Рыцарство

Слово: таинство #яписака
Слова: посвящение в рыцари, мертвые мотыльки #dark_tober

— А теперь приклони колено, — строго произнёс сэр Кристоф, пряча едва заметную улыбку в пышных усах.

Морис покачнулся — боль в суставе напомнила ему о прошлом приключении, — и осторожно опустился на здоровое колено. Сложив руки в молитвенном жесте, он прошептал: «Ильматер, прости меня за мои слабости, как ты прощаешь всех, кто страдает. Даруй мне силы в твоей милости продолжать путь справедливости и добра». Голос его звучал так сухо, что, будь он богом, вряд ли бы обратил внимание на столь слабый шелест.

— Теперь прими это испытание, — торжественно продолжил сэр Кристоф.

Морис оставался на колене, чувствуя, как боль медленно распространяется от старой раны, но он не подавал вида. Боль стала для него неотъемлемой частью посвящения.

Старший рыцарь достал из-за пояса длинный, безупречно отполированный клинок с гравировкой священных символов. Металл сверкал в отблесках факелов, как зоркий взгляд Триады.

— Этот клинок, как и твоя душа, служит делу справедливости и верности, — продолжил сэр Кристоф, приближаясь. — Ты принял боль как знак служения Ильматеру, но помни: истинное рыцарство начинается не с оружия, а с твоего сердца.

Морис прикрыл глаза, опустив голову ниже, пытаясь сосредоточиться на молитве, но насмешливый внутренний голос прорывался сквозь святые слова: «Признай, всё дело в деньгах и славе. Ты знаешь, что божественная справедливость слепа. Удача, если злодей получит по заслугам, а праведник не умрёт от меча».

Сэр Кристоф поднял клинок над головой Мориса и, едва касаясь его левого плеча, произнёс:

— Я посвящаю тебя в рыцари Ордена Перчати. Пусть твой путь будет отмечен добродетелью и стойкостью.

Клинок плавно переместился на правое плечо, холод металла чуть обжигал кожу под рясой.

Сэр Кристоф, подняв свободную руку к небу, произнёс:

— Тир, бог правосудия, пусть твои глаза следят за нашими деяниями, чтобы мы не уклонились от праведного пути, — его голос зазвучал мощным эхом под сводами храма. — Торм, страж порядка, укрепи наши сердца и руки в битве с хаосом. И Тор, бог милосердия, наставь нас на пути сострадания, чтобы мы могли сразиться с тьмой, не утрачивая человечности.

Он замолчал, давая словам проникнуть в сердца всех собравшихся. Монахи и рыцари склонили головы в молчаливом согласии, а в груди Мориса зародилось лёгкое ощущение вибрации — почти как эхо молитвы, но оно быстро угасло.

— Мы, дети Триады, — торжественно продолжил сэр Кристоф, — клянемся служить справедливости, милосердию и порядку. Пусть наши мечи всегда будут остры, а сердца — мягки для тех, кто нуждается в защите. Во имя трёх богов, даруйте нам силу, мудрость и стойкость!

Морис тихо повторил клятву про себя и коснулся булавки в виде двух связанных лентой рук — символа сострадания и готовности принять чужую боль. Когда он поднялся, сэр Кристоф обнял его крепкими короткими объятиями, его лицо светилось гордостью.

— Вот и свершилось таинство. Ты чувствовал, как боги благоволят тебе, сэр Морис?

Чувствовал ли он? Нет. Эти мысли преследовали его сейчас, спустя несколько недель, когда он ехал в покачивающейся повозке с людьми ярла. Серый пейзаж и безжизненная земля вокруг отражали пустоту внутри Мориса. Он был разочарован. Но больше всего его мучила мысль о том, как разочаровался бы сэр Кристоф, узнав, как низко он пал, пытаясь приблизиться к ярлу. Солдаты до сих пор поднимали его на смех, и он давал им для этого поводы, припираясь с ними.

Обняв себя за плечи, Морис сидел, втиснувшись между Бьорном, суровым воином и другим солдатом ярла, имя которого он даже не удосужился запомнить.

— Чего ты на меня так косишься, монах? — грубо спросил Бьорн, когда заметил задумчивый взгляд на своем лице.

Мотыльки надежды, некогда светившиеся в его душе, мучительно сгорали в огне гнева. Спокойствие, за которое он цеплялся в последние часы, необратимо испарилось. Оставалось только выпустить этот пар.
Он развернулся к Бьорну и сощурился.
Сейчас он выскажет все этому детине с тупым бычьим взглядом, что он думает о ярле и его людях.