Ричард III, Коляда-Театр, 5 сентября 2022

Подряд посмотрела два непростых спектакля. «Лир» и контрольный в голову - «Ричард III». Максимальный предел моих эмоциональных возможностей восприятия Шекспира достигнут. Теперь нужна комедия.

«Лир» о радости. «Ричард III» - спектакль о любви. Спектакль в котором нет ни капли любви, но есть её отчаянная нехватка. Любви так и не возникнет (кроме любви к чаю). Более того, даже мысль о существовании любви постепенно испарится. Страшно.
Так просто и очевидно! Англия - чай, чай - Англия, поэтому чайные пакетики, поэтому их так завораживает чай. Мне потребовалось лет пять, чтоб это понять. Ничего. В итоге ведь поняла :) Любой чайный пакетик, вошедший с одного конца, рано или поздно выйдет с другого. Наверно это всё что нужно сейчас знать. Любой. Чайный пакетик. Будет переварен. В антракте посмотрела год премьеры, хотелось убедиться, что не 37-й. Премьера 27 марта 2015 г. - в день театра.
Время, контекст, просто вчерашний день (а вчера был «Лир») меняет восприятие. Помню как мне было жаль Ричарда - искарёженного мальчишку. Даже старые записи разыскала. Сейчас не могу его жалеть, ненавидеть тоже не могу, но и других чувств нет. Что можно чувствовать, когда тело Ричарда замотали в его же собственную паутину, раскрутили и отшвырнули? Несчастнейший, одинокий человек, который играл в игрушки как умел. Но его трудно жалеть. Очень. Не знаю это у меня каналы сочувствия перекрыты или сам Ягодин отгородил, лишил малейших зацепок, чтобы испытывать к этому кривому уродцу какое бы то ни было чувство. Этот актёр может, точно знаю.

Не знаю хорошо или плохо, что вчера был «Лир». Казалось спектакли продолжают друг друга, особенно как завершается один и начинается другой. Лир кладет руку в краске на сердце, оставляя отпечаток ладони. Ричард начинает с того, что шлепает рукой с красным чаем по сердцу и вскидывает руку вверх. Даже растянутая хламида в которой ходит Ричард похожа на потрепанный истерзанный джемпер Лира. Вот он Эдмунд, который не умер. Чувак, извини, но моя ненависть к тебе со вчерашнего дня не выветрилась. В «Лире» чистая радость театральной игры выворачивается в услужение корыстным целям. Там все хороши и преуспели в этом гадком деле, но особенно преуспел Эдмунд-Ягодин, который все свои актёрские таланты вывернул до макимально гадостного предела. Он сознательно шаг за шагом превращает театр в виртуозную корыстную игру. Трудно отделаться от идеи игры в фальшивый театр, игры для достижения целей. Добро проиграло в «Лире» с разгромным счётом, в «Ричарде» его нет и в помине, а фальшь множится и превращается в местную чистую монету. Игра поставлена на службу злу. Все шипят, кричат, пищат. Людей нет, только звери всех возможных кусачих мастей. Плюс игрушечные птички «Лира», в которых здесь превращены актёры и которых из рогатки расстреливает Ричард. По логике далее нужно смотреть «Калигулу» как приквел «Ричарда».

Ричарда трудно понять и привычно сопереживать или следить за персонажем. Отчетливо понимаешь и видишь его целенаправленное движение. Шаг за шагом он плетет паутину, чтобы в финале первого действия накинуть её на толпу, изумленно поднявшую руки вверх. А потом в центре Ричард встанет памятником самому себе – в белой накидке с клубком змей в руке . Вот он победитель – всех мерзостных гадов собрал в кулак. «Аминь» после всех why и прочих бла-бла звучит громом. Что вы хотели? Всегда кто-то максимально переиграет всех. Но в этой игре не будет победителя и снова всё движется по-кругу. Не только с Ричардами, но и со всеми персонажами, со всем террариумом.

Персонажи сливаются воедино. Я и в пьесе-то с трудом отличаю всех этих сэров и графов. А здесь все в цветном блестящем аляпистом. Первое действие – серьезная игра в жутко несерьезных костюмах. Все блескучие платья, цветастые колготки и косынки/футболки на головах – дикость на которую невозможно смотреть и не смеяться. Вот придумал Коляда! Придумал за разномастной яркостью спрятать индивидуальности, слепить всех в единую массу. Из этой массы время от времени появляются персонажи и у актёров есть пара минут объяснить кто он и чего хочет до того как Ричард грохнет очередного родственника. Сверхзадача ))) И тут все движется по-кругу. Очередной ползучий гад надеется переиграть другого, но терпит поражение.

Спектакль трудно смотреть. Некому сопереживать, некого жалеть. Всё просто: в звериной иерархии проигрывает тот у кого клыки меньше (то есть дети и женщины). Здесь плюют и стреляют в спину, с насмешкой щедро раздают пинки. Смешно когда ты снаружи круга, но если внутри и не можешь ничего противопоставить коллективной травле…ну, извини, у тебя нет шансов. То есть в принципе шансов нет ни у кого. Страшно. Странное ощущение. Спектакль без очищающего, успокаивающего, примиряющего финала. Эмоционально-визуальная жесть без шанса на спасение. Даже без шанса на шанс на спасение. Единственное примирение – всё заканчивается рано или поздно, всё заканчивается. В комнате заваленной игрушками, плюшевыми сердечками (ведь это тоже желание любви, окружить себя сердечками) Ричард изобразит как минимум двух, может больше исторических 'Ричардов'. Ричарды своих эпох гибнут в собственной паутине.
Бесконечно повторяющийся вновь и вновь во всех плоскостях ужас. Снова и снова появляется персонаж и исчезает. Хорошо, что это не про людей, а про змей, ворон, волков, кто там ещё есть. С людьми так не бывает. Поэтому аплодисменты должны длиться вечно, как негласное соглашение между сценой и залом – бывает вот так, холодно и жутко, мы об этом все знаем, но мы тут, мы вместе, а спектакль про любовь.