РОКОВЫЕ ДАТЫ. ОСАДА

В начале апреля 1453 г. кольцо турецкой осады охватило «град Константина» и с суши, и с моря. В Мраморное море вошла турецкая эскадра из 30 военных и 330 грузовых судов, а через две недели прибыли еще 56 военных и 20 вспомогательных кораблей. В общей сложности число турецких судов на ближних морских подступах к столице превысило четыре сотни. Противостоять этой плавучей армаде мог лишь незначительный византийский флот из 25 кораблей, запертый в Золотом Роге за протянутой через устье залива спасительной заградительной железной цепью, поддерживаемой на плаву громадными бревнами.

Начался отсчет дней героической обороны, которая продолжалась почти два месяца. С 6–7 апреля заговорили пушки, медленно, но уверенно разрушая древние стены столицы. Как писал русский летописец Нестор Искандер, «окаянные Махмет» установил вокруг города «пушкы и пищали и туры и лестница и грады древяные и ины козни стенобитныя». 14 батарей стояли вдоль всей линии сухопутных укреплений, направляя свой огонь на разрушение Феодосиевой и Ираклиевой стен. Три из них были расположены напротив Влахерн, две стояли против Харисийских ворот, три предназначались для обстрела участка стен с Пигийскими воротами, еще две были выставлены против Золотых ворот. Основную же ударную массу – четыре батареи вместе со знаменитой гигантской пушкой Урбана – султан сконцентрировал в районе своей ставки напротив ворот Св. Романа, где был намечен главный участок будущего штурма, поскольку рельеф здесь понижался по направлению к долине речушки Ликос, что давало штурмующим дополнительные преимущества. Пушки осаждавших стояли на этом участке на высоких холмах, вследствие чего стены и башни были ниже турецких батарей. Благодаря этому обстрел укреплений был более удобным и эффективным.

По масштабам применения новейших способов ведения войны, особенно применения пороховой артиллерии, осада Константинополя не знала равных и стала крупнейшим событием XV столетия. Учителями и наставниками турок в военном деле стали сами европейцы. Так, под руководством знаменитого венгерского литейных дел мастера Урбана, покинувшего нищего василевса, они отлили немало орудий, одно из которых имело исполинские размеры, превышавшие габариты знаменитой Царь‑пушки. Длина ее достигала 8 м, диаметр жерла превышал полтора метра, а стреляла она каменными ядрами в 1200 фунтов (свыше 350 кг) на расстояние в 500 м! Чтобы перетащить эту чудовищную пушку Урбана из мастерской близ Адрианополя к стенам Константинополя понадобилось 60 пар волов, две сотни людей и два месяца времени. Она была поставлена против константинопольских ворот Св. Романа, на главном участке прорыва османов. Скрострельность этой артиллерии была низкой. Каждая пушка делала не более 15–20 выстрелов за день. Предельная дальность по нынешним меркам тоже была невелика – 180–200 м. Но зато сила поражения приводила в ужас. Непривычным к реву орудий ромеям казалось, что на них обрушилась сама преисподняя, тогда как врагам это добавляло уверенности в собственной непобедимости.

Поначалу разрушения были малозаметны, эффективность обстрела была низкой, однако с каждым днем разрушения нарастали. У турков были плохие наводчики, а бомбардиры боялись увеличивать мощность пороховых зарядов орудий, поскольку силу выстрела мог не выдержать ствол, и потому нередко ядра попросту не долетали до стен или имели крайне низкий разрушающий потенциал, попадали в стены на излете, потеряв всю ударную энергию. Пододвигать пушки ближе к стенам было опасно из‑за ответного обстрела, подкопов и вылазок осажденных.

Эффективность артиллерии осажденных была поначалу достаточно высокой, хотя им и не хватало пороха, а сами орудия были устаревшими. Впрочем, после того как взорвалась самая крупная из пушек, византийцам пришлось отказаться от стрельбы ядрами с целью контрбатарейной борьбы с турками и применять артиллерию преимущественно в качестве противопехотного средства, заряжая каждую из бомбард 5–10 каменными, глиняными или металлическими пулями размером приблизительно с грецкий орех. И даже в этом случае ущерб, наносившийся стенам отдачей при выстреле из орудия был столь существенным, что стрелять старались как можно реже и будучи уверенными, что заряд достигнет цели.

Левое крыло армии Мехмеда ІІ, состоявшее из войск европейских вассалов султана, простиралось от ставки до Золотого Рога, правое, укомплектованное войсками, прибывшими из Азии, тянулось на юг до Мраморного моря. Центр в районе ставки султана охраняло отборное 15‑тысячное войско янычар. С тыла ставку прикрывала конница на случай попытки прорыва осады извне по суше союзниками осажденных.

Число защитников Константинополя, как уже упоминалось, было мизерным. Как сообщает Георгий Сфрандзи, перед началом осады он в глубочайшей тайне, чтобы не усиливать панику среди константинопольцев, проводил перепись горожан, способных носить оружие. Таковых оказалось менее пяти тысяч – 4973 человека, да и то «большая часть приходилась на людей мирных, применявших щиты и копья, луки и мечи так, как умели они от природы, а не в соответствии с воинской наукой». К ним также нужно добавить еще около двух тысяч иноземных наемников. Впрочем, несмотря на свою немногочисленность, последние защитники города мужественно сражались за свою свободу и христианскую веру, демонстрируя чудеса героизма и делая, казалось бы, невозможное. Бок о бок за Константинополь сражались все, кто мог держать в руках оружие: господин и жалкий бродяга, купец и монах, ремесленник и ученик, православный и католик.

Георгий Сфрандзи писал о мужестве защитников столицы: «Было удивительно, что, не имея военного опыта, они одерживали победы, ибо, встречаясь с неприятелем, они делали то, что выше сил человеческих». Не имея смены, осажденные валились после боя с ног от усталости, тогда как турки, по словам Нестора Искандера, бились без отдыха, не давая отдохнуть защитникам, бросая вперед все новые и новые контингенты войск: «Турки же все места бьяхуся без опочивания, не дающе нимала опочити грацким, но да ся утрудят, понеже уготовляхуся к приступу…»

В центре обороны в районе ворот Св. Романа был поставлен отряд под предводительством Джустиниани Лонго, участок от этого места до ворот Полиандра контролировали трое братьев – Павел, Антоний и Троил, а далее по направлению к Золотому Рогу стояли смешанные латинско‑ромейские отряды под командованием Феодора Каристийского, Иоанна Немецкого, Иеронима и Леонарда Генуэзского. Левое крыло обороны держали формирования во главе с Феофилом Палеологом и Мануилом Генуэзским. Побережье Золотого Рога должен был охранять командующий флотом мегадука Лука Нотара.

Воины полумесяца, словно одержимые, рвались в Константинополь. Их ярость разбивалась о стойкость ромеев, которые были готовы дорого продать свою жизнь. Со стен и башен византийской столицы на турок летели камни, лилась кипящая вода и смола, с ревом извергались языки «жидкого огня». Врагов поражали стрелами и копьями, сметали выстрелами пушечной шрапнели. Уже первый штурм показал, что осажденные не собираются стать легкой добычей мусульман.

18 апреля султан предпринял первую попытку полномасштабного штурма. Ожидая легкой победы, турки смело рвались на приступ, распевая религиозные и воинственные песни. Как писал все тот же Нестор Искандер, «и прикатиша пушкы и пищали многие, начаша бити град, такоже стреляти из ручниц и из луков тмочисленных; граждане от бесчисленного стреляния не можаху стоати на стенах, но западше ждаху приступу, а инии, стреляху из пушек и пищалей… и многы турки убиша». Штурм захлебнулся, османы откатились, оставив у стен сотни трупов. Потери защитников были в разы меньшими, но гораздо более чувствительными, поскольку число сдерживавших приступ воинов было во столько же раз меньшим, по сравнению с осаждавшими их турецкими войсками, во сколько бóльшими потери штурмовавших.

Еще большее разочарование принесло османам 20 апреля. С острова Хиос к Константинополю спешила эскадра из трех генуэзских галер и византийской триремы, которая везла в столицу войско и продовольствие. Перед входом в Золотой Рог маленькая флотилия приняла неравный бой с турецкими кораблями, которых насчитывалось 150, и одержала блестящую победу. Десятки судов мусульман, подожженные «жидким огнем», пошли на дно. Благодаря умелым действиям ромейских и генуэзских моряков, бóльшей маневренности и лучшему вооружению их возвышавшихся над турецкими суденышками кораблей, опозоренный султан потерял в тот день несколько сотен (а согласно явно преувеличивающим число погибших врагов греческим источникам – около 12 тысяч) своих лучших моряков. Наблюдая за ходом боя, разгоряченный и раздосадованный Мехмед даже не заметил, как въехал, пытаясь руководить сражением, верхом на лошади в море, и пришел в себя, лишь когда вода подступила к седлу. Победоносная эскадра под ликование греков, смотревших за боем со стен Константинополя, вошла в гавань Золотого Рога. Турки были посрамлены. Гнев султана был столь велик, что он собственноручно избил золотым жезлом командира турецкого флота болгарина‑ренегата Палдада‑оглу (Балта‑оглу), отрешил его от должности, а все имущество неудачливого флотоводца раздал янычарам. От неминуемой смерти неудачливого флотоводца спасло лишь то, что он сам получил в бою жестокие ранения, доказывавшие его преданность султану и личное мужественное участие в битве. Никто не думал, что это была последняя победа ромейского оружия.

Впрочем, сколь ни значительным было реальное и, в еще большей мере, символическое значение этой победы, силы византийцев день ото дня таяли, тогда как воины пророка, подобно неумолимым волнам прилива, неудержимо рвались в город. Гордая душа Мехмеда II не могла снести позора предыдущего морского поражения. Вскоре он нашел довольно хитроумный, отважный план, который смог восстановить его полководческий престиж и оказал решающее влияние на дальнейший ход осады. Через холмы Галаты султан сумел переправить свой флот в Золотой Рог.

В ночь на 22 апреля, в короткий срок, турки, согнав множество невольников, соорудили деревянный настил протяженностью в несколько километров. Строительство велось у стен генуэзской Галаты, но коварные и трусливые торгаши повели себя предательски по отношению к защитникам христианской твердыни. Они не известили вовремя осажденных и не препятствовали приготовлениям врага. Более того, забегая вперед, следует отметить, что к концу осады галатцы уже открыто помогали Мехмеду, рассчитывая на его благосклонность в будущем и недальновидно забывая, что имеют дело с редкостным лжецом и хитрецом. Дука писал о поведении галатцев: «Выходя из‑за стен Галаты, они безбоязненно отправлялись в лагерь турок и в изобилии снабжали тирана (султана Мехмеда ІІ – А. Д.) всем необходимым: и маслом для орудий, и всем иным, что требовали турки. Тайно же помогали ромеям». Георгий Сфрандзи также уделяет внимание поведению генуэзцев Галаты, замечая с горькой иронией: «Завел он (Мехмед ІІ – А. Д.) дружбу с жителями Галаты, а те радовались этому – не знают они, несчастные, басни о крестьянском мальчике, который, варя улиток, говорил: “О, глупые твари! Съем вас всех по очереди”». Генуэзцы втайне рассчитывали, что султан не сможет взять хорошо укрепленный Константинополь, тогда как Мехмед ІІ, по словам Дуки, думал: «Дозволю я, чтобы змея спала, до тех пор, пока не поражу дракона, и тогда – один легкий удар по голове, и у нее потемнеет в глазах». Так и случилось.

Смазав помост и катки бычьим жиром, турки под звуки труб и грохот барабанов при попутном ветре за несколько часов перетащили свои корабли с распущенными парусами из залива Св. Устье в Золотой Рог. Каков же был ужас ромеев, когда на следующее утро они обнаружили 80 кораблей противника у стен своей столицы. Ведь именно отсюда, с северной, прикрытой водами бухты и поэтому слабо защищенной стороны, никто не ждал нападения. Защитникам города пришлось еще больше растянуть свою оборону. К тому же под угрозой оказался и византийский флот, до этого скрывавшийся за железной цепью в заливе Золотого Рога. Попытки сжечь вражеские суда успеха не имели: отважившихся на это смельчаков под командованием Джакомо Коко, выступивших на двух транспортных судах под прикрытием двух галер с капитанами Габриэле Тревизано и Заккарии Гриони, турки схватили и казнили. В ответ на это византийский император казнил 260 пленных турок и выставил их отрубленные головы на стенах города. Стоит отметить, что план Тревизано потерпел неудачу вследствие предательства жителей Галаты, которые донесли о нем туркам.

По приказу Мехмеда в гавани был построен плавучий помост из соединенных судов, и на нем разместили турецкие пушки, которые начали систематично разрушать оборонительные стены Константинополя, обрушивая их целыми участками. Стрельба здесь шла еще хуже, чем с суши – орудия из‑за отдачи срывались с наплавных помостов и падали в залив, ядра летели мимо цели. Однако в начале мая после ряда советов венгерских послов турки существенно улучшили качество артиллерийского огня. Венгры якобы посоветовали не стрелять все время в одно и то же место, а бить по стенам, как бы рисуя на них треугольник, направленный острием вниз, а затем выстрелом самого большого орудия в его центр обрушивать целый участок укреплений.

После семи недель бомбардировки стены зияли многочисленными брешами. Резко выросли потери и в самом городе. Как писал позже современник тех печальных событий, знатный ромей с о. Имвроса, Михаил Критовул, «…исход сражения решили пушки». Этот же автор описывает изобретение турецким султаном дальнобойной мортиры, которую тот создал, поставив обычную пушку под очень большим углом, так, чтобы она метала ядра по навесной траектории. Мехмед приказал произвести соответствующие математические вычисления, и уже 5 мая были проведены успешные испытания нового оружия – туркам удалось потопить стоявшее в районе Галаты купеческое генуэзское судно.

Полная блокада и болезни, предательство генуэзцев Галаты, которые начали переговоры с султаном за спиной ромеев, сильно ухудшили и без того тяжелое положение защитников города, ослабили их боевой дух. Часть приближенных советовали василевсу капитулировать, пойти на соглашение с султаном, однако Константин XI отбрасывал такие советы, считая их проявлением не благоразумия, но трусости, и лично отправлялся на стены, проверяя укрепления и поднимая боевой дух их защитников.

7 мая был отбит сильнейший штурм в районе Месотихиона, 12 мая – в районе Влахерн. Нестор Искандер писал: «Падаху трупиа обоих стран, яко снопы, с заборол и кровь их течааше, яко рекы по стенам; от вопля же и крычания люцкого обоих и от плача и рыдания грацкого, и от звуку клаколного и от стуку оружия и блистания мняшеся всему граду от основания превратитися; и наполнишася рвы трупиа человеча до верху, яко через них ходитя турком, акы по степеням, и битись: мрьтвыа бо им бяху мост и лесница к граду… и аще бы не Господь прекратил день той (город бы погиб. – А. Д.), понеже гражане вси уже бяху изнемогше».

Осаждавшие пытались также вести подкопы для того, чтобы заложить пороховые заряды и взорвать башни и стены Константинополя из‑под земли. Большинство минеров были сербами, командовал их работами Заганос‑паша. Первые тоннели были заложены в долине реки Ликоса, но вскоре, из‑за неподходящей почвы, их пришлось забросить. Следующий подкоп повели под влахернскую башню, однако византийцы под командованием Иоанна Гранта прокопали встречный ход и, ворвавшись 16 мая во вражеский тоннель, обратили минеров в бегство. Подземная война велась с завидным упорством, и ромеи ее явно выигрывали, выкуривая врагов дымом, затапливая водой столичных цистерн или истребляя и прогоняя в молниеносных стычках в тесных и темных ходах. 23 мая подземному спецназу Константинополя, чутко прослушивавшему и просматривавшему вероятные направления подкопов противника, удалось захватить в плен турецкого командира и его подчиненных. Пленные выдали расположение и направление остальных известных им тоннелей, и к 25 мая все они были уничтожены. Потерпев поражение в подземной войне, турки прекратили рыть подкопы, убедившись, что старый византийский крот роет лучше и все еще годится в рудокопы.

Еще до убедительной победы византийцев в подземной войне 18 мая султан приказал опробовать для штурма новые технические приспособления, например громадную осадную башню гелеополу, которую византийцам удалось в итоге подорвать и сжечь. Георгий Сфрандзи писал: «Эмир же (султан Мехмед ІІ. – А. Д.) пораженный и обманувшийся в своих надеждах, стал употреблять для осады другие, новые выдумки и машины. Из толстых бревен соорудил он громаднейшую осадную машину, имеющую многочисленные колеса, весьма широкую и высокую. Изнутри и снаружи покрыл ее тройными воловьими и коровьими шкурами. Сверху она имела башню и прикрытия, а также поднимаемые вверх и опускаемые вниз сходни… Придвинуты были к стенам и всякие другие машины, о которых не мог помыслить ум человеческий и которых никогда не строили для взятия крепостей… И в других местах построили турки платформы с великим множеством колес, а поверх этих платформ – подобие башен… И они имели весьма много пушек; и зарядили, чтобы они все одновременно сделали выстрел по стенам. Сначала, впрочем, турки выстрелили из одного страшного осадного орудия и снесли до основания башню, что близ ворот Св. Романа, и тотчас же подтащили эту осадную машину и поставили ее поверх рва. И был бой губительный и ужасный; начался он прежде, чем взошло солнце, и продолжался весь день. И одна часть турок яростно сражалась в этой схватке и свалке, а другая бросала в ров бревна, разные материалы и землю… навалив все это, турки проложили себе широкую дорогу через ров к стене. Однако наши мужественно преграждали им путь, часто отбрасывали турок с лестниц, а некоторые деревянные лестницы изрубили; благодаря своему мужеству мы неоднократно отгоняли неприятелей в тот день, до первого часа ночи».

Так защитниками Константинополя был отбит очередной отчаянный штурм турецкого войска. Почти двухмесячная осада затянулась, уверенности в скором взятии города у турок не было, и Мехмед ІІ предложил Константину XI пойти на заключение мира, согласившись на выплату ежегодной дани в 100 тысяч золотых монет, либо же покинуть город со всеми жителями под гарантии личной безопасности. На императорском военном совете оба предложения был отвергнуты, поскольку найти средства для таких колоссальных выплат византийцы были не в состоянии, а сдать город без боя казалось им абсолютно невозможным. Согласно позднейшему историческому преданию, Константин заявил: «Бог не попустит мне жить императором без империи. Если город падет, я паду с ним. Кто захочет искать спасения, пусть ищет его, как сможет, а кто готов встретить смерть, пусть следует за мной».

Узнав о решении василевса, султан также собрал в своей ставке военный совет и, несмотря на возражения некоторых придворных, в частности великого везиря Халиль‑паши, который советовал снять осаду, решил пойти на штурм. Об этом сразу же узнали защитники города, которым христиане, находившиеся в составе турецкого войска, пустили на стены стрелы с привязанными к ним записками. 28 мая Константин XI провел последний военный совет, умоляя командиров держаться, помнить о святынях, беззащитных женщинах и детях, просил своих латников о прощении. Завершая речь, василевс, как передает Георгий Сфрандзи, произнес такие слова: «Убеждаю и прошу вашу любовь, чтобы вы оказывали соответствующий почет и подчинение вашим вождям, каждый согласно своему чину, отряду и службе. Знайте же следующее: если вы искренне будете соблюдать все то, что я вам приказал, то с помощью Божьей я надеюсь, что мы избавимся от ниспосланной Богом справедливой кары».

Вечером того же дня в храме Св. Софии примирившиеся в страшный час священники, все вместе, и католики, и православные, провели торжественный молебен, а император и другие воины причастились и надели лучшие одежды. В этот момент забыты были конфессиональные распри и догматические противоречия, этнические и государственные обиды – пришедших объединила общая и единая для всех смертельная опасность. Многие плакали, прощались с близкими и, готовясь к смерти, занимали места на крепостных укреплениях.

Андрей Николаевич Домановский

Загадки истории. Византия

Текст предоставлен правообладателем http://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=44518940

«Загадки истории. Византия / А. Н. Домановский; худож.‑оформитель Е. А. Гугалова»: Фолио; Харьков; 2016