Ричард III, Коляда-Театр на Страстном (второй показ), 25-01-2016
Второй день получился интереснее, а издалека смотреть спектакль любопытнее, видно сразу всех змей и масштабные картины.
И все равно здесь что-то иное, перевернутое с ног на голову. И, ощущение, что все сцены, всем даются непросто. Мне бы очень хотелось увидеть «Ричарда III» спустя год-два, когда десять тысяч пакетиков будет заварено, когда даже игрушечные змеи освоятся настолько, что начнут ползать, а скамейки в финале сами будут бросаться и душить человекоподобных змей.
Ведь здесь все не так! Не так как ожидаешь и эта нестыковка вызывает дискомфорт. Первое действие под зловещую музыку всего лишь кровь в тазике, а когда во втором начинаются убийства все сделано неким шоу, кабаре (вспомните «Трамвай Желание», когда Стела рожать начинает и ее за ноги хватают, веселуха). Многие ждали «... какой-нибудь монолог. Дайте нам образчик вашего искусства. Ну! Какой-нибудь страстный монолог». А надо ли...?
Слово уходит, оно обесценивается. Потоки информации со всех сторон корректируют наши возможности восприятия. И чтобы монолог/текст воспринимался его повторяют несколько раз, его переносят в иные плоскости, воздействуя на органы чувств. Так делает Бутусов, например, в «Беге», когда оглушает зрителя громыханием музыки в течение более 15-ти минут, словно и во внезапно возникающей тишине стихи ложатся в очищенное сознание, воспринимаются без примесей. Исключив слова из спектакля, переведя все в язык жестов, Кулябин позволил действительно услышать чеховский текст «Трех сестер». Богомолов давно исключил «страстные монологи» из-за их ненастоящести на сцене, а в спектакле «Мушкетеры. Сага» яростный моноложище Атоса из наслоений штампов и их повторений едко высмеивается. Миркурбанов говорит прекрасно и даже если вслушаться, в речи Атоса то все будет понятно. Но сразу после монолога выходит человек и говорит: «Объясняю для тех, кто нифига не понял». Тишина в «Евгении Онегине» Туминаса – это отдельный персонаж, это и деревенская скука и городское томление. Спектакли, воспринимаемые не через слово, а через вибрацию, через тишину, через музыку, зачастую, оказываются интереснее. Хотя зритель все еще не готов слушать и читать тишину. А звенящая статика Уилсона в «Сказках Пушкина», а тишина движения Гёббельса в «62 способа подпереть голову рукой». И все эти штуки сознательно или интуитивно появляются сейчас все больше и больше. Могу продолжать )) «Концлагеристы» Александра Вахова. Адский скрежет в начале, вымораживающий мысли и ритм свободного ветра – воздействие на спинной мозг, который передает мысль и легкость головному мозгу. «Пусть Хрустальный» Александра Сысоева, где слово и мысль оформлено танцем, движением и оттого легче взлетает.
А самый прикол. Например, «Гамлет» Николая Коляды (премьера 2007 года). Дуэль, где нет дуэли, нет и не слышно кто кого убил, когда выпил вино, ах, кровь на рукаве. Есть только ритм музыки, ритм шагов, ритм вращающихся в противоположные стороны Гамлета-Лаэрта и общего круга. Но там частично, а «Ричард» весь такой, где слова заменены на массовые сцены, эмоции на звуки животных. Весь мир сделан животным (причем, когда Ричард «играется» в своей детской комнате, на войне и т.п. до прихода к власти все спокойно он плюет и живет как умеет, а у власти его выходки у «элиты», сидящей по скамьям вызывают спазмы, здесь принято только шипеть). Возможно, что-то упускаю. А «Землемер», где работает тишина и картинка, а слова похожи на луковую шелуху, которую нужно поскорее отбросить. Там тишина вырисовывает ощущение смерти (почти так же тишина срабатывает в «Юбилее Ювелира»). «Землемер» - премьера 2006 года. Десять лет назад, Карл! Десять! Когда в Москве еще были популярны рюшечки и фестончики (текст дописываю после «Мертвых душ» ))) От «Землемера» возникало ощущение, что смотрю просто новый премьерный московский спектакль.
В общем... я бы из Ричарда вообще все слова убрала )) В начале, когда началась музыкальная «война» в дыму и свете, когда на коленях люди припадают к земле, а Ричард перешагивает через них. И здесь будет только один ряд, а в финале спектакля, когда замкнется круг рядов будет больше – геометрическая прогрессия войны. Когда «павлиний хвост» рук отсчитывал такты, когда на сцене существовал механизм и все в нем работало. Это некая машина, движущаяся вперед (может война, может политика, может что-то еще) и она работает. Ты смотришь со стороны и не понимаешь ход, но отчетливо слышишь тик-тик-тик-тик. Эта работа завораживает, в ней нет места словам. Нарастал внутренний страх – неужели это сейчас закончится (а оно в любом случае закончится) и как от этого перейти к словам из букв, давайте продолжать в картинках. Буквы появлялись, а потом их замещали картинки змей и прочих ползущих. А в финале, когда «машина» с этим гусеничным ходом снова будет запущена, все выстроятся и будут шагать. Какой же беспросветный гадюшник. В «Борисе Годунове» царя хоть замотали и похоронили, здесь же не просто швырнули, но и сверху по-вампирски накинулись крокодилы-змеи-гады.
А каркания, сплевывания и посвистывания. Птичий крик – это и смех и плач, который звучит, мягко говоря, жутковато. Птицей в черной распахнутой шубе бьется и кричит Леди Анна и чуть ли не клюет внутренности мужа. Это животный мир, мир лишенный чего бы то ни было человеческого. Впрочем, есть там один человечек, сражающийся с армией. Ксения Копарулина еще выдаст Гамлета в противостоянии с Олегом Ягодиным. Даром что ли звучит это обращение, скопированное с ягодинского Гамлета - «дзьядя». Кстати в «Ричарде» еще одна прекрасная картинка, но из другого спектакля «Король Лир» - Елизавета (Вера Вершинина) бессильно оседает, а ее держат за руки лорды. Они ее когда-нибудь не удержат, когда она вырывается; это нечто потрясающее, сколько их там... четверо, пятеро ребят пытаются сдержать девчонку. ха!
Сам Ричард – некий раздражитель, который приводит в движение всех остальных. Но в первую очередь женщин. Получается Ричард и его женщины как особая сторона продвижения к власти.
Мой путь за Ричардом прерывист в картинке детали перемещаются, складываются как калейдоскоп в разные картинки.
Просто рогатка, обычная раздвоенная палочка с резинкой, мальчишеская игрушка, но что с ней происходит. А не раздвоенный ли это язык змеи? Это и регалии, признаки власти (хотя чем это отличается от языка змеи). Рогатка на шее у Ричарда, он душит этой «властью» женщин и выстреливает ими. А в начале «павлин» из рук (первый раз просто смотришь с выключенным мозгом – красиво и все), почему пальцы в этом павлине «расплющены»? – а не головы ли это змей, отрастающих на руках каждого жителя этого «мирного» мира с языками-рогатками. Позже Ричард будет в руках держать по пучку змей и это такие же «расплющенные» пальцы того «павлина», что был в начале. Ну и, конечно, весь этот «павлин» - это лернейская гидра власти. Ричард и сам такая рогатка (костюм – шорты (короткая раздвоенная часть) и майка), а потом он будет сидеть на стремянке (перевернутой рогатке). А затем Ричард на постаменте (почти как Ленин) в каком-то жутком и нескладном костюме.
И все-таки не могу пока отказаться от мысли о шалуне в детской комнате, перерастающей в масштабы страны. Начало, где полукругом сидят куколки-игрушки в цветных нарядах. Мальчишка в чистой майке, а затем резко вырывает сердца и на груди слева остается красное пятно. Он моется сгустком крови, зарождение чувств в этом мире исключено. И финал, где игра в детской превращается в пожирание друг друга, «челюсти» отдыхают, игрушки валяются, сердца раскиданы, у гидры вырастает новая голова. А новая ли? Или это «зарождающийся» Ричард, ведь это его Тень в финале, а сам Ричард взяв микрофон у явившихся к нему Теней-Призраков уже стал Призраком. Ой-ой-ой как все запутано здесь.