ДИКОЕ ПОЛЕ. ТАКТИКА СТЕПНЫХ ЗАСАД
Сразу после победы в битве при Желтых Водах объединенное казацко‑татарское войско, насчитывавшее около 17 тысяч казаков и 4 тысяч татар, закрепляя и развивая успех, нанесло удар по еще одному крупному отряду поляков. Это были основные польские силы, насчитывавшие около 20 тысяч человек, отошедшие от Черкас и укрепившихся на выгодных позициях у Корсуня. Не имея возможности удержать город, поляки сожгли его. Командовал ими великий коронный гетман Миколай Потоцкий, отец погибшего Стефана Потоцкого, и польный коронный гетман Марцин Калиновский. Вскоре поляки приняли решение выводить войско на Богуслав и Паволоч. Поляки двинулись укрепленным лагерем, который был медленным, неповоротливым и громоздким, однако представлял собой грозную силу, взять которую штурмом было невозможно. Казаки и татары сопровождали поляков на расстоянии выстрела и, узнав о его предполагаемом маршруте, подготовили хорошо рассчитанную засаду.
Проводник Самойло Зарудный сообщил о пути коронного войска Богдану Хмельницкому, и по приказу гетмана полковник Максим Кривонос обустроил засаду в урочище Горохова Диброва (Гороховая Дубрава). Ныне эта местность расположена неподалеку от села Выграева Корсунь‑Шевченковского района Черкасской области Украины. Казаки перекопали дорогу глубокими рвами, повалили деревья, устроив засеки, запрудили канаву, вследствие чего по балке разлилась вода и образовалась непролазная грязь. Так, воевавшие, по словам современника, не столько ружьем и саблей, сколько лопатой и заступом казаки готовили себе тактические преимущества для решительного сражения. По сторонам от предполагавшейся остановки поляков были вырыты окопы и оборудованы огневые позиции для артиллерии и стрелков. Спереди дорогу полякам, помимо инженерных препятствий, должен был перекрыть шеститысячный отряд под командованием Максима Кривоноса.
Засада удалась казакам как нельзя лучше, и поляки попали в нее, как беспечные зайцы в силки опытного охотника. 16 мая 1648 г. коронное войско оказалось в окружении и было полностью разгромлено. Вначале казаки Кривоноса окружили и уничтожили передовые польские отряды и захватили в плен получившего сабельные ранения головы Миколая Потоцкого и также раненого Марцина Калиновского. Дольше сопротивлялись попавшие под перекрестный огонь основные силы польского табора, однако после полудня и они сдались.
В дневнике похода польского войска этот бой был описан так: «Лагерь (польский) вошел в эту рощу, как в ловушку (мотню); дальше идти он не мог, потому что пути были раскопаны и перегорожены. Позади на лагерь давили всем грузом татары; спереди и по сторонам казаки причиняли большой вред (пользуясь) приготовленными окопами. Наши мужественно сопротивлялись в каждом углу лагеря, но, попав в ловушку, не могли победить больших вражеских сил; они сопротивлялись четыре часа. За полчаса до полудня начался этот несчастливый бой, а в полдень, когда татары проникли по таборным улицам в лагерь, (они) били, секли и, разгромив остатки лагеря, бросились грабить, – тогда начали убегать все, кто только мог».
Львовская летопись сохранила слова, брошенные гордым и надменным польским коронным гетманом Богдану Хмельницкому: «Хлоп, чем же так зацному рыцерству орд татарских…заплатишь?» – «Тобой», – гласил лаконичный ответ. Действительно, оба польских гетмана (коронный М. Потоцкий и польный М. Калиновский) отправились в татарский плен. Народная песня была более беспощадной, высмеивая заносчивого и высокомерного поляка: «Разве велю тебя в руки крымского хана отдать, / Чтобы научили тебя крымские ногаи сырую кобылятину жевать!» Согласно татарско‑казацким соглашениям, военные трофеи делились следующим образом: все пленные – татарам, кони – пополам, имущество, в особенности военное снаряжение, – казакам.
Вместе с полководцами татарами были пленены также 8520 польских воинов, 80 важных вельмож и 127 офицеров. Казаки, в свою очередь, получили знамена, ружья, боеприпасы и 41 пушку. Так прекратило свое существование 20‑тысячное польское коронное войско. И если разгром передового отряда при Желтых Водах еще давал полякам возможность оправиться, то гибель всей армии произвела гнетущее, удручающее впечатление на польское общество. Как витиевато писала одна из тогдашних английских газет, «Польша в пыли и крови пала под ноги казаков». К тому же незадолго до окончившегося катастрофой сражения 10 мая умер польский король Владислав IV (1633–1648 гг.) и в стране наступило безвластие, особенно болезненное на фоне катастрофических поражений гражданской «домашней войны». Казна была пуста, и реально возглавивший государство канцлер Ежи Осолинский понимал, что ему нужно выиграть время, готовясь к новому витку противостояния. В этих условиях он пошел на переговоры с Богданом Хмельницким, поручив вести их лидеру православной шляхты Адаму Киселю. В передышке был заинтересован и казацкий гетман, выдвинувший достаточно скромные условия: увеличить реестр до 12 тысяч казаков, возобновить казацкое самоуправление и вернуть вольности, разрешить конфликты униатов и православных в спорах за храмы. Казацкая территория, по мнению гетмана, должна была доходить на западе до Белой Церкви, причем на этом же настаивал и крымский хан, требуя от поляков, «чтобы до Белой Церкви воевод и старост не было, и только вольное казацкое княжество…» Было понятно, что обе стороны тянут время, готовясь к новой решительной битве.
Впрочем, простой народ, почувствовав вкус победы, не особо беспокоил себя юридическим закреплением побед над поляками и был вполне удовлетворен открывшимися на практике возможностями. Уверовав в собственную силу, казаки, крестьяне и мещане начали реализовывать свои давние желания освободиться от зависимости и отомстить угнетателям, выплеснув на них накопившуюся за долгие десятилетия концентрированную ненависть в виде волны погромов и убийств, накрывшей Левобережную и Правобережную Украину. Очень быстро, в считаные недели, представители польской власти, шляхта, ксендзы, евреи были истреблены либо, если им повезло, успели бежать в Польшу. Шляхтич Иоахим Ерлич писал: «Только лишь шляхта, киевские обыватели узнали о разгроме гетманов и коронного войска, сразу, в тот же час, начали укладываться на возы с женами и детьми, оставляя хозяйство и все, кто что мог, едва ли не с душами своими, покинув свои оборонные замочки по городкам и селам и укрепленные дворы».
Хуже всего пришлось евреям, ненависть к которым была замешана на социально‑экономической основе – они часто были непосредственными угнетателями украинского крестьянства, арендаторами и управляющими фольварков, а также шинкарями и корчмарями. Усиливалась нелюбовь как к евреям, так и к полякам религиозными, культурными и ментальными факторами. Так называемая «Летопись Самовидца» так описывает трагические события лета 1648 г., происходившие после Корсунской битвы: «Где колвек знайшлася шляхта, слуги замковіє, жиды и уряды міскіе – усе забияли, не щадячи ані жон і дітей их, маетности грабовали, костели палили, обваліовали, ксіондзов забияли, двори зась и замки шляхецкіе и двори жидовскіе пустошили, не зоставаючи жадного цілого. Рідкій в той кріві на тот час рук своих не умочил и того грабленія тих добр не чинил».
Поляки не оставались в накладе и не уступали повстанцам в жестокости, а то и превосходили их, щедро поливая кровью зерна ненависти, и так уже упавшие на благодатную удобренную многолетними страданиями народа почву. Принявший католичество и польскую культуру потомок русско‑литовского рода Вишневецких, богатейший магнат края князь Иеремия (Ярема) Вишневецкий (1612–1651 гг.), которого Львовская летопись называет «из руского поколения лях», и его войско, отступая в польские земли, оставляло за собой выжженную землю и сожженные украинские села с непогребенными телами мужчин, женщин, стариков и детей. И если в Польше рукоплескали «подвигам» Вишневецкого, то украинцы после такой неимоверной жестокости лишь озлоблялись еще сильнее и клялись биться с католиками‑ляхами (так называли поляков) безо всякой пощады насмерть.
После корсунской победы 18 мая 1648 г. Хмельницкий послал в Стамбул полковника Филона Джеджалия с предложением союза и просьбой запретить татарам набеги на Украину. Послы были поначалу приняты не очень гостеприимно, визирь заявил им: «Вы изменили своим панам и своей вере – измените и нам». Они же ответили: «Мы у ляхов терпели неволю более, нежели у вас пленники на галерах. Просим только дать нам татар, а мы будем давать вам пленников, сколько потребуете, а против каждого из ваших неприятелей посылать 10 тысяч войска; в залог же мы отдадим вам Каменец». Эти обещания склонили турок согласиться на предложение Хмельницкого, и они отправили ответное посольство с Осман‑агой, которое привезло в Чигирин саблю, гетманскую булаву, знамя с изображением луны и грамоту, в которой Хмельницкий титуловался князем Украины. Посольство сообщало также, что Османская империя уже послала крымскому хану и паше Силистрии приказ помогать казакам деньгами и войском.
С точки зрения крымского хана, эти действия Хмельницкого по отношению к Высокой Порте были крайне выгодны, поскольку закрепляли его союз с казаками, ведь отныне они подчинялись одному сюзерену и получали от него соизволение совместно воевать с поляками. В то же время сближение казаков с Турцией было на руку крымскому хану и в том плане, что отдаляло Хмельницкого от Москвы. Это последнее обстоятельство позволяло Исляму Гераю по желанию безнаказанно грабить московские земли.
Поляки тем временем собирались с силами. К селу Чолганский Камень на Волыни с конца июня 1648 г. начало стягиваться новое войско. Командование им было поручено троим магнатам‑«региментариям»: изнеженному ленивому сибариту Владиславу‑Доминику Заславскому, склонному скорее к кабинетным ученым занятиям, чем к военному делу; образованному латинисту Миколаю Остророгу и молодому и неопытному девятнадцатилетнему Александру Конецпольскому. «Глупые ляхи, – шутили казаки по поводу польских полководцев, – послали перину, латыну (латинский язык) и дытыну (ребенка)». Тем не менее, несмотря на отсутствие в польском войске авторитетных военачальников, само оно представляло собой грозную силу. В него вошли 32 тысячи шляхтичей, 8 тысяч немецких наемников и несколько десятков тысяч вооруженных слуг. Общее число воинов польской армии превышало 60 тысяч человек. Войско было хорошо вооружено, имело 100 полевых орудий с опытными пушкарями и обслугой. Слабостью его, как мы уже знаем, было отсутствие опытного и авторитетного главнокомандующего – оба польских гетмана находились в татарском плену. В таких условиях командиры среднего и младшего звена погрязали в собственных амбициях, не выполняли приказы и разлагали дисциплину. Как отмечал князь Заславский, каждый рядовой воин хочет быть ротмистром, ротмистр – полковником, а полковник – гетманом. Эта дезорганизация и отсутствие профессионального командования еще сыграют впоследствии губительную роль.
Не терял времени и стоявший под Белой Церковью Богдан Хмельницкий, к которому отовсюду стекались подкрепления. Гетман преобразовывал эти разношерстные повстанческие добровольческие отряды в дисциплинированное войско под командованием опытных полковников. Была создана стотысячная армия, во главе которой стали такие выдающиеся полководцы, как Иван Богун, Филон Джеджалий, Маким Нестеренко, Матвий Гладкий, Мартин Пушкарь, Иван Гиря, Данило Нечай, Михаил Кричевский, Мартин Небаба, Василий Золотаренко и другие. Войско делилось на 16 полков, и его ударную силу составляли 40 тысяч регулярных казацких частей, а также отряд легкой кавалерии, которым командовал заклятый враг Яремы Вишневецкого Максим Кривонос.
В конце июля Богдан Хмельницкий, зная о планах поляков выступить на Поднепровье, повел казацкое войско на запад и в начале сентября остановился под Пилявцами, в 25 километрах от Староконстантинова (ныне село Пилява Старосинявского района Хмельницкой области). Здесь он поджидал армию противника, выступившую в поход словно на парад или бал – современники утверждали, что поляки «выбрались на войну, словно на свадьбу», щеголяли пышными нарядами и собирались воевать не железом, а серебром и золотом. Армия была перегружена громадным обозом, составлявшим более ста тысяч возов, на которых везли далеко не только необходимый провиант и боеприпасы, но и предметы роскоши – серебряную посуду, ванны, зеркала, чайники, вина, наливки и многое другое. Казацкая армия была значительно хуже вооружена, однако была существенно сильнее мотивирована, отличалась высокой дисциплиной и грамотным командованием. Вскоре к ней присоединился также мобильный отряд легкой татарской конницы – пять тысяч буджацких татар под командованием Аутимир‑мурзы и Аджамент‑мурзы.
Противники сошлись 8 сентября, а решающая битва на небольшой болотистой равнине у реки Иква (Пилявка), где заранее окопался табором Богдан Хмельницкий, началась 11 сентября. Поляки попытались пробиться к казацкому лагерю и даже захватили узкую плотину, по которой они, неся существенные потери, перешли на правый берег реки. Несколько раз плотина переходила из рук в руки, пока в итоге украинцы не были вынуждены оставить ее поляками и вернуться под прикрытие возов в свой заранее оборудованный лагерь. Не имевшие собственного лагеря поляки провели всю ночь в боевых порядках, ожидая атаки со стороны казаков, что существенно подточило силы солдат.
12 сентября битва продолжилась, причем казацкое войско успешно связывало боевые порядки противника, а татарская и украинская конница истребляла действовавшие беспорядочно и несогласованно отряды польской кавалерии. Исход сражения во многом решило прибытие к вечеру Белгородской татарской орды, вызвавшее сумятицу во вражеском стане. На созванном Домиником Заславским прямо на конях военном совете было принято решение отступать под прикрытием табора из возов.
Организованного отступления у поляков, впрочем, не получилось – очень быстро оно превратилось в беспорядочное паническое бегство. 13 сентября казаки вышли из лагеря и, выстроившись в боевые порядки, при поддержке татарской конницы двинулись в наступление. Мощным ударом наступавшие отбили плотину, и вскоре отступление ляхов стало повальным бегством. Масла в огонь всеобщей паники подлил молниеносно разнесшийся среди поляков слух о скором прибытии всей крымской орды во главе с самим ханом – даже ложное известие о прибытии татарских подкреплений вселяло ужас. Когда в разгар боя в казацкий лагерь действительно прибыл незначительный татарский отряд, ему показательно устроили такую громкую и пышную встречу, что у поляков не возникло ни малейших сомнений в том, что на помощь Хмельницкому прибыл сам Ислям Герай с минимум тридцатитысячным войском.
Первыми бежали главнокомандующие, а «войско, увидев, что нет вождей, бросило на землю оружие, панцири, копья, и все бросилось врассыпную». Александр Конецпольский бежал, переодевшись в простую крестьянскую одежду, Ярема Вишневецкий на крестьянской подводе, Миколай Остророг потерял во время панического бегства шапку и опанчу, а Доминик Заславский – даже гетманскую булаву. Некоторые шляхтичи бежали так быстро, что преодолели расстояние в 300 километров до Львова за два дня – даже летучие татары и те не смогли бы догнать их в столь стремительном бегстве.
Современник событий польский шляхтич С. Твардовский так писал о польских горе‑вояках, бежавших из‑под Пилявцев: «Не остановить движения скалы, которая оторвалась от горы, и не поднять Трою, когда она ввергнута в прах! Какой шум, какой хаос царил там, когда множество людей, не зная даже в чем дело, выскакивали из своих жилищ, бросали одни оружие, другие – копья на землю, иные, только ото сна вскочив, хватались за что ни попадя – кто за коня, кто за саблю, за уздечку, за седло. Раненых, больных – все бросали и вверяли свою жизнь ногам. Все добро и богатство, которое имели здесь поляки, все отдали на поживу своим хлопам. И этим на короткое время задержали врага, а сами смогли убежать дальше».
Казаки и крымцы захватили колоссальные трофеи – более 90 пушек, запасы пороха, оружия и прочего военного снаряжения, тысячи лошадей и волов, а также десятки тысяч возов с теми самыми предметами роскоши, которые столь недальновидно взяли с собой в военный поход польские шляхтичи и магнаты. Общую стоимость захваченного добра и снаряжения современники оценивали в колоссальную по тем временам сумму – от 7 до 10 миллионов золотых!
www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=44518866
«Загадки истории. Крымское ханство / А. Н. Домановский; худож.‑оформитель Е. А. Гугалова»: Фолио; Харьков; 2017