ГРОМКИЕ ВЫСТРЕЛЫ. "КИРОВСКИЙ ПОТОК"

1 декабря 1934 году в Смольном был убит член Политбюро, секретарь ЦК, первый секретарь Ленинградского обкома и горкома партии, первый секретарь Северо‑Западного бюро ЦК Сергей Миронович Киров (это псевдоним, его настоящая фамилия Костриков). В последние годы его убийство превратили в скабрезно‑авантюрный сюжет, раскрашенный пикантными подробностями. Обезумевший от ревности, муж‑неудачник Леонид Николаев, потерявший хлебную должность, мелкий партийный функционер, застает жену в момент супружеской измены и стреляет в счастливого соперника, хозяина города и всего края… Что тут особенного?

Особенное состоит в том, что выстрел, прозвучавший в Смольном, стал трагедией всей страны.

До убийства Кирова в стране – относительная стабильность. Безжалостная расправа с крестьянством (раскулачивание) привела к голоду и заставила сменить тактику. Да, в стране диктатура. Не только недавние соперники, но и просто несогласные с курсом лишились своих постов. Политической жизни больше нет. Но чекисты проявляют умеренность: сидишь тихо – тебя не трогают. Люди уходили в работу, в частную жизнь.

После убийства Кирова все переменилось! Начался большой террор, который через год с небольшим, в 1936‑м, достигнет своего пика. Что же произошло?

Начальник госбезопасности Генрих Григорьевич Ягода намеревался обвинить в убийстве Кирова белую эмиграцию, недобитых белогвардейцев. Сталина эмигранты не устраивали: они бежали из страны. Он сразу же назвал других организаторов преступления – это внутренний враг, сторонники недавних лидеров оппозиции Льва Борисовича Каменева и Григория Евсеевича Зиновьева. Сталин вызвал секретаря ЦК Николая Ивановича Ежова и распорядился:

– Ищите убийц среди зиновьевцев.

Чекисты, не уловившие замысел вождя, сомневались. Злой Сталин позвонил Ягоде:

– Морду набьем.

Но не было никаких зиновьевцев‑каменевцев! Бывшие оппоненты Сталина мечтали только об одном: чтобы о них забыли. Заместитель Ленина в правительстве Лев Каменев работал директором Института мировой литературы. Бывший председатель исполкома Коминтерна Григорий Зиновьев писал детские сказки. Но какое это имело значение! Виновные были установлены – это важно понять – до следствия и суда.

Выяснилось, что к моменту убийства Кирова уже подготовлена законодательная база, которая позволила развернуть массовые репрессии. Все было готово для того, чтобы поставить уничтожение людей на конвейер. В декабре 1934 года понадобился только один указ, и начала действовать вся система уже принятых репрессивных законов. 4 декабря газеты напечатали этот указ: дела обвиняемых в терроризме вести в ускоренном и упрощенном порядке, прошения о помиловании по таким делам не принимать, приговоренных к высшей мере наказания сразу же казнить.

Назначенный наркомом внутренних дел Ежов доложил Сталину:

«Стрелять придется довольно внушительное количество. Понятно, что никаких процессов устраивать не надо. Все можно сделать в упрощенном порядке по закону от первого декабря и даже без формального заседания суда».

В обществе не осталось никаких защитных механизмов. Суд стал частью системы подавления. Мораль и нравственность были раздавлены тотальным лицемерием. Сажали и жен расстрелянных. Детей их ждала печальная судьба: тех, кто постарше, отправляли в исправительно‑трудовые колонии, маленьких отдавали в детские дома.

Особенность большого террора состояла в его неизбирательном характере. В лагерь или на тот свет отправлялись и самые преданные слуги режима, обожествлявшие вождя. Когда за ними захлопывалась дверь камеры, им казалось, что это ошибка или козни обманывающей хозяина свиты. Но такова была система.

Смысл репрессий, всесоюзной зачистки, говоря современным языком, заключался в тотальности. Никаких исключений! Дела заводятся на всех, в любой момент каждый может быть арестован. И никто не мог знать, кто станет следующим. То, что начиналось как ликвидация давних оппонентов, превратилось в политику «сплошной ликвидации». Она достигла невероятных масштабов. И проводилась с особой жестокостью.

Из всех явлений дикой природы массовый террор, последовавший за убийством Кирова, более всего напоминал сход лавины. Она не выбирает жертвы, а просто давит все живое. Поэтому жертвами большого террора стали и люди, невероятно далекие от политической и общественной жизни: рабочие, крестьяне, мелкие служащие и сами чекисты, которые отправлялись в топку вслед за своими жертвами.

И вот главный вопрос: зачем Сталин все это затеял?

Такая система живет по своим законам. Периоды умеренности всегда вынужденные и очень короткие. Вождю нужно было вселить во всех страх, укрепить свою власть и сплотить народ. Без страха система не работала. Террор – самый действенный инструмент удержания страны в повиновении.

В годы большого террора сменилось девять десятых высшей номенклатуры. Молодые люди без образования и особых достоинств совершали головокружительные карьеры. Конечно, они поддерживали репрессии! Всем обязанные Сталину, спешили доказать свою верность вождю. Им ничего не надо было объяснять. Они не выражали сомнений и легко приспосабливались к любому повороту линии вождя.

После убийства Кирова Сталин стал другим.

Члены Политбюро превратились просто в подручных. Исчезла необходимость ладить с товарищами по Политбюро, убеждать их в своей правоте. Не надо было завоевывать ничьи сердца, достаточно держать всех в страхе, сажая их жен или помощников. Зачем быть веселым и привлекательным? Единоличный хозяин страны мог позволить себе оставаться таким, каков он на самом деле.

И страна стала другой.

Телевидение еще не появилось. Главный метод пропагандистских кампаний – митинги и собрания, на которых градус эмоций поднимали так, что люди сами начинали требовать крови. И выходило, что уничтожение врагов – воля народа. Целые поколения воспитывались в атмосфере ненависти и неустанного выявления пятой колонны.

Это были катастрофические годы для экономики страны, для науки и искусства. Высказать даже малую толику того, что чувствовали и ощущали думающие люди, было смертельно опасно. Интеллектуальное пространство жизни невероятно сузилось.

Отчего нам так не хочется все это вспоминать? Почему отчаянно сопротивляемся познанию прошлого и извлечению из него уроков?

Мы плохо представляем себе, сколько людей пожелало принять участие в уничтожении несуществующего внутреннего врага! Кто‑то надеялся, столкнув другого в пропасть, спастись сам. Кто‑то увидел, что репрессии открывают дорогу наверх и спешил отличиться… Если с семьями, то это многие миллионы человек. Каково же сегодня осознать, что заслуженный дедушка или прадедушка был негодяем? А остальные молча позволили совершаться невероятным преступлениям.

Проще и спокойнее пребывать в уверенности, что в годы большого террора пострадали только те, кто этого заслужил. Мы не в силах признать, что из тех, кто был расстрелян или отправлен в лагерь за убийство Сергея Мироновича Кирова, помимо экзальтированного и болезненного человека по фамилии Николаев, виновных не было ни одного.

В Кирова стрелял бывший мелкий работник партийного аппарата Николаев, человек экзальтированный и болезненный. Он убил Кирова выстрелом в затылок в нескольких шагах от кабинета первого секретаря в Смольном.

В момент убийства в кабинете второго секретаря обкома шло совещание. В 16 часов 37 минут прозвучали два выстрела, участники совещания выскочили в коридор и увидели неподвижно лежащего на полу Кирова. А рядом с ним бился в истерике человек, в правой руке которого был револьвер. У него сразу отобрали оружие, записную книжку и партийный билет на имя Леонида Васильевича Николаева.

Как же произошло убийство?

Приехав в Смольный, Киров поднялся на третий этаж, прошел по длинному коридору и свернул в боковой коридорчик, ведущий к его кабинету.

Личный охранник первого секретаря Юрий Борисов, немолодой уже человек, шел, как полагалось, сзади. На какой‑то момент он потерял Кирова из виду. В боковом коридорчике должны были установить дополнительный пост охраны. Но его не оказалось. Убийца и жертва остались один на один.

Владимир Павлович Наумов, доктор исторических наук, профессор, который, работая в аппарате ЦК КПСС, тщательно изучал обстоятельства смерти Кирова, рассказывал:

– Я вообще не понимаю, как мог посторонний человек болтаться в этом коридорчике, где всякий на виду. Это особая зона. Почему никто не обратил внимания на Николаева, не спросил у него: что ты здесь делаешь?..

Я спросил Наумова:

– Ну а если бы охранник первого секретаря не отстал, а в решающий момент оказался рядом и застрелил бы Николаева, то Киров был бы спасен?

Профессор Наумов покачал головой:

– Киров в принципе не любил, чтобы охранник приближался к нему слишком близко, и Борисов держался поодаль. Но когда Киров свернул в этот коридорчик, то, даже если бы Борисов отстал всего на два шага, все равно на какой‑то момент Киров оставался один…

Убийца стрелял в Кирова в самом удобном для этого месте. Схема убийства была продумана так тщательно, что спастись Киров не мог. Но в состоянии ли был малограмотный и неумелый Николаев разработать такой план в одиночку? Или же это творение более опытного и изощренного ума?

Профессор Наумов:

– Как мы теперь знаем, Николаев мог убить Кирова несколько раз. Он постоянно носил с собой оружие, причем заряженное. Но было сделано так, чтобы Кирова убили не ночью на дороге, а именно в Смольном, на пороге его кабинета. Как это прозвучало на всю страну! Киров убит в Смольном! Смольный – это почти что Кремль. Страна содрогнулась…

В день убийства Киров появился в Смольном неожиданно: никто не знал, приедет ли он вообще, и если приедет, то когда. А Николаеву, выходит, вовремя сообщили, что Киров направился в Смольный? Незадолго до убийства Николаев звонил жене. Совсем недавно удалось установить, что звонил он из помещения охраны Смольного. Он дожидался появления Кирова вместе с чекистами?

Потом выяснилось: убийца уже давно вертелся возле Кирова; он свободно проникал в Смольный; он знал, где и когда Сергей Миронович бывает. 15 октября 1934 года, за полтора месяца до убийства Кирова, Николаева задержали возле дома Кирова на проспекте Красных Зорь. Его допросил и обыскал начальник отделения охраны правительства Ленинградского управления НКВД, но… по указанию начальника оперативного отдела Николаева освободили.

Николаева задержали с оружием в руках! Это в те времена, когда и меньшего повода было достаточно для ареста. А ведь пистолет в то время достать было очень трудно. Оружие у тех, у кого оно сохранилось с Гражданской войны, уже изъяли. И тем не менее его отпустили. Николаев тренировался в стрельбе, стрелял довольно метко. Патроны – это потом установили – он получил на базе спортивного общества «Динамо», которая принадлежала НКВД.

Леонид Васильевич Николаев родился в 1904 году, рос без отца, в полной нищете. С детства болел, и недуги тоже наложили отпечаток на его психику. Тщедушный, слабый, был неудачником, с трудом ладил с окружающими. Закончил шесть классов городского училища и совпартшколу. За 15 лет сменил 11 мест работы, так и не удержавшись нигде. Четыре года работал учеником слесаря‑механика, потом его взяли в Выборгский райком комсомола, а затем в Лужский уездный комитет комсомола.

Три месяца Николаев проработал референтом в промышленном отделе обкома. Не сложились отношения с коллективом. Перевели инструктором в рабоче‑крестьянскую инспекцию, оттуда переправили инструктором в Институт истории партии Ленинградского обкома. Нои там от него поспешили избавиться. Когда он отказался перейти в политотдел на транспорте, его не только уволили, но и исключили из партии. Потом восстановили в партийных рядах, хотя и объявили строгий выговор с занесением в личное дело. Это произошло в апреле 1934 года.

Работы он себе больше не нашел. Как члену партии райком партии предлагал ему несколько мест, но он отказывался от малооплачиваемых должностей, надеялся на возвращение в партийный аппарат, жаловался на несправедливость, пытался пробиться к начальству.

Его жена, Мильда Петровна Драуле, работала в обкоме партии, но в 1933 году ее перевели в аппарат уполномоченного Наркомата легкой промышленности по Ленинградской области. Говорили, что Мильда дежурила в обкоме вечерами и в выходные дни, и тогда ее приметил Киров, который более чем симпатизировал красивой женщине. Николаеву вроде бы намекали, что жена ему неверна. Ненависть к удачливому сопернику и заставила его выстрелить – вот наиболее популярная сейчас версия.

После убийства Кирова Николаев не прожил и месяца. 29 декабря 1934 года Военная коллегия Верховного суда признала Николаева виновным. Его сразу же расстреляли, а вместе с ним еще 13 человек, раньше входивших в оппозицию.

24 августа 1936 года военная коллегия Верховного суда приговорила Зиновьева, Каменева и других к расстрелу. Ночью того же дня их всех расстреляли. При исполнении приговора присутствовал секретарь ЦК Николай Иванович Ежов. Пули, которыми убили Зиновьева и Каменева, Ежов будет хранить у себя в письменном столе. Сувенир на память.

Несчастную Мильду Драуле первым делом исключили из партии «за абсолютную потерю партийной бдительности, что выразилось в неразоблачении контрреволюционной деятельности своего мужа Николаева». В марте 1935 года ей вынесли смертный приговор и расстреляли. Репрессировали мать Николаева, его брата и сестер, двоюродного брата.

На XX съезде, в феврале 1956 года, первый секретарь ЦК КПСС Никита Сергеевич Хрущев на закрытом заседании сказал, что к смерти Кирова причастен Сталин. Правда, есть и сторонники той версии, что стрелял убийца‑одиночка и все происшедшее – цепь случайностей. Но как же много случайностей!

«Версию убийцы‑одиночки я отвергаю, – говорил профессор Наумов. – Эту версию всегда отстаивал КГБ, защищая свою честь и репутацию Сталина. В 1956 году Хрущев поручил председателю КГБ Серову провести новое расследование. Еще можно было узнать правду, еще были живы последние уцелевшие свидетели. Но Серов загубил эту возможность. Он надавил на этих свидетелей, требуя, чтобы они не отрекались от прежних показаний.

Допросить Юрия Борисова, охранника Кирова, не удалось. Он пережил Кирова всего на один день. 2 декабря, когда Борисова везли на допрос к срочно приехавшему в Ленинград Сталину, он погиб при очень странных обстоятельствах, настолько странных, что никто не сомневается в том, что его убили.

Машина будто бы попала в аварию. Автомобиль ехал со скоростью всего 30 километров в час. Ни у кого ни царапины, а Борисову – единственному из всех, кто был в машине! – насмерть размозжило голову. По свидетельству врачей, повреждения головы, скорее, похожи на удар ломом. С помощью компьютера, зная скорость, маршрут, состояние шин, можно восстановить ход движения машины и определить, возможен ли был такой удар. Это делается в Соединенных Штатах, однако у нас нет денег на такие эксперименты.

Если Кирова действительно убили сотрудники НКВД, неужели им не страшно было браться за такое дело?

Профессор Наумов: «Насколько я могу судить, Николаеву не говорили, что он должен убить Кирова. Он должен был просто выстрелить, инсценировать покушение. Летальный исход исключался. Я этим объясняю то истеричное состояние, в какое впал Николаев. Хотел попугать, а попал Кирову в затылок. Врач понадобился не Кирову, а самому Николаеву. Он бился в конвульсиях. Его в себя не могли привести».

Какова судьба сотрудников Ленинградского управления НКВД, которые могли точно знать, что и как было?

Имена начальника Ленинградского управления НКВД Филиппа Демьяновича Медведя и его заместителя Ивана Васильевича Запорожца известны по роману Анатолия Рыбакова «Дети Арбата». Но во время убийства Кирова Запорожца в Ленинграде не было. В конце августа его положили в военный госпиталь, и там в гипсе он пролежал до ноября, после чего отправился долечиваться в санаторий в Сочи.

Медведя сначала не арестовали, а только лишь освободили от должности, и он приехал в Москву. В январе 1935 года Медведя приговорили к трем годам исправительно‑трудовых работ за «преступную халатность». Его в отдельном вагоне отправили на Колыму, где он работал начальником Южного горнопромышленного управления Дальстроя, ожидая, что вскоре его вернут на прежнюю службу. Коллеги по НКВД относились к нему сочувственно.

Но вскоре руководство НКВД сменилось, пришли новые люди, для которых и Медведь, и Запорожец были такими же врагами народа, как и все остальные зеки. 29 ноября 1937 года Медведя расстреляли. Запорожца приговорили к смертной казни чуть раньше, в августе, и в день вынесения приговора расстреляли. Им некому было напомнить о своих заслугах и об обещаниях, которые им дали. И захоти они что‑то рассказать, кто бы их стал слушать?.. Пришла разнарядка, вот их и ликвидировали. Тайну убийства Кирова Медведь и Запорожец унесли с собой в могилу.

Так что же, выходит, мы так и не узнаем никогда, как все это было организовано?

Владимир Павлович Наумов посмотрел на меня с улыбкой, которая у него отнюдь не означала хорошего расположения духа, и ответил коротко: «Нет… Нет».

Текст предоставлен правообладателем http://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=23735111

«Самые громкие выстрелы в истории и знаменитые террористы. / Л. Млечин»: Аргументы недели; Москва; 2019

ISBN 978‑5‑6040606‑4‑3