НЕИЗВЕСТНАЯ ВОЙНА. БАНЗАЙ!
15 февраля 1894 года мелкопоместный дворянин уезда Кобу провинции Чолладо Чон Бон Чжун привел в уездный город несколько десятков кое-как вооруженных своих односельчан и атаковал городскую управу. Чон Бон Чжун взял под стражу чиновников, публично сжег долговые расписки, взломал замки на военных складах и вооружил своих людей. Поскольку сам Чон Бон Чжун был яростным сторонником учения тонхак, и даже принимал участие в «поынском съезде», восстание воспринималось всеми как продолжение прошлогодних событий, начавшихся с «мартовской молитвы у дворца Кёнбоккун». Весть о том, что храбрые тонхаки устанавливают справедливость здесь и сейчас, молнией разнеслась по всей Корее. Поспешные меры официальных властей, снятие со своих постов многочисленных чиновников только подзадоривало восставших: они считали, что чиновников снимают с должности за то, что они не способны справиться с бунтом, а это придавало еще больше силы.
Чон Бон Чжун обратился к предводителям тонхаков во всех уездах близлежащих провинций через голову Цой Си Хёна, общепризнанного лидера секты. В своих обращениях Чон Бон Чжун призвал их возглавить народное движение против чиновников. Об иноземцах не говорилось, они были в Сеуле, а воры и взяточники — в каждой деревне. Восстание ширилось, как лесной пожар. К концу апреля в лагере у горы Пэксан собралось до сорока тысяч повстанцев. Каждый имел хоть какое-нибудь оружие. Власти были вынуждены послать на подавление восстания карательные войска, собранные наскоро, с бору по сосёнке. 11 мая в бою у перевала Хванчхохён карательные войска были полностью разбиты. Чон Бон Чжун практически овладел всеми уездами провинции. Восставшие громили административные здания, дома богачей, постоянно вооружались оружием из армейских складов, размещенных в каждом уездном городе. К противодействию восставшим привлекались все большие силы. На сторону восставших переходили солдаты правительственных войск.
В лагере на горе Хосанбон Чон Бон Чжун составил и огласил прокламацию о целях восстания. О реабилитации Учителя и наказании чиновников, а уж тем паче об иноземцах там не было ни слова. В самых резких выражениях, какие только позволяла воспитанность, Чон Бон Чжун критиковал королевский двор, родственников короля и королевы, провозглашал принципом государственной политики «защиту Отечества и благополучие народа».
Это заявление шокировало двор и Юань Шикая. Было отдано немедленное распоряжение о выступлении на подавление восстания самых лучших войск страны, королевской гвардии и сеульского гарнизона, то есть и корейцев, и китайцев, переодетых в корейскую военную форму. Карательный отряд имел на вооружении две пушки и два пулемета. К месту высадки их доставил морем китайский сторожевой корабль «Пиньюань». Эти действия не остались без внимания самого знающего японского дипломата — первого секретаря посольства в Сеуле Сугимура Фукаси. 9 мая он телеграфировал в министерство иностранных дел, прося разрешения отправить в Кунсан японское сторожевое судно «Осима», которое стояло на якоре в Инчхоне. 17 мая в Инчхон прибыл крейсер «Ямато» на замену сторожевому судну «Осима». На разведку в Кунсан ушел крейсер «Цукуси».
Сразу выступить против повстанцев правительственные войска не смогли — почти половина солдат перешла на сторону тонхаков. Поражения правительственных войск следовали одно за другим, пока Чон Бон Чжун не занял крепости Чончжу и не решил ее оборонять. Запертые в крепости войска повстанцев не смогли выдержать плотную осаду и потерпели поражение. Чон Бон Чжун ушел из крепости с частью своих соратников, однако от идеи восстания не отказался. Четыре месяца непрерывных боев дали ему возможность убедиться в правильности своих лозунгов и готовности корейских крестьян взяться за оружие в любую минуту. Наконец, он четко понимал, что стал очень значительной политической фигурой, что гарантировало ему не только жизнь, но и возможность дальнейшей политической деятельности. Очевидным стал еще один факт, который еще сыграет свою роль: королевская династия не пользовалась абсолютно ничьей поддержкой: ни народа, ни дворян, ни армии. Окружавшая двор камарилья берегла его не более, как источник собственного благополучия. Смена династии могла означать длительную и кровавую смуту.
Не будем, впрочем, забывать, что Япония и была крайне заинтересована в серьезной смуте, как поводе для введения войск в страну, в том числе допуская и возможность смены правящей династии на своих сторонников. Поэтому было бы нелепо предполагать, что такой подарок судьбы, как восстание тонхаков, не будет использован в интересах Японии в полной мере.
Заместитель начальника Генерального штаба Японии, по сути начальник внешней разведки генерал-лейтенант Каваками Сороку был сторонником «материковой» политики и хорошо знал положение дел в Корее. Обстановка требовала доразведки.
Военный атташе в Сеуле капитан Ватанабэ Йохэй получил задание прибыть в Пусан и заняться сбором необходимой информации о повстанцах независимо от дипломатов. 18 мая на основании полученных донесений Каваками доложил ситуацию начальнику Генерального штаба генералу принцу Арисугава и по его прямому указанию направил в Пусан специального резидента Генерального штаба майора Итидзи. После его возвращения в Токио 30 июня в военных кругах, особенно со стороны Каваками, резко усилились требования о посылке войск в Корею. Масла в огонь добавило письмо первого секретаря посольства в Сеуле Сугимуры от 22 мая. «Если китайские войска при соблюдении формальностей, касающихся официального уведомления, будут введены в Корею, трудно предсказать, какие изменения внесет этот факт в дальнейший ход событий… Поэтому следует решить, пошлет ли наше правительство свои войска на основании имеющегося соглашения для охраны миссии… и для обеспечения равновесия сил в Корее и будет ли оно держать их там до восстановления порядка…».
Военные видели РЕАЛЬНУЮ НЕОБХОДИМОСТЬ ПОСЫЛКИ ЯПОНСКИХ ВОЙСК В КОРЕЮ ЯКОБЫ ДЛЯ ПОДАВЛЕНИЯ ВОССТАНИЯ ТОНХАКОВ. НО В ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТИ — ДЛЯ РЕОРГАНИЗАЦИИ КОРЕЙСКОГО ПРАВИТЕЛЬСТВА И ВОЗРОЖДЕНИЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ПРОЯПОНСКИХ ЭЛЕМЕНТОВ. ЗАМЕТНО ОСЛАБИВШИХ СВОЮ АКТИВНОСТЬ ПОСЛЕ «ПОЧТОВОГО» МЯТЕЖА. (выделено мной. — М. К. ).
От имени начальника Генерального штаба в правительство было направлено секретное послание, в котором говорилось: «Силы бунтовщиков-тонхаков растут. Корейские солдаты неспособны с ними справиться. Такое положение вынудит корейское правительство просить Китай о военной помощи. Если китайское правительство согласится удовлетворить такую просьбу, нам тоже следует послать свои войска, чтобы обеспечить безопасность японских подданных в Корее и сохранить влияние Империи »
Именно в начале июня Генеральный штаб Японии тайно начал подготовку к мобилизации. Выполнение всех мероприятий, связанных с посылкой войск в Корею, было возложено на начальника 1-го управления Генерального штаба полковника Тэраути. Майору Яманэ, лейтенанту флота Мацумото, капитану Иноуэ и капитану Нисида было поручено провести подготовительные мероприятия по переброске войск в Корею. Начал формироваться отдел транспорта и связи.
Но и здесь не обошлось без квасных патриотов — если только можно применить подобный термин к японцам. Давно замечено, что серьезным политическим намерениям более всего вредят самые патриотические патриоты, которые лучше всех знают, что нужно делать и — самое страшное! — намерены реализовать свои бредовые намерения самостоятельно и немедленно. Эти господа, как правило, думать дальше, чем до ужина, не умеют, для них «патриотические чувства» заменяют любой здравый смысл… В общем, подобного рода «деятели» могли навредить Японии больше, чем Ли Хунчжан вкупе с Юань Шикаем. В конце июня 1894 года — то есть, уже после завершения активной фазы восстания — четырнадцать человек, главным образом бывших военных и самураев, все члены шовинистической организации «Общество черного океана», прибыли через Пусан в провинцию Чолладо. Все они были вооружены в лучших традициях токугавских времен: опоясаны мечами, с пистолетами за поясом — совершенные герои. Начали они с того, что ограбили медный рудник в провинции Кёнсандо: для революции требовалась взрывчатка. Достигнув Сунчона, неофициальной столицы тонхаков, предводитель японцев Ёсикура нарядился в старинную самурайскую одежду и потребовал от имени своих соратников встречи с Чон Бо Чжуном. Себя они называли «миссией помощи, ниспосланной небом». Однако Чон Бон Чжун отказался от помощи японцев, поскольку ко времени их прибытия многое изменилось: после окончания боевых действий власти решили привлечь Чон Бон Чжуна к управлению провинцией, стремясь использовать его огромное влияние на крестьян, и вступили с ним в переговоры. Сославшись на договоренность с королем, Чон Бон Чжун отказал японским «революционерам» в поддержке. Герои-революционеры решили действовать самостоятельно, но в конечном счете были задержаны японскими же войсками в Сеуле и Пусане.
После соглашения Чон Бон Чжуна с королевской властью снова поднять тонхаков на вооруженное выступление решил Цой Си Хён, никак не проявивший себя в событиях последних месяцев. Однако его попытка успехом не увенчалась, и возглавить новую армию ему не удалось. Примкнувшие к нему тонхаки очень скоро разошлись по окрестностям, разбились на мелкие группы и перестали признавать над собой какой-либо контроль со стороны руководителей секты. Эти группы превратились в неорганизованные шайки, терроризировавшие всю провинцию Чолладо. Как и всякий бандитизм, эти действия быстро надоели местному населению, и повстанцы начали терять поддержку местных жителей. Постепенно восстание сошло на нет. Во всяком случае, уже к середине июня 1894 года никакой серьезной угрозы тонхаки не представляли. Казус белли ускользал от японцев, как карп из садка…
Но повод уже был формальностью, главным образом для оправдания собственных действий перед мировым общественным мнением, о чем японцы заботились неукоснительно. Если он не был правдой, то, по крайней мере, должен быть правдоподобным. И его обязательно придумают, если на флоте получены боевые снаряды, под лючины забункерованы угольные ямы и пар приказано держать на марке — пока лишь для учений… Банзай! Банзай!
Автор: Кутузов Михаил
Название: Японо-китайская война 1894-1895 гг.: Неуслышанная война
Издательский дом: Яуза-каталог