляд Орика затуманился. Капитан двинулся к выходу, пошатываясь и стукаясь локтями о дверные проёмы.
Войк последовал за ним. Проследив, чтобы зомбированный Орик остался под присмотром лужи, уже принявшей форму многоглазого существа, — но всё ещё визжавшего, — Войк вытащил из байка трос и закрепил один конец на багажнике. Второй он, вернувшись на корабль и с трудом пробираясь по свободным от сока островкам на полу, обмотал вокруг криогенной камеры. Находящийся в скафандре замычал и застучал по стеклу кулаком.
— Потерпи, — попросил Войк, дёргая трос для проверки. — Сейчас полетаем.
Он вернулся к байку. Выдохнул, собираясь с духом, покрепче взялся за ручку, мысленно попрощался с шипованной резиной… И выкрутил газ до упора.
Плотва взвыла от натуги. Трос зазвенел, натянулся. Из-под колёс взмыл вверх малиновый песок, закрывая обзор.
— Давай, хорошая моя, ещё немножко! Мы ж с тобой столько всего преодолели!
Плотва вырвалась вперёд. Из недр корабля, ломая на своём пути стены и тараня двери, вылетела криокамера. Рухнув на песок, она от удара раскрыла дверь, и выпавший скафандр проехался по бархатной поверхности планеты.
Простить такого обращения к себе исследовательский корабль не смог, и под вопли ужаса Орика, — видимо, избавившегося от влияния Пискуна, — развалился на части. Искры заплясали по обломкам, устраивая прощальный фейерверк. Корабль тут же поглотила планета, целиком накрыв волной сока. На какой-то момент показалось, что она зачавкала от удовольствия.
— Вот это я махнул хвостиком, — пробормотал Войк, подтягивая к себе оторвавшийся трос.
Ему навстречу уже бежали сотрудники почившего судна. Войк засомневался, что именно с такими перекошенными от гнева лицами обычно выражают благодарность.
Итог никому не понравился. Атмосфера царила напряжённая — ни один из участников конфликта не понимал, что делать, а если и пытался вникнуть, то ничего, кроме раздражения, не испытывал.
— Ну-ну, — прерывая тишину, хмыкнул Войк, когда достающий ему до пояса Визгерд попытался повалить на землю. Орик в это же время упорно обматывал четверянца куском троса. — Сильнее тяни, малыш. Только наизнанку не вывернись от натуги.
— Бестолочь, — застонал Орик, — варвар! Вся, вся лаборатория разрушена! Записи, хроника, образцы… Всё пропало!
— Зато вы живы. Все. Даже этот, который до сих пор зубами от холода стучит.
Орик со злостью шлёпнул Войка по мягкому месту — выше не доставал — и огрызнулся:
— Это всего лишь прикорм! Он был важен для эксперимента!
— Малыш, я, может, и не учёный, но наслышан про запреты вашего Капитула на взаимодействия с разумными существами.
— А тебе какое дело? Вам, героям с Четвёртой, только бы влезть куда! Вы же мыши, а не львы! К Гудвину не ходили! Так чего носы суёте, куда не надо? Кто просил?
— Так он и просил. — Войк, решив не уточнять, кто такой Гудвин, указал на сидевшего неподалёку третинянца. — Мысленно. Эй, астронавт! Чего примолк? Не рад, что живой?
— Рад, — глухо откликнулся Павел Нестеров, утирая окровавленный лоб. Разбитый шлем лежал сбоку. — Рад. Очень рад. Очень-очень.
— Он в шоке, — констатировал Войк, балансируя на одной ноге — вторую оседлал Визгер, и теперь пилил подвернувшимся камешком.
— Нет. Я не в шоке, а в полной жопе. Жопе, которая полна чудовищ, живых планет и говорящих крыс не пойми откуда. И как вообще угораздило… Лучше б я так и остался в той камере…
— Мышей, — терпеливо поправил Войк. — С Марса. И, поверь, тебе бы не понравилось наблюдать из-за стекла, без возможности выбраться наружу, как планета миллиметр за миллиметром растворяет корпус камеры. Ощущения, будем честны, из своеобразных. Но ты не грусти, что не мертвец! Ещё будет возможность реабилитироваться.
Он знал, о чём говорит: сам, действуя наобум, стал невольной причиной возможной гибели. И своей, и третинянца.
Планета сотрясалась в агонии. В ней бурлил, разливаясь по бархатному покрытию, пищеварительный сок. Открывшиеся в песке воронкообразные отверстия изрыгали его из себя ядовитыми фонтанчиками. Будь Дионея живым существом, могло показаться, что её тошнит.
Орик уже успокоился и прекратил попытки связать Войка тросом, и тогда четверянец повёл всех выживших в паб «Падкий на мёд». Там их уже ждал Мель, окружённый толпой дионейцев.
Завидев друга, Мель подлетел к нему и с волнением в голосе доложил:
— У нас тут… Ну, беда кое-какая.
— Ещё одна? — вздохнул Войк. — Что на этот раз, у планеты несварение после корабля?
— А что, она его всё-таки съела? Ну-у… Тогда понятно. Отравление этими, как его… Трудными металлами.
— Тяжёлыми, — подсказал Орик, присаживаясь за стойку, и махнул бармену: — Два того, что все обычно пьют, будьте добры. — Он покосился на возмущённо подпрыгнувшего Пискуна и исправился: — Три. — Затем заметил робко жавшегося в углу Павла Нестерова с Третьей и протяжно вздохнул. — Четыре.
— Тяжёлыми, да. И из-за этого у Дионы произошёл массовый сбой. Она считает, что планета погибает.
— Системы, которая Дионеей управляет. Ну, снабжает там, следит за распорядком… Такая ж везде есть! На базе — поверишь? — Третьей разрабатывалась. Чудно, скажи? Третинянцы недоразвиты, отстают от нас в технологиях… — Он чуть поклонился Нестерову, будто извиняясь. — … но создали лучшую…
— Вот в чём дело! — перебил его Орик, обращаясь к Визгерду: — Я не распознал в планете растение, потому это и не растение вовсе! Это просто задумка искусственного интеллекта! Для защиты, скорее всего, восполнения ресурсов, исполнения извращённых прихотей…
Войк посуровел и скрестил на груди руки:
— Дайте угадаю: система посчитала процесс необратимым и поэтому запустила ликвидацию?
— Ага, — кивнул Мель. — Мало того — решила напоследок устроить… Как оно называется? Ну, Войк, в театре у вас бывает!
— Что вы несёте? — Мель сердито закрутился на месте. — Ну, когда все танцуют, и музыка играет, и на сцене что-то невероятное…
Все переглянулись. Никто не мог подобрать нужное слово. На ум приходили лишь глупые шутки — совершенно неуместные при сложившейся ситуации.
В затянувшейся паузе прозвучал дрожащий голос Павла:
— Во! Вот светлая голова! Такие систему и сотворили! — Мель бы засиял, если мог, но лишь восторженно потряс хоботком. — Шоу! Система пообещала шоу. Эдакий танец на костях. Сказала, чтобы ждали нечто поразительное.
— И, судя по всему, поразительное в прямом смысле — насквозь. Какие у нас шансы? Есть возможность выйти на диалог с этой системой? — Войк сохранял спокойствие, не обращая внимания на дионейцев в пабе, некоторые из которых плакали и прощались друг с другом.
— Пойдём, — кивнул Мель, переглядываясь с барменом.
Тот, дрожа всем телом, отодвинул занавеску за своей спиной — взору гостей открылась маленькая комнатка с панорамным окном. Но сейчас вместо красивого малинового пейзажа была лишь удручающая темнота.
— У вас что, искусственный интеллект находится прямо в пабе?!
— Нет, — бармен отрицательно затряс головой. А может, просто не мог остановить дрожь. — Тут, э-э, так сказать, один из доступов связи с ней.
Войк ловко перепрыгнул стойку и нырнул в служебное помещение. Плоский экран на окне, закреплённый с помощью изоленты и чьей-то матери, показывал хаотично мелькающие строчки кода. По верхнему краю бежала строка: «Активация протокола».
— Нажми на синюю надпись, — посоветовал, нервно махая крыльями, Мель. Он расположился за левым плечом Войка, с опаской поглядывая на экран.
Войк, поискав надпись, неловко ткнул в подсвеченную кнопку когтем и напечатал на появившейся цифровой клавиатуре:
— Эй, искусственный интеллект, как там тебя? Молчит.
— Напиши ей «Привет!». Вдруг она воспитанная?
— «Привет». — Войк зацокал по клавишам, высунув от напряжения кончик языка.
В ту же секунду Диона откликнулась на зов.
За окном зазеленели раскрывающиеся листья Дионеи, закончившей процесс пищеварения, и лучи Истока осветили местность. Планета сотрясалась в агонии. В ней бурлил, разливаясь по бархатному покрытию, пищеварительный сок.
Открывшиеся в песке воронкообразные отверстия изрыгали его из себя фонтанчиками. Будь Дионея живым существом, могло показаться, что её тошнит.
Чтобы узнать финал истории и сделать выбор, который может всё изменить, самостоятельно пообщайтесь с Дионой, нажав, как и Войк, подсвеченную синим цветом кнопку.