«Не исключаю, что скоро все или почти все благотворительные организации в России будут закрыты, как это произошло в Беларуси»

Директор «Ночлежки» — петербургской НКО, которая помогает бездомным, — Григорий Свердлин покинул Россию. «Ротонда» поговорила с ним о том, может ли некоммерческий сектор оставаться вне политики и как вооружённый конфликт с Украиной повлияет на благотворительность в стране.

Дисклеймер: «Ротонда» вынуждена соблюдать требования нового российского закона, который под угрозой уголовного наказания запрещает употреблять слово «война» по отношению к действиям российской армии в Украине. Поэтому мы изъяли это слово из текста интервью. Да, мы знаем, что это выглядит абсурдно — но абсурдно сейчас выглядит абсолютно всё, что происходит вокруг.

— Почему вы решили уехать?

Я совершенно не согласен с ******, которую Россия развязала в Украине. Я открыто не высказывал свою позицию по многим политическим вопросам за последние десять лет – боялся подставить организацию. Но в этой ситуации молчать не могу. Я ходил на антивоенные митинги, стоял в одиночных пикетах и высказывал свою позицию в соцсетях. И я понимаю, что это подставляет и «Ночлежку», и меня. Ещё я получал предупреждения с разных сторон, что на меня косо поглядывают наши правоохранительные органы. По совокупности этих двух причин я и уехал. Я никогда не хотел эмигрировать и надеюсь вернуться. Но только когда закончится ****** и когда сменится эта власть.

— Что значит — «косо смотрели», кто вам это передавал? Люди из какой сферы?

Меня предупредили друзья и знакомые, у которых есть информация. Да и здравый смысл подсказывает: принят закон о фейках, и понятно, что если бы я продолжил стоять в одиночных пикетах с плакатом «Нет *****», то сначала последовало бы административное наказание, потом уже уголовное. Толку от меня не было бы в тюрьме ни для родителей, ни для коллег. Поэтому я уехал.

— Вы сказали, что это может подставить «Ночлежку». А как?

К сожалению, наши правоохранительные органы часто не отделяют личную гражданскую позицию руководителя организации от самой организации. Никогда в интервью, которые я давал, я не высказывал политических взглядов, потому что «Ночлежка», как и подавляющее большинство благотворительных организаций, вне политики, вне религии.

Последние две недели я активно высказывался резко против действующей власти. Понимаю, что это может привлечь нежелательное внимание к «Ночлежке». Я, конечно, себе никогда не прощу, если подставлю родную организацию. Поэтому я не просто уехал, я сложил с себя полномочия и передал их новому руководителю.

— А с Ночлежкой вы будете держать связь?

Да, я остаюсь в совете организации, буду продолжать на общественных началах помогать всем, чем смогу. Я не бросаю ни коллег, ни дело.

— Тяжело ли было смотреть на свою квартиру в последний раз, на район, где вы жили? О чем были ваши мысли, когда уезжали?

Тяжело, безусловно. Особенно тяжело было смотреть на родителей, с которыми не знаю, когда увижусь. Надеюсь, что в течение ближайших месяцев. Но никогда не знаешь точно. На квартиру тоже грустно смотреть, особенно на пять своих цветочков, которые там остались. Ну, что делать.

— Может быть, в какой-то момент на пару секунд думали, что нужно отказаться от идеи уехать и остаться?

Я, наверное, пару дней ломал себе голову по этому поводу. Потому что, конечно, очень тяжело… В первую очередь мне было тяжело бросать своих коллег в этот и так непростой период.

Но я в какой-то момент понял, что это никакое не решение. Что у меня нет выбора, потому что оставаться и молчать я не могу, просто физиологически не могу. А оставаться и говорить — это неправильно ни с точки зрения дела, ни с точки зрения личной безопасности. И единственный вариант — это уехать.

— А вообще с 24 февраля и до нынешнего момента какое у вас было состояние, в том числе психологическое? Как вы вообще новости листали? Как жили?

Мне кажется, как и у многих людей, придерживающихся той же позиции, что и я, состояние было не лучшее. Мне помогало то дело, которым я занимался, потому что всё-таки работа в благотворительности в этом смысле гораздо проще, чем работа в коммерческом секторе. Потому что в благотворительности ты много на что можешь повлиять. Да, ты не можешь повлиять на происходящее в стране, но ты можешь повлиять на жизнь конкретных людей, помочь им. Открыть приюты, открыть точки раздачи еды и много всего ещё, что мы делали с коллегами. Вот это, я думаю, мне помогало в первую очередь.

— Вы и в прошлом ходили на акции протеста, у вас давно была сформирована политическая позиция. Были ли раньше проблемы с полицией, ощущали ли на себе давление?

Были некоторые проблемы с полицией. Весь последний год я ездил с наклейкой на заднем лобовом стекле автомобиля «Свободу политическим заключённым». В мае прошлого года у меня на пять недель изъяли машину под предлогом «надо проверить, не в угоне ли она». При этом мне не для протокола прямым текстом говорили: «Ну вы же понимаете, мы люди подневольные». Это мне говорил сотрудник центра «Э», судя по всему. Он отказывался представляться, а машину изымали сотрудники ГИБДД. Машину вернули, наклейка осталась. Я на ней ездил до недавнего времени. Сейчас был вынужден снять, чтобы спокойно пересечь границу.

— Не боялись ли вы, что из-за вашей позиции рано или поздно дело не ограничится временным изъятием машины и всё станет серьёзнее?

Я понимал, что это один из вероятных сценариев. Если в середине прошлого года шансы этого были достаточно маленькие, то сейчас вероятность [политического преследования] большая и она росла с каждым днём. Если бы я остался в России, то сознательно бы продолжал нарываться. Я не могу мириться с происходящим, ходить в кафе, когда российские солдаты убивают украинцев. Российским солдатам я тоже, безусловно, сочувствую. Но ***** эту развязала Россия.

– Многие лидеры протестов уехали, обычные люди, которые были против власти, уехали. В России осталось мало оппозиции. Если мы посмотрим интервью с обычными жителями, то они будут высказываться, что либо вне политики, либо поддерживают действия президента. А кто будет протестовать, если у страны осталось так мало ресурсов?

Мне кажется, это когнитивное искажение изнутри нашего информационного пузыря. У нас уезжают многие друзья и нам кажется, что все думающие люди из России уехали. Это, конечно, не так. В интервью, которые вы упоминаете, мало кто готов на камеру рассказать, что Путин – военный преступник. Но так думают многие. По разговорам со знакомыми я вижу, что большинство россиян уже сейчас не поддерживают *****, с каждым днём их становится больше. По 1914, скажем, году, мы знаем, что в начале войны всегда есть народный подъём, а потом этот подъём стремительно сменяется спадом, если война оказалась не краткосрочной и не победоносной. Поэтому людей, недовольных происходящим, будет всё больше, а лидеры, совершенно точно, появятся. 140 миллионов человек в стране. Среди них множество харизматичных людей с лидерскими качествами.

— Кто сейчас обращается в «Ночлежку»?

К нам обращается всё больше нуждающихся за помощью. Это не беженцы, а граждане России. Они остались без работы из-за экономического кризиса. Количество обращений к нам росло с начала пандемии, а сейчас оно, боюсь, будет в разы увеличиваться. За последние тридцать лет мы такого не видели. Эти люди теряют работу, жильё. Например, нет денег на съём. Или те, кто не потерял жильё, но им не на что купить еду. Это, в основном, трудоспособные люди 25–50 лет.

– У «Ночлежки» всё стабильно?

Да. Я был бы плохим руководителем, если бы от одного человека всё зависело. Все наши проекты продолжат работать как минимум в этом году. Мы уверены, что летом запустим приют для пожилых в Ленобласти. Сейчас мы его строим. В ближайшие две недели откроется наш ресторанчик «Вход с улицы». В нём будут стажироваться жители наших реабилитационных приютов, бывшие бездомные. Они будут получать новую профессию, дальше устраиваться в другие точки общепита, а на их место мы будем брать следующих. Это, как специалисты называют, транзитное трудоустройство.

— Может ли организация быть вне политики?

Она должна быть вне политики. У благотворительной организации есть конкретные цели и задачи, прописанные в уставе. Наши цели и задачи – помощь бездомным людям. Это не политические цели. При этом, будучи директором «Ночлежки», я год назад подписывал письмо за допуск врачей к Навальному. Мы с коллегами выступали против закона об иностранных агентах. Нужно разделять политику как борьбу политических партий между собой и политику, которая касается жизни каждого из нас. *****, которую развязала Россия по отношению к Украине – это не политика. Это жизнь и смерть.

— С сотрудниками вы обсуждали то, как они высказываются о политике в соцсетях? Есть ли ограничения?

Ограничений на этот счёт никогда не было. Но мы всегда проговариваем: «Дорогие друзья, если вы о чём-то высказываетесь, то в личных соцсетях, а не в интервью, которые даёте как представитель организации».

— Многие организации думают, что им нужно воздержаться от высказываний против, что пацифистская позиция навредит людям, которым они оказывают помощь. С другой стороны, в обществе весом голос руководителей благотворительных организаций, это могло бы повлиять на ситуацию. Как вы думаете, ошибаются ли те руководители НКО, которые молчат, потому что боятся поставить под угрозу свое дело?

Я не думаю, что сейчас на ситуацию могли бы повлиять хотя бы какие-то голоса. Однако неделю назад мы с коллегами из других крупных организаций написали и опубликовали письмо [за мир в Украине]. Однако есть и другая часть благотворительного сектора. Они, с моей точки зрения, ошибаются. Из-за такой позиции у многих публичных людей – сотрудников театров, артистов, журналистов – мы оказались там, где оказались.

Я не исключаю, что спустя короткий промежуток времени все или почти все благотворительные организации будут закрыты, как это произошло в Беларуси.

Я не вещая Кассандра, но, с моей точки зрения, государство много лет последовательно брало под контроль очень многие сферы общественной жизни и общественной самоорганизации. И благотворительность – это одна из последних не вполне подконтрольных государству сфер. Я боюсь, что у государства могут дойти руки и до благотворительности, которая, с точки зрения наших чиновников, слишком вольно себя ведёт: критикует то социальную сферу, то медицинскую, имеет право на собственное мнение, не соглашается, научилась финансово не зависеть от государства. Нас и так много лет пытаются прибрать к ногтю, регламентировать. Вспомним закон об иностранных агентах. Сейчас эти трудности могут выйти на новый уровень. Но я буду очень рад ошибиться.

— Как будет обстоять дела с иностранными донорами? Прекратят ли они финансировать российскую благотворительность?

Уже прекратили. Две недели из-за решения правительства «Ночлежка» не получает никаких денег из-за границы. У нас иностранные деньги составляли небольшую часть – процентов 15 бюджета. Конечно, жаль, что этих денег не будет, но мы не закроемся.

— Станут ли люди сейчас меньше жертвовать?

У людей будет уменьшаться количество денег. У меня экономическое образование, и я понимаю: то, что сейчас происходит в сфере экономики – это кризис небывалых масштабов. Нас много лет пугали девяностыми, но сейчас, с точки зрения экономики, мы окажемся в начале девяностых в течение двух лет.У каждой организации разные источники финансирования – фонды, люди, корпоративные жертвователи.

Я уверен, что люди будут продолжать жертвовать. Но при этом денег у них будет меньше и возможностей кому-то помогать – тоже. Не потому что они неэмпатичные и несочувствующие – у нас много прекрасных людей. Но им будет едва хватать на себя. Пожертвования от людей, думаю, снизятся процентов на тридцать.

Сильнее всего сократятся корпоративные пожертвования – к концу года их число упадёт вдвое. Корпоративные пожертвования уже начали сокращаться. Это тяжелые времена для бизнеса, последние два года тоже ими были. Уже отвалились многие бизнес-жертвователи. И то, что они сократятся вдвое – это ещё оптимистичный прогноз.

Какое-то время будут деньги от государства и фонда президентских грантов. Это не более чем название – к президенту он не имеет отношения. Для многих организаций, особенно из регионов, где мало других денег, это зачастую единственный вариант финансирования. Если этот фонд внезапно закроется – это будет большим ударом по региональной благотворительности в России. А ударов сейчас и так будет хватать.