Надзиратель о колонии
«Сотрудники бегают мыть руки каждые 15 минут»
Я пришел в систему в середине «нулевых», чтобы уклониться от армии, пока шла Вторая чеченская война: на время работы там давали отсрочку. Заморачиваться особо не стал — и пошел на службу в ближайшую к дому зону. В те времена за решеткой был настоящий кадровый голод, поэтому брали едва ли не всех. Пришел человек с улицы, прошел психолого-физиологическое обследование (ПФЛ), сдал физподготовку — и может оформляться на должность.
Первое, что бросается в глаза на зоне — гнетущая обстановка и болезненный вид некоторых осужденных. Там, за решеткой, своего рода закрытое государство, где может происходить все, что угодно. Жилая зона напоминает армейские казармы; там одновременно содержится 1200 заключенных, разбитых на отряды по 100-120 человек. Примерно треть из них — носители ВИЧ и туберкулеза.
Сотрудники бегают мыть руки каждые 15 минут, чтобы не подцепить заразу. Зэкам с этим сложнее: на десятерых у них всего один умывальник, в бане мыться можно только раз в неделю.
До этого все ели и спали вперемешку, а то, что зэки могут слечь со смертельной болезнью, никого не волновало. Ясное дело, отбывающие наказание хотят одного — убраться с зоны поскорее. Проблем никто не хочет. Поэтому многие придерживаются правила «не борщить» и выполнять все требования, чтобы спокойно отсидеть срок.
«Нары с зэками делить не хотят»
Когда опер-новичок поступает на службу, его сразу учат негласным правилам колонии и формируют негативное отношение к заключенным. Вообще же на зоне содержатся и «первоходы» и «рецидивщики», но в первую очередь нам давали читать дела тех, кто совершал страшные зверства. Это мог быть, например, каннибализм по отношению к собственной матери или изнасилование и убийство малолетних. Это делается для того, чтобы сотрудники не испытывали сострадания и не брезговали, в случае чего, браться за дубинку. Лично я две ночи не спал после прочитанного.
В то же время запрещается оскорблять незнакомых осужденных или унижать их при отряде. Один на один — еще куда ни шло. Дело в том, что зэки тесно «повязаны» друг с другом, им свободу дай — они такой отпор дадут, что мало не покажется. Были случаи, когда офицер обзывал кого-то, а потом начинались бунты.
Что до издевательств, то никто не будет трогать «серого мужика», который живет по порядкам, не «тянет» (проносит) наркотики и не устраивает мордобой. Прокуратура сейчас ездит в колонии, как на работу, поэтому любое применение спецсредств — наручников, газовых баллончиков и резиновых дубинок — должно быть зафиксировано в отчетаx. Неугодных, которые, например, ставят брагу и толкают своим, могут закрыть в изоляторе. В открытую истязать не станут. Сотрудники видят, что творится на зоне — и нары с зэками делить не хотят.
Совсем иначе обстоит дело с новоприбывшими арестантами. Зона — место суровое, на долгие «реверансы» времени нет. Чтобы понять, кто из заключенных «черный» (блатной), вплоть до 2011 года устраивали «знакомство» в закрытой карантинной зоне. Перед досмотром все осужденные попадали в коридор длиной 30 метров и сразу получали от администрации приказ — движение по карантину бегом.
Если побежал — согласен со всеми правилами распорядка колонии, если нет, его возвращали обратно, избивали резиновыми дубинками и угрожали, что пытки будут продолжаться, пока он не побежит. Если не понимал и со второго раза — его определяли в строгие условия содержания.
Так администрация принимала решение, в какой отряд определить осужденного, чтобы в дальнейшем он не доставил им проблем. Бывало, спросят: «Кто ты по жизни?» В ответ — гордое «Гражданин!» А уже через пять минут после распределения этот гражданин прибегает и кричит, чтобы его спасли.
«Если сунется на зону — зарежу»
При работе во ФСИН год идет за полтора — и на пенсию можно выйти рано, а после 2012 года зарплаты сотрудникам подняли в два раза. Поэтому на службу стали по блату приходить родственники руководства. Они считали, что им позволено больше, чем остальным, превышали свои полномочия и травили заключенных. Такие выходцы из «золотой молодежи» мнят себя непонятно кем, а сами до турника на физподготовке допрыгнуть не могут. Зэки их, ясное дело, не уважают. Для них авторитет лишь тот, кто не дает слабину и умеет себя поставить без дешевых понтов. К таким они уважительно обращаются по званию или имени-отчеству.
А «мажоры» осужденных вообще за людей не считали: стравливали друг с другом за глаза, подбрасывали запрещенные мобильники перед начальством, оскорбляли. Был случай, когда новый сотрудник из личной неприязни к арестанту обложил матом его мать и запретил им свидание, которое было положено раз в год. Тогда мы едва предотвратили бунт, но заключенный заявил: «Если он (обидчик) сунется на зону — я его зарежу». Пришлось увольнять «героя».
Кроме таких недалеких сотрудников, которые пытаются издеваться над заключенными, есть те, кто вступает с ними в незаконные интимные отношения. За решеткой ведь как — не считая жилой и промышленных зон, есть школа, ПТУ, медсанчасть, поэтому среди сотрудников попадаются и женщины. Одна такая сотрудница ездила в соседнюю колонию на свидания под видом гражданской, другая завела зэка-любовника, хотя работала на зоне со своим мужем. После этого он устроил с тем осужденным нехилые разборки — еле разняли. Бывали и случаи проституции — правда, неявной.
Делается это так: знакомые на свободе находят готовую на секс с зэком девушку, оплачивают услуги и помогают ей оформить справку из ТСЖ, для которой необходимы три свидетеля. Они подтверждают в документе, что девушка проживала ранее с арестантом и была его гражданской женой. Затем проститутка приходит на свидание с документом и, если руководство дает добро, сотрудники обязаны ее пропустить. Тут уж ничего не попишешь.
«Пропустишь килограмм помидоров — всех сдадут»
Бывают случаи, когда преступные приказы сотрудникам отдает руководство. Когда я работал начальником оперативного отдела, руководство регулярно требовало пропускать при досмотре средства связи, холодное оружие, алкоголь и наркотики для «блатных» зэков, которые влияли на обстановку в колонии.
При этом сотовая связь была под жестким контролем: по закону можно просматривать переписку осужденного и прослушивать его телефонные переговоры. Чтобы избежать проблем с «блатняком», мы или ставили «глушилки», перекрывающие связь, или подсовывали зэкам наши SIM-карты для прослушки.
В производственной зоне, где работают заключенные, тоже творился беспредел. Начальство получало нехилые откаты, закупая товары с наценкой у поставщиков, которые имели с этого выгоду и возвращали им часть суммы, взятой из госбюджета. У рядовых сотрудников свой способ заработка: это продажа водки и наркотиков заключенным. За 12 лет службы я поймал восемь «продавцов» в своей колонии. Наценка у них бешеная. Если на свободе бутылка, условно, стоит 100 рублей, то за решеткой — 1400. С остальной «запрещенкой» ситуация такая же.
Конечно, есть поставщики наркотиков и среди арестантов. Их помогают вычислять завербованные зэки-стукачи, которые за поблажки на зоне сливают каналы поставок «запрещенки» и сдают арестантов, готовящих беспорядки. В основном стукачи работают за свидания, зачеркивания на рабочих карточках отметок о нарушениях, возможность лишний раз помыться или за скоропортящуюся еду, исключенную из тюремного рациона. Пропустишь килограмм помидоров — они за это всех сдадут как на духу.
«Были убийства из-за карточных долгов?»
Некоторые осужденные не выдерживают жизни на зоне и кончают с собой. За время моей службы было 18 суицидов. Мотивы у всех разные: одного жена бросила, у другого мать умерла, кто-то просто не вынес условий за решеткой. Еще было четыре убийства из-за карточных долгов. Некоторые пытались намеренно себя покалечить, чтобы попасть в больницу на реабилитацию и отсрочить выплату за проигрыш.
Всем осужденным на месяц положено десять одноразовых бритвенных станков, чаще всего ими и «кромсались». Несколько раз брали сотрудников в заложники или пытались бежать, но таких быстро скручивали. Есть особая категория склонных к побегу, о таких сотрудникам сообщают стукачи и их отслеживают.
За все 12 лет, что я работал в системе, только одному почти удалось покинуть территорию колонии. Это был зэк, проигравшийся в карты, который очень грамотно все спланировал. Во время обхода он отследил по минутам, сколько идет человек и с какой скоростью, проверил периметр, выждал подходящий момент, чтобы покинуть здание, а колючие ограждения обезвредил с помощью разорванной простыни. Остановили его только у четвертого забора, применив огнестрел.
Пока я служил, успел поседеть и внешне состариться лет на двадцать. На работу потом устроиться сложно — или по знакомству, или надеяться на удачу. Зона никого не отпускает — мне до сих пор иногда звонят из полиции и просят пробить информацию по какому-нибудь делу у моих бывших арестантов, вот и приходится опять во все это лезть. Единственный плюс службы — учишься разбираться в людях и потом всегда понимаешь, друг перед тобой или враг, но все равно постоянно находишься начеку.