1812. ОСТАВЛЕНИЕ ДРИССКОГО ЛАГЕРЯ

К 1(13) июля авангард Даву подошел к местечку Игумен, разъезды французов находились у местечка Свислочь. Появление противника на фланге и давление его с тыла вновь создавало угрозу окружения второй армии. Багратион решил ускорить марш на Бобруйск, я 3(15) июля VII корпус вышел из Слуцка. Отход прикрывала конница Платова и отряд Васильчикова, располагавшийся у Романова. Утром 2(14) июля русский арьергард был атакован авангардом правого крыла французов под командованием Латур‑Мобура. Атаковавший казаков 1‑й конно‑егерский полк Пшепендовского был наголову разбит; в плен было взято более 300 человек. На другой день противники ограничились артиллерийской перестрелкой. Латур‑Мобур не решался бросать все силы в атаку. К вечеру французы отошли от Романова.

Ожидая что Жером Бонапарт двинет в бои свои главные силы, Багратион задержал VIII корпус и артиллерию в Слуцке, «чтобы с оными, подкрепив арьергард, атаковать и разбить неприятеля». VII корпус форсированным маршем прибыл к Бобруйску к 5(17) июля.

Убедившись в том, что Жером не хочет встречи, Багратион отвел остальные войска из Слуцка, и к 6(18) июля вся армия сосредоточилась в Бобруйске.

Почему же французы, имея значительное превосходство в силах и средствах, не смогли осуществить эту задачу? Колонна Даву, которая вышла из Вильны 16(28) июля шла к Минску 10 дней, проходя в день около 15 км. Нужно сказать что Даву целесообразно направлял свои усилия к Минску, откуда он мог контролировать пути на север и на северо‑восток. Но он наступал слишком осторожно, и это давало возможность Багратиону принимать контрмеры. Группа Жерома была еще менее активна. Заняв Гродно 18 (30) июня. Жером пробыл здесь лишних четыре дня, а затем действовал настолько нерешительно, что Багратион успел выйти сначала к Николаеву, а оттуда вернуться на Несвиж. Поведение Жерома объясняется тем, что, по французским данным, в распоряжении Багратиона было от 90 до 100 тыс. человек, и Жером, имея 60 тыс., опасался быть разбитым.

Видеть в движении Багратиона на Николаев и далее на Вилейку неосмотрительность с его стороны нельзя: Багратион был вынужден выполнять приказ Александра. Он показал себя великолепным стратегом, выведя армию из, казалось бы, неминуемого окружения и нанеся противнику несколько ударов.

Вот почему Наполеон был так разъярен, когда ему донесли о неудаче Жерома. И хотя он обычно не укорял за уже свершившиеся факты, однако в этом случае приказал Бертье указать Жерому на его ошибку: «Уведомьте его, что результат всех моих движений и наиболее благоприятный из когда‑либо предоставляющихся на войне случаев упущен, вследствие упомянутого исключительного забвения нм основных понятий военного дела». Когда же Жером в оправдание ссылался на то, что он не имел никаких сведений о действиях Даву, то Бертье написал ему: «Его величество был поражен тем, что вам в то время не было известно о том, что неприятель в полном отступлении и что принц Экмюльский (Даву, – Л. Б.) в Минске». После этого Наполеон, считая своего брата неспособным самостоятельно руководить войсками, подчинил его маршалу Даву. В ответ на это Жером сложил с себя командование, и его группа с 4(16) по 9(21) июля фактически была без всякого руководства. В результате соприкосновение со второй армией было потеряно. Французы даже думали, что Багратион начал отход к Мозырю, куда перед вступлением в Бобруйск он отправил свои обозы.

В Вильне Наполеон пробыл 18 дней. Основной причиной столь длительной стратегической паузы явилась необходимость изменить операционную линию. Удар по Вильне пришелся по пустому месту, но на его проведение ушло время. Нужно было наново создавать базу, на которую могли опереться войска, действующие против первой и второй русских армий. Нужно было также подтянуть из Германии вновь сформированный IX корпус.

Оказалось, что сил, которые были в распоряжении Наполеона, недоставало. Из 440 тыс. человек первого эшелона наполеоновской армии собственно французов было только 255 тыс., причем около 120 тыс. из них были молодые солдаты, не имевшие достаточного боевого опыта.

Надежда на итальянцев, австрийцев и немцев была плоха. Среди этих войск многие враждебно относились к самому Наполеону и вовсе не хотели рисковать жизнью за чуждые им «французские интересы. Именно эти части давали больше всего дезертиров, образовывавших в тылу французской армии многочисленные группы мародеров. Пример показали баварцы: более 6 тыс. человек из них покинуло ряды французской армии. Вслед за ними стали уходить в леса вестфальцы.

Выявилось также, что тыл армии вообще был организован из рук вон плохо. Возимый запас продовольствия и фуража, рассчитанный на 20 дней, был съеден. Местных средств, на которые рассчитывал Наполеон, было слишком мало. Наполеон предпринял энергичные меры по закладке новых магазинов в Ковно, Олите, Мерече, Гродно и в Вильне, куда перебрасывались запасы из Пултуска, Модлина, Варшавы, Велау и Торна. Но для их организации и устройства нужны были время и дополнительные силы. Пришлось для этого выделять специальные гарнизоны, сооружать укрепления, устанавливать этапные пункты и учреждать охрану на военных дорогах, которые теперь шли от Вильны на Гродно и Ковно. Только после этого можно было предпринимать наступление по новой операционной линии.

Положение в Литве было более сложным, чем в Польше. Накануне вторжения Наполеона Литва жила ожиданием реформ. Жест Александра I, выражавшийся в уравнении литовских дворян с русскими, в какой‑то мере удовлетворил их самолюбие. Они внешне проявляли верноподданнические чувства и даже выразили готовность предоставить русскому командованию запасы продовольствия. Командование охотно приняло эту «жертву», хотя и не нуждалось в ней. Сделано это было для того, чтобы не оставлять у шляхты крупных запасов хлеба, которые могли оказаться в руках противника. Но с еще большим энтузиазмом литовское дворянство встретило Наполеона, который умело обставил свое вступление в Вильну.

Первым вошел в Вильну 8‑й полк польской кавалерии, которым командовал Доминик Радзивилл. В Понарах Наполеон принял депутацию литовско‑польских магнатов, которые выразили надежду на оформление литовской государственности. Он выслушал делегатов Вильно, но не связал себя никакими обязательствами. Это обстоятельство смутило литовских делегатов, но они успокоились, как только стало известно, что Наполеон решил создать временное правительство Литвы, хотя и под странным названием «Комиссия великого княжества Литовского». В состав Комиссии вошло семь членов и один французский комиссар (Биньон). Каждый член Комиссии возглавлял особый комитет: военный, полиции, юстиции, внутренних дел, продовольствия и, наконец, духовных дел и просвещения.

Наполеона не интересовал вопрос о литовской государственности. Ему нужны были литовские запасы хлеба и людские резервы. Комиссии было приказано срочно сформировать пять пехотных и четыре кавалерийских полка. Гвардейский полк при этом предлагалось составить только из дворян. Кроме того, предполагалось сформировать два волонтерных полка и жандармские роты, по одной на каждый уезд. Литовское дворянство готово было выполнить эти приказы Наполеона, но взамен оно хотело получить от него заверения в том, что крепостное право будет сохранено в Литве. Он охотно это сделал.

Казалось, что Наполеон удовлетворил интересы литовских дворян, предоставив им видимость самоуправления и сохранив власть над крестьянами. Однако выполнить взятые на себя Комиссией обязательства было не так просто. Достаточно сказать, что только Виленский департамент должен был поставить 200 тыс. ц. ржи, 2 млн. мер овса, 18 тыс. ц. сена и 18 тыс. ц. соломы. Эти поставки легли тяжелым бременем на литовских крестьян. Дворяне Свенцянского уезда жаловались, что «непрерывные переходы многочисленной армии отняли у нас все, разрушили даже наши дома и так нас разорили, что мы сделались бедняками».

Особенно беспокоило литовских дворян то обстоятельство, что их крестьяне не желали больше подчиняться. Они перестали выполнять барщину и стали нападать на помещичьи имения и на французские войска. Испуганные помещики просили Комиссию оказать им военную помощь, чтобы заставить крестьян повиноваться.

Наполеоновская Комиссия опубликовала воззвание, в котором убеждала крестьян быть послушными своим господам. Помещикам она обещала прислать военные отряды.

Пыл литовских дворян угас, как только были получены первые сообщения о поражении польской кавалерии у местечка Мир и под Романовом. Они охладели к идее создания своих полков. С трудом удалось сформировать лишь жандармские роты. Это заставило Наполеона организовать свою военную администрацию. Территория Литвы в военном отношении стала литовским генерал‑губернаторством во главе с генералом Гогендорпом. После этого уже Литва фактически представляла собой оккупированную территорию.

Пока Наполеон готовился к новому удару, первая русская армия двигалась к Дриссе. Александр I прибыл в Дрисский лагерь 26 июня (8 июля) и развил здесь энергичную деятельность. Как уже говорилось, он решил выполнить на деле план Фуля. В тот же день он направил Багратиону сообщение о том, что первая русская армия вскоре даст генеральное сражение.

Александр выражал удовлетворение дрисским сооружением даже после того, как А. Ф. Мишо и К. Клаузевиц усомнились в целесообразности этого лагеря, а Барклай‑де‑Толли прямо написал: «Я не понимаю, что будем делать со всею нашей армиею в Дрисском лагере… Заключившись в лагере, мы должны будем или со всех сторон ожидать нападения, или выслать сильный корпус, чтобы иметь сведения, где находится неприятель… Мне кажется лучше… большую часть армии расположить на левом фланге вне укрепленного лагеря, чтобы прогнать неприятеля, который приближается с этой стороны, или действовать во фланг и тыл тем силам, которые направлены против князя Багратиона; потому, что невозможно предполагать, чтобы неприятель в одно и то же время с одинаково превосходными силами действовал против нас и против князя Багратиона».

Барклай‑де‑Толли тогда еще не знал, что Наполеон действительно имел значительное превосходство: 420 тыс. против 165 тыс. русских.

Александр решил осмотреть Дрисский лагерь, чтобы окончательно убедиться в возможности его использовать. Сопровождавшие его лица дали отрицательные отзывы о лагере. Ф. О. Паулуччи назвал Дриссу второй Пирной и даже сказал Фулю, что такой лагерь мог создать «или сумасшедший или изменник». Однако царь не желал никого слушать, кроме Фуля, и остался доволен выбранной позицией: «Я, – писал он Барклаю‑де‑Толли, – нашел ее в том положении, как ожидал: все укрепления окончены, все мосты готовы».

Сомнения начались через несколько дней. В Дриссу прибыл адъютант Барклая‑де‑Толли, побывавший у Платова, который сообщил, что вторая армия не может пробиться через Вилейку и вынуждена отходить к Бобруйску. Таким образом, план Фуля лишался важнейшего элемента – маневрирующей армии, обеспечивающей удар во фланг и тыл наступающему противнику.

Новое сомнение возникло после того, как Барклай‑де‑Толли высказал предположение о том, что Наполеон будет наносить удар между Двиной и Днепром и этим самым вторая армия будет окончательно отрезана, а первая также окажется в тяжелом положении. Дрисса в этом случае теряла смысл фланговой позиции и превращалась, по выражению К. Клаузевица, в мышеловку для первой армии.

Но, как видно, Барклай‑де‑Толли сам испытывал колебания, потому что сначала он предложил перейти в наступление силами обеих армий в направлении к Сморгони. К 28 июня (10 июля) была даже подготовлена диспозиция. И только получив подтверждение об отходе второй армии к Бобруйску, он отказался от этого плана.

Первая армия прибыла в Дриссу 28–29 июня (10–11 июля). Но теперь уже Барклай‑де‑Толли знал о действительных силах Наполеона. Он самым энергичным образом высказался против сражения у Дриссы и потребовал соединения обеих армий. Его поддержал Л. Л. Беннигсен. Военный совет, который решил созвать Александр I, вызвал ряд проектов. Из них наиболее интересны записки, поданные А. П. Ермоловым и А. И. Чернышевым. Ермолов доказывал, что «оставаться в позиции при Дриссе, когда неприятель идет в середину России, бесполезно». Бесполезным он считал также движение за Двину в сторону Себежа и Пскова. Из создавшейся обстановки Ермолов видел лишь один выход – наступление. «Нужно, – писал он, – теперь идти на неприятеля, искать его, где бы он ни был, напасть, драться со всею жестокостью». Только этим можно предотвратить продвижение его в глубь России и открыть сообщение со второй армией.

Чернышев считал, что военное поражение может вызвать кризис государственных основ. Ради их сохранения нужно принести все жертвы. Опасно упускать драгоценные минуты; пока не поздно, надо отойти и опереться на резервы, которые нужно довести по крайней мере до 100 тыс. человек, а также на новую линию укреплений и лагерей, которые следовало соорудить у Ржева, Вязьмы, Дорогобужа, Гжатска и между Медынью и Юхновым. Только после этого перейти в наступление.

На опасность пребывания в Дрисском лагере указал также А. А. Аракчеев, который предложил перевести армию на правый берег Двины, расположить ее между Дриссой и Полоцком и здесь дать Наполеону генеральное сражение.

На военный совет были вызваны Барклай‑де‑Толли, А. А. Аракчеев, П. М. Волконский, принц Г. Ольденбургский, А. Ф. Мишо и Вольцоген. Докладывал о лагере полковник А. Ф. Мишо. Он пришел к выводу о невозможности принимать сражение в этой позиции. К его мнению присоединился также Вольцоген, прежде разделявший идеи Фуля.

Совет принял решение оставить Дрисский лагерь и отступить с целью соединения обеих армий. Но вопрос о пути отхода ввиду неясности обстановки остался открытым. Барклай‑де‑Толли приказал произвести рекогносцировку силами авангарда Я. П. Кульнева. Армия же в это время оставила лагерь, переправилась через Двину и расположилась между Покоевцами и Волынцами; на левом же берегу оставались II и III кавалерийские корпуса. Рекогносцировка не внесла ясности. По предварительным данным, главные силы Наполеона двигались к Дисне. Возникло опасение, что французы выйдут к Полоцку и тогда первая армия окажется отрезанной от второй и противник сможет свободно двигаться на Петербург и на Москву. На основании этого 4(16) июля войскам был дан приказ передвинуться к Полоцку.

Александр I не решался дать Наполеону генеральное сражение и вел себя неуверенно. Его страшила возможность поражения, в результате чего французам открывался путь на Петербург.

Из Дриссы армия отходила к Полоцку двумя колоннами по правому берегу Двины. 6(18) июля она сосредоточилась в Полоцке, выдвинув арьергард к Боровухе. Находившиеся на левом берегу Двины II и III кавалерийские корпуса переправились на правый берег и расположились между реками Дрисса и Дисна. В известиях из Главной квартиры этот маневр изображен так: «После успехов, описанных в последних известиях, первая армия следует быстро, левым флангом к Полоцку, соображая действия свои с движениями неприятеля».

После прибытия армии к Полоцку выявилось, что противник сосредоточивается к Глубокому, и, следовательно, опасность движения его войск на Петербург отпадала. Теперь нужно было не допустить выхода войск Наполеона к Витебску. Барклай‑де‑Толли докладывал Александру: «Польза службы, Ваше величество, требует, чтобы я со вверенными мне войсками поспешил к Витебску».

http://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=26912390

«Любомир Бескровный. Вся Отечественная война 1812 года. Полное изложение»: Алгоритм; Москва; 2017

ISBN 978‑5‑906995‑00‑1