«В нос ударил ужасный запах: что-то гнилое, грязные носки, протухшая еда — все вперемешку»
Задержанные во время протестов петербуржцы — о том, как ночевали в автозаках и размазывали по стенам клопов
В январе и феврале 2021 года в Петербурге на протестных акциях полицейские задержали рекордно большое число горожан — больше двух тысяч человек. Силовые ведомства Петербурга с такой нагрузкой не справились: задержанным приходилось ночевать в автобусах и на голом полу в отделах. Многие из них столкнулись с правоохранительными органами впервые. «Ротонда» публикует монологи петербуржцев о том, какими были условия содержания в отделах полиции и собираются ли они, пережив этот опыт, снова выходить протестовать.
Беседовал Александр Лисицын, специально для «Ротонды»
«Я просила отдать мои вещи — полицейские сказали, что сдали их в ломбард»
Марина Мацапулина, 29 лет, отдел полиции №49, суд назначил трое суток ареста
31 января мы с другом стояли у ТЮЗа и ждали такси, до прибытия оставалась минута. Мимо бежала толпа «космонавтов», и один из них сказал: чего стоите, берите вот этих.
Два часа мы катались в автобусе от отдела к отделу: все они были переполнены. Привезли в отдел №49, изъяли все вещи, а тем, кто отказывался отдавать, угрожали «обезьянником». Пару девочек в «обезьянник» даже завели — они сразу передумали спорить.
До пяти утра мы сидели в небольшой комнате и ждали протоколов. Меня отвезли в суд, на заседании с протоколом я не согласилась: меня даже задержали не в том месте, которое там указано.
Весь оставшийся день я провела в 49 отделе. И только к вечеру меня и еще 13 человек посадили в микроавтобус и повезли в спецприемник на Захарьевской улице. Но там было битком, и все задержанные вместе с пятерыми полицейскими остались в автобусе. Я просила вернуть личные вещи, которые у меня изъяли, потому что всем остальным их выдали. Сотрудники ответили, что сдали мои вещи в ломбард.
К спецприемнику нас привезли в 23 часа. Полицейские спорили, куда нас везти: или обратно в отдел, или в Гатчину, или так и держать в автозаке. Часа через три в автобусе стало очень холодно. Там была вентиляция, полицейские пытались ее включить, но, кажется, она только грела ноги водителю.
В автозаке на улице мы провели всю ночь. Было очень тесно и неудобно. Сидишь, веки вроде бы закрываются, но заснуть не выходит. Лечь было невозможно, свободного места не было: в микроавтобусе было всего 15—17 сидений, вместе с полицейскими мы заняли их все. Только под утро одного человека увели, и его сосед смог лечь на два кресла.
Мы были не единственными, кто ночевал перед спецприемником в таких условиях: перед нами было еще автобуса три, за нами — еще несколько. Была даже «битва автобусов»: когда приезжал новый, наши полицейские выходили разбираться, чтобы мимо очереди никто не лез. Они сами хотели домой, и доходило чуть ли не до разборок.
Только к 9 утра нас выпустили из автозака и повели в спецприемник. В нем было гораздо лучше, чем в отделе полиции и в автобусе. Дали матрас, кормили, можно было покурить и почитать книгу.
Я много писала о политике в соцсетях и была к задержанию готова. Желание протестовать после полутора суток в спецприемнике и ночи в автозаке не отпало — наоборот, прибавилось мотивации. В спецприемнике на прогулке я общалась с другими задержанными девушками, у них такие же мысли — никакого страха, только злость на беспредел и беззаконие.
«Коснуться стен было невозможно: они были в каком-то говне и крови от убитых клопов»
Ангелина (имя изменено), 18 лет, отдел полиции №33, суд назначил 15 тысяч рублей штрафа. Вышла на митинг впервые
У меня не было цели идти на акцию протеста 2 февраля, в день суда над Алексеем Навальным, но я хотела посмотреть на действия полиции. Вела видеосъемку. В какой-то момент на нас с подругой побежала толпа людей, которых гнал ОМОН. Я тоже побежала, из-за угла выехал автозак, и нас туда упаковали. С нами была девушка, которая плакала и говорила, что полицейские при задержании ее душили.
Когда нас привезли в отдел полиции, мы поняли, что большинство оставят здесь на ночь. С меня полицейские сняли все украшения и шнурки, сопровождая процесс глупыми шутками из разряда «Доигрались, оппозиционеры».
В камере, куда меня посадили, было уже пять девочек. В нос ударил ужасный запах: это было похоже на что-то гнилое, какие-то грязные носки, протухшая еда — все вперемешку. Камера — примерно восемь квадратных метров. В ней стояла одна деревянная скамейка. Внутри нее был клоповник. Даже когда мы спали на полу, клопы все равно сильно нас кусали. Полная антисанитария — чувствуешь себя животным. Нас редко пускали в туалет, нужно было очень громко, настойчиво стучать в дверь, чтобы полицейские хотя бы подошли к камере.
Один раз нас выпустили из камеры, чтобы поесть: в комнате, куда мы сдавали на хранение вещи, стояли пакеты с бургерами от волонтеров. Некоторые упаковки были открытыми — может быть, еду из пакетов ели задержанные из других камер, но это не исключает того, что и полицейские могли что-то оттуда взять. (Ранее в ГУ МВД по Петербургу назвали информацию о том, что полицейские в отделе №33 съели предназначенную для задержанных еду, фейком. — Прим. ред.).
Мы вшестером старались ютиться на этой полутораметровой деревянной скамейке, спали по очереди — калачиком. Кто-то вообще почти все время стоял. Кто-то не выдерживал и ложился на голый — очень грязный — пол. Коснуться стен было невозможно: они были в каком-то говне и крови от убитых клопов.
Старались с девочками не терять присутствия духа, хоть и были уставшими и голодными — пели песни, перестукивались с другой камерой и даже играли в боулинг ботинками. Конечно, веселье быстро проходило: очень хотелось выглянуть в окно и подышать воздухом без смрада. Мы по очереди плакали и успокаивали друг друга, настолько сроднились за это время с девочками, что продолжаем тесно общаться до сих пор.
Спустя сутки с чем-то нас перевели в 51 отдел полиции, там было получше: дали матрас. Правда, когда правозащитники передали пакет с едой, полицейский кинул его нам со словами: «Жрите, свиньи».
Я немного боялась проблем в колледже, но наш профсоюз после задержаний заявил, что принимает любую нашу позицию и даже может помочь с адвокатом. Намерена и дальше выходить на митинги. До этого я про этот беспредел только читала, а сейчас увидела его сама, и моя цель — продолжать отстаивать свои гражданские права.
«Полицейские сказали: рассказываешь три скороговорки — и мы тебя отпускаем»
Дмитрий Бурылов, 24 года, отдел полиции №85, суд назначил 15 тысяч рублей штрафа
Меня задержали у ТЮЗа 31 января около 17:00, когда ко мне подошли журналисты и попросили об интервью. Отвезли в отдел полиции в Ломоносове.
Три часа я ждал очереди, чтобы дать объяснения полицейским. Они говорили, что чем меньше мы будем возмущаться, тем быстрее нас отвезут в суд. Но я возмущался: не согласился с написанным в протоколе, требовал, чтобы мне выдали его копию. В итоге меня и еще пятерых — они тоже возмущались — оставили ночевать в отделе.
Одним из последних, кого из отдела повезли в суд, был парень, с которым я подружился. Полицейские, молодые ребята, начали над ним глумиться. Ему сказали так: ты нам сейчас рассказываешь три скороговорки, и мы тебя отпускаем. Выглядело это не как издевательство, а как какое-то раздолбайство. Парень обрадовался, что его отпускают, начал вспоминать. Какие-то скороговорки ему не засчитали, какие-то засчитали, но в итоге отправили в суд.
Меня оставили ночевать в отделении полиции, отвели в камеру. Она была небольшая — два на два метра, я там был один. В камере была скамейка, я пытался поспать на ней. Но скоро в соседнюю клетку привели нетрезвого человека. Он бился головой об стены, орал и даже не мог контролировать свои естественные нужды — и так всю ночь.
На следующий день сотрудники несколько часов искали транспорт, чтобы отвезти меня в суд — все машины были заняты — и доставили на заседание только к 18 часам. За сутки я поел всего один раз (еду привозили волонтеры), но я практикую голодание, это мне помогло.
Задержание не отбило у меня желания протестовать. Наоборот, я стал писать о протестах и говорить о них с еще большей мотивацией.
«В автобусе был мужчина в крови, которого задержали в халате — он объяснял, что шел в магазин»
Полина, 21 год, отдел МВД Пушкинского района, суд назначил 10 тысяч рублей штрафа
Меня задержали вечером 31 января. Я собиралась идти домой, вдруг налетел ОМОН — я, как и все, побежала. Как меня задержали, толком не поняла — но упала и сильно ударилась об стену головой и левым плечом. Кроме того, почувствовала удары дубинкой.
Было очень больно. К тому же, я раньше занималась спортом, и у меня уже несколько раз было сотрясение мозга.
В автобусе, куда меня отвели, был мужчина в крови, которого задержали в халате. Он объяснял полицейским, что шел в магазин.
Когда мы приехали в отделение в Пушкине, этого мужчину забрала «Скорая». Я сказала сотруднику полиции, что у меня болит голова и мне тоже нужна медицинская помощь. Он ответил: сейчас вызовем.
Боль была такая, что шли слезы. Я продолжала просить сотрудников вызвать «Скорую», мне снова пообещали. Около 18 часов позвонила в «Скорую» сама, но там сказали, что в отделение полиции вызвать медиков я не могу — только сотрудники вправе это сделать.
Где-то в 22 часа медики приехали, сотрудница «Скорой» спросила, поеду ли я в больницу. Я оставила это на усмотрение врачей. Но вышел сотрудник полиции в штатском и сказал, что госпитализации не будет: меня повезут в суд.
Заседание состоялось в час ночи. Поездка на такси до дома обошлась в 1800 рублей. На митинги в ближайшее время я не пойду: опасаюсь за свое здоровье.
«Мы смеялись: полицейские совершили ДТП и сразу же скрылись»
Николай, 29 лет, отделы полиции №55 и №39, суд назначил 15 тысяч рублей штрафа
Меня задержали около ТЮЗа 31 января. В какой-то момент народ стали вытеснять с Пионерской площади. Я снимал на телефон плакаты, ко мне подошли со спины, взяли под руки и повели в автобус.
Автобус, в котором нас повезли в отдел полиции в Колпино, явно был не предназначен для того, чтобы возить задержанных: он был слишком широким для узкой подъездной дороги у отделения. Рядом были припаркованы машины. Водитель минут 15 пытался протиснуться, но все-таки чиркнул чей-то автомобиль — и поехал дальше. Мы смеялись: как же так, сотрудники правоохранительных органов совершили ДТП и сразу же скрылись.
В отделе нас посадили в актовый зал, принесли воду. Вместе со мной было около 30 человек. Среди нас был только один несовершеннолетний (его забрали родители), человек восемь были людьми за 50. Например, с нами был мужчина лет 70, искусствовед, книги пишет по импрессионизму — преподаватель СПбГУ.
Окон в зале не было, было темно. Кто-то сидел на стульях, те, кому их не хватило — прямо на полу.
Часа через четыре волонтеры привезли еду, приехал адвокат от правозащитной организации. С нас брали объяснительные — это затянулось еще на несколько часов.
К этому времени стали привозить еще людей — кажется, с Сенной площади — человек 70. Место в актовом зале закончилось, и их отправили на второй этаж, где они тоже уселись кто как: на стулья, на пол в зале и в коридоре. Отделение было переполнено, и часть людей — в том числе меня — перевезли в соседнее, где актовый зал был побольше.
Я разговорился с полицейским, который составлял протоколы, речь зашла о поправках в Конституцию. Он внезапно сказал, что на него давили на работе, ему это не понравилось, и он проголосовал против. Его коллега пожаловался, что уже два дня не спал и не понимает, зачем вообще привозить протестующих в отделы — мол, погуляли бы и разошлись.
Ночью стали отпускать людей с протоколами. Правда, одну девушку вернули. Она рассказала нам, что уже села в такси, но подбежал сотрудник попросил паспорт. А потом сказал: «Это ваш твиттер?» Она ответила, что да — и полицейский, по ее словам, велел ей вернуться в отдел. В твиттере она описала историю, которая произошла в автобусе с задержанными: парень попросил открыть окно, потому что было душно, и попытался в него выпрыгнуть.
Спали мы там же, в актовом зале. Там стояли лавки вроде тех, что бывают в университетских аудиториях, но их было немного. Я попытался поспать на полу, но надолго заснуть не получилось.
Около 15 часов на следующий день нас повезли в суд. После того, как судья закончила с официальной частью, она прочитала мне лекцию — говорила, вы же видели в интернете, что Навальный проводит митинги? Почему вы не прошли мимо? Почему стали снимать? Ходите по своим митингам, а я из-за вас не сплю!
Я не боюсь и дальше выходить на протесты. Я работаю в небольшом интернет-магазине, наш руководитель живет на Дальнем Востоке, где протестуют из-за ареста экс-губернатора Сергея Фургала. Он нас поддержал — сказал, молодцы, что вышли, я смотрел прямую трансляцию.
«Когда нас отпустили, мы несколько раз мылись и дважды перестирывали вещи — запах был стойкий»
Евгений (имя изменено), 23 года, отдел полиции №1
Меня задержали в день оглашения приговора Алексею Навальному — 2 февраля — примерно в 00:30 в районе Площади Восстания. Моя девушка снимала видео, а я увидел толпу полицейских. Говорю: надо бежать, нас сейчас возьмут. Так и вышло. Девушка возмущалась, сотрудник ее грубо толкнул.
Нас завели в «бобик», но не в заднюю часть — там уже было битком — а в салон к ОМОНу. И сотрудники давай говорить: «**** [чего] вы тут делаете? Майдан сейчас устроите? ******** [уезжайте] на Украину, в Америку, там все это вытворяйте».
В отделе полиции нас — 12 человек — завели в комнату. Размером метров 7—10, два стола, одно окно и один шкаф. Там мы просидели до 6 утра. Начальник отдела был подчеркнуто вежлив — наверное, играл в «хорошего полицейского», а другой был как бы «плохим» — пугал, материл, говорил, что мы «черти» и «обезьяны».
В отделе было три камеры. Меня и еще семь человек отвели в одну из них. Там было грязно и воняло мочой. Когда нас с девушкой отпустили, мы несколько раз мылись и дважды перестирывали вещи, потому что запах был стойкий. Туалет — дырка в полу, тоже очень грязная, рядом — зубная щетка. Смыв не работал, вонь ужасная. Стены в камере каменные, вдоль них — скамейка буквой «П». Сидеть на ней неудобно, затекают ноги. Там можно было полежать, но только боком — слишком узко. На стенах — пятна крови.
Хотелось спать, я бросил на пол куртку и лег на нее. Остальные спали так же — правда, не у всех была куртка, и люди очень мерзли. Кто-то спал сидя, калачиком, обхватив колени.
Утром меня перевели в другую камеру — «к самому буйному», как сказали полицейские. «Самым буйным» оказался сотрудник ФБК Даниил Кен. Его задержали еще 23 января, суд уже отправил его под арест, но так как в спецприемнике не было мест, его посадили в камеру отдела полиции, хотя она для этого не предназначена. Он просто просил все делать по закону — дать ему постельное белье, завтрак, воду, позвать врача. Ему разве что налили стакан воды из-под крана, но он от нее отказался. От еды волонтеров тоже отказался — из принципа.
В общей сложности мы просидели в отделе 18 часов и ушли с протоколами. Перспектива получить наказание в виде ареста меня пугает не сильно. Не хотелось бы проблем с выездом за границу и с работой — но на работе и меня, и мою девушку поддержали.