ЧИСТО БРИТАНСКОЕ УБИЙСТВО. КЛУБ ЗНАМЕНИТЫХ ДЕТЕКТИВОВ
В конце 1920‑х годов, в золотой век детектива, несколько романистов криминального жанра объединились в группу под названием «Детективный клуб». Начав с простых дружеских посиделок за ужином, к 1930 году клуб оформился достаточно, чтобы члены его смогли направить в The Times Literary Supplement коллективное письмо и начать публикацию трех совместно сочиненных романов, с главами, написанными разными авторами, с целью пополнить денежный фонд клуба. В 1932 году отдельной брошюрой вышла конституция, куда вошли десять заповедей детективного романа. Клуб обосновался на Джерард‑стрит. Сохранилось журнальное фото, запечатлевшее радостных его членов (Дороти Ли Сэйерс в числе прочих с широкой улыбкой осушает полупинтовую кружку пива).
Вот правила приема в клуб, которым, согласно конституции, следовало отвечать кандидатам.
Он или она должен быть автором по меньшей мере двух детективных романов, удостоенных признания… в понятие «детективный роман» не включаются романы приключенческие, триллеры, а также произведения, в которых расследование преступления не лежит в основе сюжета, ибо автор детектива обязан оправдывать ожидания публики, соблюдая правила игры.
Детективный клуб стал чем‑то большим, чем компания сотрапезников, не превратившись при этом в профсоюз, и наглядно продемонстрировал, как детективная литература золотого века превращалась в единый жанр со своими узнаваемыми отличительными особенностями. В число его членов вошли Агата Кристи, Дороти Ли Сэйерс, Г. К. Честертон, баронесса Орци и А. А. Милн (помимо «Винни‑Пуха» написавший отличный детективный роман «Тайна Красного Дома»).
Как сказала о Детективном клубе Сэйерс, «если у сообщества, открыто признающегося в собственном легкомыслии, может быть серьезная цель, то она состоит в поддержании качества детективов и стандартов этого качества на самом высоком уровне, возможном для этого жанра, а также в его очищении от дурного наследия сенсационности, дешевых эффектов, жаргонизмов и всех дурных наслоений прошлого».
Монсеньор Рональд Нокс, ставший одним из первых членов Детективного клуба, воспринимал детектив межвоенной эпохи как своего рода игру наподобие тенниса, где по одну сторону сетки находится автор, а по другую – читатель.
Он (не вполне всерьез) разработал десять заповедей детективного романа, наказав следовать этим правилам столь же неукоснительно, как при игре в крикет:
1. Преступником должен оказаться кто‑то, упомянутый в самом начале, но не тот, кто ведет рассказ и за чьим ходом мысли мог следить читатель.
[Агата Кристи эффектно отбросила это правило в «Убийстве Роджера Экройда», сделав преступником самого рассказчика. Некоторых читателей возмутило и шокировало это – что они и расценили как предательство автора. Такая реакция кажется труднообъяснимой тем, кто не сумел проникнуться сознанием людей, воспринимавших эти десять заповедей с убийственной серьезностью.]
2. Все сверхъестественное и потустороннее надлежит полностью исключить.
3. Допускается не больше чем одна потайная комната или лаз.
[Нокс добавляет, что даже один потайной лаз нежелателен: когда он сам воспользовался этим приемом, то сделал оговорку, что «раньше, в темные времена, когда католическим священникам приходилось скрываться, дом этот принадлежал католикам».]
4. Нельзя использовать ни яды, до сих пор неизвестные, ни устройства, требующие длинного научного пояснения в конце книги.
5. Среди персонажей не должно быть китайцев.
6. Сыщику не следует приходить к разгадке благодаря счастливому случаю или же руководствоваться безотчетной, но верной интуицией.
[То есть сон мачехи Марии Мартен правилами игры исключается: старые мелодраматические условности должны быть отменены.]
7. Сам сыщик не может оказаться преступником.
8. Любую улику, обнаруженную сыщиком, следует немедленно представить на суд читателя.
9. Глуповатый друг сыщика, Ватсон в том или ином обличье, не вправе скрывать ни одного соображения, пришедшего ему в голову; по своим умственным способностям он должен немного – но только совсем чуть‑чуть – уступать среднему читателю.
[Конан Дойл, объясняя характер второго из двух своих знаменитейших созданий, сказал: «Ватсон в качестве хора и хроникера ни на единое мгновение не выходит за собственные свои ограничительные рамки. Ни единой блесткой проницательного ума или юмора он нас не порадует». Это совершенно несправедливо по отношению к Ватсону и всем ему подобным. Разумеется, тонок он не интеллектуально, но эмоционально. Именно Ватсоны согревают нас теплом и человечностью, которых так недостает жестокосердным и холодным интеллектуалам. Более милосердный А. А. Милн так отзывался о Ватсоне: «Пусть он, как многие из нас, и соображает немного медленно, зато он дружелюбный, человечный и симпатичный».]
10. Двойники и близнецы‑братья не должны появляться в книге, если их появление никак не подготовлено и не мотивировано.
Идея расследования как игры, которой чаще всего забавляются представители высших классов в загородных усадьбах, впоследствии нашла материальное воплощение в настольной игре Cluedo («Найди улику»), которую с 1949 года выпускала фирма Waddingtons в Лидсе. Декорация игры – тюдоровская усадьба, игральные фишки – мисс Скарлетт (Алая), полковник Мастерд (Горчичный), миссис Уайт (Белая), достопочтенный Грин (Зеленый), миссис Пикок (Павлин) и профессор Плам (Слива) – легко узнаваемы. Но у Cluedo были и предшественники: еще десятилетием ранее бурно расцвели и размножились всяческие интеллектуальные игры, такие как кроссворды, головоломки и книги типа «Альманаха загадок».
Как соотносилась деятельность Детективного клуба с реальными преступлениями тех лет? Разумеется, переплетались они не столь тесно, как у Диккенса или Уилки Коллинза. Можно сказать, что авторов, входивших в клуб, чаще всего привлекали убийства, которые, отвечая духу десяти заповедей, представляли собой хитрую загадку. Одним из таких преступлений стало убийство Джулии Уоллес, случившееся в 1931 году в Ливерпуле.
Муж Джулии был агентом страховой компании. Однажды его по телефону вызвали домой к потенциальному клиенту. Весь вечер 20 января 1931 года он потратил, тщетно пытаясь разыскать нужный ему адрес. Он расспрашивал прохожих, которые потом, по счастью, смогли это подтвердить. Названный ему дом должен был стоять на Восточной Менлав‑Гарденс, но, хотя в том районе имелись Западная и Северная Менлав‑Гарденс, Восточной Менлав‑Гарденс там не оказалось. Убедившись в этом, он вернулся домой, где обнаружил труп жены, забитой насмерть в ее собственной гостиной.
Все улики в деле против Уоллеса были исключительно косвенными. Обвинение постаралось убедить присяжных, что историю с поисками Восточной Менлав‑Гарденс Уоллес придумал, чтобы обеспечить себе алиби на то время, пока в его доме совершалось убийство. Вина Уоллеса подтверждалась и его поведением: привычно одетый в черное, на суде он держался отстраненно, и кто‑то слышал, как он назвал присяжных дураками. Жюри признало его виновным, но апелляционный суд беспрецедентным образом отменил вердикт присяжных, сочтя неприемлемым выносить смертный приговор на столь шатких основаниях.
Следуя примеру своего предшественника Де Квинси, писатели радостно ухватились за это преступление как за нечто увлекательное и вдохновляющее. Детективный клуб заинтересовался этим делом, поскольку доводы и защиты, и обвинения строились главным образом на телефонных звонках и совпадении времени трамвайных поездок обвиняемого и поиска им нужного адреса со временем преступления, в духе классического «кто убийца?». Дороти Ли Сэйерс даже разразилась статьей с перечислением подозреваемых и разбором возможных мотивов преступления, очень похожим на традиционную развязку в конце детективного романа, когда сыщик собирает всех подозреваемых «в библиотеке» и в их присутствии вычисляет виновного. Сэйерс подчеркивала, что дело можно рассматривать двояко: в первом случае Уильям Уоллес оказывается преступником, во втором – жертвой. «Это как переливающаяся ткань, которая под одним углом выглядит красной, а под другим – зеленой». Рэймонд Чандлер считал дело Уоллеса идеальным преступлением. «Как головоломка, – писал он, – случай этот не имеет себе равных».
Впоследствии открылось важное обстоятельство, доказывавшее невиновность Уоллеса, умершего всего через два года после супруги. Хотя официально обвинение с него было снято, репутация его оказалась загубленной, и ему пришлось сменить место жительства, потому что прежние друзья стали относиться к нему с подозрением. В найденном после его смерти дневнике он писал, как тоскует по жене, и выражал уверенность в том, что убийца ее жив‑здоров и благоденствует.
В один прекрасный день, писал Уоллес, «на крыльце моего дома притаится фигура, готовая нанести удар», и «это будет он, убийца моей жены».
Общительная, организованная и властная Дороти Ли Сэйерс, очевидно, стала душой Детективного клуба, и все его ритуалы несли на себе несомненный отпечаток ее личности со столь характерной для нее ироничностью. Для ритуала инициации клуб использовал ряд интересных аксессуаров: красную мантию председателя, черные свечи и человеческий череп по прозвищу Эрик с красными лампочками в глазницах.
Первым председателем клуба и первым носителем красной мантии был Г. К. Честертон. В 1960‑х годах исконная мантия порвалась на встрече в отеле «Савой». В возмещение ущерба отель подарил клубу новую мантию, которой пользуются и поныне. Ее внушительные размеры, как говорят, объясняются внушительными габаритами первого председателя.
Во время ритуала инициации в темный зал вносили череп Эрик с глазами на батарейках. Найо Марш описала одну из таких церемоний, состоявшуюся в 1937 году в Гросвенор‑Хаусе.
Дверь в дальнем конце зала очень медленно (как всегда открываются двери в детективах) отворилась. На пороге показалась мисс Дороти Сэйерс в академической мантии, освещенная единственной свечой. Она поднялась на трибуну. Представьте мой испуг, когда я заметила, что она прячет в складках мантии большой автоматический револьвер. <…> Затем появилась мрачная процессия со свечами и орудиями убийства: там был смотритель тупого предмета с устрашающей дубинкой, смотритель обнаженного клинка – кажется, это был кинжал, – смотритель отравленного фиала, а последним следовал Джон Род с ухмыляющимся черепом на черной подушке.
Церемония начиналась с того, что председатель спрашивал зловещим голосом: «Что означают эти огни и это напоминание о нашей бренности?»
Кандидатам, желавшим вступить в клуб, полагалось произнести тщательного выверенные слова клятвы:
Обещаешь ли ты, что твой сыщик будет заниматься истинным сыском, употребляя свой собственный ум и смекалку, а не полагаться на Божественное Откровение, Женскую Интуицию и Фокусы‑Покусы?
– Обещаю.
– Даешь ли ты торжественную клятву никогда не скрывать от читателя важных улик?
– Даю.
– Обещаешь ли ты проявлять умеренность в использовании гангстерских банд, заговоров, лучей смерти, привидений, гипноза, потайных люков, загадочных китайцев, сверхпреступников, безумцев и неизвестных науке ядов?
– Обещаю.
На заседании, на котором присутствовала Найо Марш, случился вполне драматический курьез. После того как новый член клуба принес клятву, «без всякого предупреждения в гостиной отеля «Гросвенор‑Хаус», в 11 часов летнего вечера, мисс Сэйерс разрядила свой шестизарядный револьвер. Испуская дикие вопли, все другие носители оружия – дубинок, клинков и смертоносных ядов – принялись потрясать ими, а Джон Род с помощью какого‑то скрытого устройства осветил череп изнутри. И тут, к вечному моему стыду, доверитель мой разразился громким хохотом гиены».
Все описанное, без сомнения, затеяно было в шутку и ради забавы, но с годами Сэйерс, возможно, излишне вжившись в роль, стала исполнять «ритуал с такой торжественной важностью, что шутливый характер его несколько терялся».
После войны Детективный клуб вынужден был, следуя духу времени, согласиться принимать в свои ряды и авторов триллеров, которых поначалу отвергал. В наши дни клуб насчитывает шестьдесят членов, и на каждом заседании по‑прежнему появляется череп Эрик (хотя один доктор исследовал его и высказал предположение, что некогда он принадлежал женщине).
Саймон Бретт, теперешний председатель клуба, рассказал мне о недавней дискуссии по поводу этичности использования Эрика. Правильно ли с точки зрения морали, говорили недовольные, подвергать останки унижению, используя их в качестве реквизита в шутливой церемонии, да еще и вставлять в глазницы черепа светящиеся лампочки? Спор был жарким – на одной чаше весов достоинство Эрика, на другой – несколько десятилетий истории Детективного клуба. Но, как значится в протоколе заседания, «глаза остаются», то есть Эриком пользуются по‑прежнему.
Сами заседания клуба и то, как они проходят, напоминают сцену из детектива, и даже Агата Кристи не поборола искушения использовать их в романе. В ее тридцать пятой рабочей тетради можно увидеть набросок сюжета: «Убийство в Детективном клубе – миссис Оливер – два ее гостя – убийство происходит, когда начинается ритуал».
Бретт рассказал мне и о другом памятном заседании, проводившемся не так давно в Гарриковском клубе жарким и душным летним вечером. Одна дама упала в обморок, и все присутствовавшие писатели, едва убедившись в том, что она жива, потянулись к своим ноутбукам.
http://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=63414737
«Чисто британское убийство»: Синдбад; Москва; 2021
ISBN 978‑5‑00131‑288‑8