#вползли_в_науки, выпуск 2. Кто спасает гордых птиц?

— Давайте начнём. Расскажите в двух словах о том, чем вы занимаетесь, и своих объектах. — В двух словах об объектах и целях рассказать трудно, потому что их очень много. Наши объекты – это хищные птицы, и что мы с ними только не делаем. У нас очень много задач и проектов, и каждый занимается всем понемногу. Наши объекты – хищные птицы, гнездящиеся в России, а занимаемся мы их охраной и изучением.

— Я знаю, что вы много работаете с трекерами, отслеживая миграции орлов и других хищников. Насколько эти технологии распространены в современной зоологии, и какие у них плюсы и минусы в сравнении с традиционными методами?

— Они очень распространены. Вот, у меня тут одна из последних моделей трекера под рукой валяется. Сейчас эти приборы идут по пути минимизации, чему мы очень рады. Раньше зоологи могли повесить передатчик максимум на тигра – там была огромная батарея, но тигр потянет. Теперь есть трекеры размером с мелкий мобильник – на орлов мы вешаем устройства весом максимум 33 грамма. А недавно появились и передатчики весом 7 граммов и размером около 2х сантиметров – такие уже можно вешать, допустим, на пустельг. Они поступили в продажу буквально год-два назад. Поэтому сейчас можно пометить всё больше видов птиц, и, конечно, в орнитологическом сообществе эти трекеры всё сильнее распространяются.

Это приносит очень много новых данных. Скажем, я работаю в основном с орлами. Казалось бы, сколько лет учёные уже следят за этими прекрасными птицами – но буквально в том году в Саудовской Аравии наши коллеги обнаружили зимовку, где собирается около 10% мировой популяции! Люди бы ничего не знали об этом месте, если бы на эту помойку не прилетело несколько птиц с трекерами. И это при том, что орлы – крупный, харизматичный вид! Но этот пример показывает, что наши знания о них далеко не полные.

А про многих других вообще ничего неизвестно - ни миграционные коридоры, ни места зимовок. Например, орёл-карлик. Мы знаем, что он из Сибири улетает куда-то в сторону Китая – но куда?! Вот те самые новые передатчики, наверное, помогут нам с карликами разобраться.

— Вы упомянули, что орлы зимуют на помойках. Как-то расходится с обычным мнением о величественных птицах. Что же их там такое привлекает? — Помойки – это очень привлекательное место для хищников. Не только потому, что там есть всякий трэш, но и потому, что там есть куча пожирателей этого трэша. Помойка – это рассадник жирных, нажористых, вкусных крыс, бродячих собак, свиней, других птиц, которые приходят туда поживиться… Ну и, конечно, трупов домашнего скота. Особенно орлы, само собой, обожают скотомогильники.

— А эти зимовки вообще как-то охраняются? Как организована защита таких «отхожих мест»?

— Такие места, естественно, должны сразу привлекать внимание учёных. Самое важное, что нужно проверить – нет ли там никакой отравы. Например, трупов коров, которых лечили запрещёнными в ветеринарии противовоспалительными. В той же Индии зимовки сейчас берутся под надзор. У них была жуткая история с диклофенаком, когда практически полностью погибла популяция бенгальского сипа. Это был самый многочисленный пернатый хищник в мире! 99,9% особей погибло, когда Индия и Пакистан начали использовать диклофенак в ветеринарии. Никто не думал, что это может оказать такой эффект. Но выяснилось, что грифы сверхчувствительны к этому препарату, да и другие хищные птицы тоже. Это случилось на наших глазах, в 2003-2007 году. Гигантские, невероятно красивые птицы просто исчезли.

— Что вообще угрожает пернатым хищникам в наши дни? — Зависит от конкретного вида. Но в основном это гибель на ЛЭП, всё то же отравление ядохимикатами, - это настоящий бич, - в ряде случаев – браконьерство. Последнее касается, в основном, соколов - в частности, балобанов. Ещё влияют потеря местообитаний, а в последние годы – изменение климата. Последнее особенно затрагивает степные виды. Например, в июне, когда у крупных пернатых хищников только-только вывелись маленькие птенцы, в степной зоне мы видим новое явление - затяжные грозы с дождём и градом. Если дождь идёт день, два, три – самка может пересидеть этот дождь, прикрыв собой птенцов. Если ливень длится неделю – она понимает, что либо они сейчас все умрут от голода, либо ей нужно рискнуть и вылететь за добычей. Она рискует. В это время птенцов может зашибить градом, они могут погибнуть от переохлаждения… Это очень сильно снижает репродуктивный успех. Более того, если в июне идут дожди, то в июле в степи поднимается трава, которой там в это время быть не должно, и охотиться птицам становится крайне сложно. В случае с климатом мы, конечно, можем помочь только отдельным парам – например, предоставить защищённые от непогоды искусственные гнездовья. Что касается ЛЭП – сейчас идёт долгий и методичный процесс, мы пытаемся их обезопасить.

— Как происходит процесс защиты птиц от ЛЭП? Насколько наши линии сейчас безопасны для пернатых? — У нас пока с этим всё очень плохо. Вообще законодательно собственники не имеют права эксплуатировать птицеопасные ЛЭП. Старые линии должны быть обеспечены защитными устройствами, а новые должны изначально строиться безопасными. Но на практике… Хуже всего с переоснащёнными линиями, которые тянутся между фермами, посёлками, заводиками… Раньше они были на деревянных опорах, не заземлены и, следовательно, безопасны. А сейчас вместо гниющих деревяшек всё переносят на железобетон. Он заземлён и очень опасен - птица с траверса касается фазы, и происходит замыкание через её тело. И, заменяя опоры с безопасных на опасные, компания-собственник едва ли позаботится о том, чтобы повесить на них защитные устройства. Наша задача – найти как можно больше таких ЛЭП и подать иски. Было бы здорово, если бы то же самое делали не только специалисты, но и простые люди: увидели птицеопасную линию на загородной прогулке – внесли эти данные в специальную базу, подали иск. Но целенаправленно этим пока мало кто занимается.

— Кстати, о помощи обычных людей. Я читал в Вашем замечательном канале, что орнитологи привлекают волонтёров для защиты соколов от браконьеров. Можете рассказать поподробнее, как это работает?

— Да. Люди патрулировали территорию, где находились юные балобаны, отпугивая тем самым браконьеров – последние очень не любят, когда кто-то «маячит» в местах их активности. Я очень стараюсь привлекать к нашей работе волонтёров. Вижу в этом огромную пользу, большое преимущество. Не все мои коллеги разделяют это мнение. Многие считают, что они будут работать эффективнее, не тратя время на то, чтобы «пасти» волонтёров. Так что это зависит от ощущения самого учёного – готов ли он работать с людьми, которые не умеют, но хотят. Лично я с удовольствием работаю с волонтёрами и склонна доверять людям, желающим помочь нашему делу.

— Если кто-то захочет поучаствовать в таких мероприятиях, как к вам попасть? — Обычно люди сами пишут мне, если хотят присоединиться. Вроде «У нас есть экипаж, нас двое, хотим покататься по Алтаю, но сделать это с пользой. Можно, мы поучаствуем в каком-нибудь вашем проекте? Колёсами, рабочей силой, активностью...». У нас волонтёрский экипаж никогда не пропадёт, ему всегда найдётся применение.

— А как выглядит орнитологический полевой сезон? — В нашем случае полевой орнитолог – это человек на своём четырёхколёсном коне, который шляется по степи, как кочевой монгол. Только не варварски разрушает сёла, а кольцует и наблюдает птичьи семьи, мониторит популяции – где прибыло, где убыло, где новая опасная линия появилась… На вечер – палатка, где ночь застала, утром, снова в путь. Маршруты спланированы заранее – работа у нас ведётся уже более 20ти лет, ключевые точки и популяционные ядра хорошо известны. Работа подстраивается под конкретные проекты. Есть некоторая сезонность – например, май-июнь больше время соколов и курганников, а июль-август – время орлов и грифов. Это связано с сезонностью размножения – в июне орлы ещё плотно сидят на кладках, их тревожить нельзя. Вот мы и перемещаемся по региону в зависимости от задачи. А в сентябре-августе всех спасаем от неблагоприятных антропогенных факторов. В это время все хищные птицы уже на крыле, они начинают активно мигрировать по ареалу, так что нужно охранять их от тех же браконьеров.

— Самый запомнившийся случай из полевой практики? — Ой, в каждой экспедиции столько всего происходит.. Вот если бы хоть один из наших выпущенных соколят вернулся на гнездовую территорию – это бы точно был самый запоминающийся случай из моей полевой практики. Но пока мы с балобанятами не встречались. Зато было здорово, когда на Алтае проводили конференцию по орлам Палеарктики. Специалисты со всего мира – Европа, Америка, Азия, - собрались у нас в Усть-Канском районе. И, когда мы проводили полевой выезд, над нами пролетел Ороша. Это наш орёл-могильник с трекером, помеченный в 2014 году. Удалось всем воочию показать, чем мы тут на самом деле занимаемся.

— Думаю, многие читатели знают, о чём речь, но на всякий случай: можете кратко пересказать эту историю?

— В Казахстане, куда часто летают наши орлы, случаются проблемы с сотовой связью Произошло так, что наши птицы всё лето провели там, и не отправили ни одной СМСки, накопив при этом огромный массив данных. После чего многие из них полетели зимовать в Иран, откуда и стали присылать дорогущие СМСки. Это сильно ударило по нашему бюджету, конечно. Но мы организовали сборы, а потом Мегафон и вовсе сделал нам спецтариф. Так что сейчас всё хорошо.

— Есть ли среди орлов кто-то особенный, кого можно выделить отдельно? — Ороша вот был особенным. Прекрасный орёл-могильник, переживший 4 зимовки и 8 миграций. Он достиг половой зрелости, мы ждали, что в 2019 он сформирует пару в возрасте 5 лет. Но Орошу убили. Подстрелили на стрельбище в Казахстане. Многие вообще на первом-втором году жизни уходят.

Но в этом году вот очень радовал наш милашка Мин, «лицо с обложки». Я работала на его территории, и мы периодически пересекались. Он был молодцом и выдал классное место - мы приезжаем, чтобы его отследить по сигналу, а там - орлы, орлы! На каждом дереве сидят. А так – все они для меня особенные.

— Ещё один вопрос об охране. Скажем, вы «выходили» пернатых в России, а потом они полетели на зимовки в другие страны. Там они уже вне нашей юрисдикции. Есть ли какое-то сотрудничество между странами в области охраны «общих» птиц? — Мы не только поддерживаем международные связи, но и сами проводим по полгода в местах, где зимуют наши птицы. Зачастую у наших коллег всё обстоит ещё хуже, и мы стараемся с этим помочь. Всё в той же Индии, несмотря на катастрофу с сипами и последовавший запрет на использование диклофенака, периодически откуда-то появляются очередные отравленные туши на скотомогильниках. Мы проводим семинары, планируем совместные проекты. В этом году, до коронавируса, мы собирались начать глобальный проект по защите птиц от ЛЭП в Индии. У нас есть места зимовочных скоплений, на которые указали птицы с передатчиками, и на этих точках мы должны сосредоточиться.

Касательно редких видов – прямо сейчас по нашей инициативе большой международный коллектив разрабатывает план по сохранению степного орла. Когда он будет принят на международном уровне, все страны, входящие в ареал этого вида, будут его придерживаться. Такие же есть по соколу-балобану и многим другим птицам. Надо сказать, что по сравнению со многими странами у нас в области охраны природы ещё всё довольно радужно. Так что такие проекты очень важны.

— Вопрос на тему, не связанную с исследованиями, но связанную с птицами. Я знаю, что у Вас дома живут пустельга Кривокрыл и осоед Тоторо, а ещё вы работаете с новосибирским Центром реабилитации диких животных. Можете рассказать подробнее про реабилитацию – что это и как вообще устроено? — У нас в Новосибирске это всё зародилось 8 лет назад, на «квартирном» уровне, но разрослось до волонтёрского объединения. У нас вообще нет оплачиваемых сотрудников или поддержки государства – всё на общественных началах. Плюс донаты. При желании такое может делать и частник, но плюс коллектива в том, что мы помогаем друг другу и обмениваемся опытом. Задача волонтёра – это принять пациента, оказать первую помощь и доставить к специалисту-ветеринару. Нас знают, и с нами работают действительно крутые профессионалы. Врачи и ветклиники знают, что наши волонтёры всегда придут, чтобы забрать животное после операции, не бросят его в клинике, тщательно выполнят все назначения врача по послеоперационному уходу, сумеют и уколы поставить, и таблетки скормить, и рацион правильный организовать. Врачи видят плоды своих трудов и им приятно с нами работать.

Более того, Центр реабилитации диких животных оказывает часто недооцениваемую помощь людям, нашедшим это самое дикое животное. С одной стороны, жалость к животным – явление распространённое. Человек вряд ли бросит в беде найденных зверька или птицу. Но психологически взять на себя ответственность довольно трудно, и находится миллион отговорок – дети, кошки, собаки, много работы, тесная жилплощадь… Людям трудно принять, что ради какого-то воробья надо бросить все свои дела и поехать к ветеринару. Наши волонтёры –те, кто преодолел этот психологический барьер. Они готовы встать в четыре утра, чтобы встретить дядю, который везёт из другого города сову с переломом крыла. На следующий день снова отложить дела, взять сову, поехать к ветеринару… Потом ещё взять её на кураторство, чтобы в углу стояла коробка, которую надо открывать, кормить птицу и делать уколы. И только потом уже перевести в вольер перед выпуском.

— Какой был самый необычный или запомнившийся пациент?

— Косуля (эту фразу Елена произносит с тихой паникой в голосе – прим. ред.). Мы начинали с центра реабилитации хищных птиц, и на это были предпосылки. Голубя или воробья может спасти кто угодно. Хищную птицу проще угробить неправильным содержанием. Покорми её две недели не тем, чем надо – просядет печень. Посади в клетку – она так переломает все перья, что выпустить будет невозможно даже через полгода. Более того, хищник может своими когтями навредить в ответ. Поэтому сперва мы взялись за то, что считали самым сложным. Но потом к нам пришли волонтёры, которые сказали: мы же можем и бельчат, и ежат, и певчих птичек спасать, почему мы этого не делаем? Хотите этим заниматься – отлично, мы всем коллективом поможем. Так среди нас появились те, кто занимается только певчиками или млекопитающими. Со временем про Центр прознали довольно широко. И стали воспринимать как государственную службу: «Алло, срочно выезжайте». А мы не можем – как только будет свободный волонтёр, так сразу откликнемся. Нас даже вызывали на лосей и сбежавших медведей! И мы в ответ: ну извините, у нас не те люди, чтоб с этим работать. Такие звонки перенаправляли в Минприроды. Но сбитую машиной косулю нам всё-таки сдали. Причём она у волонтёров в машине начала рожать. Это была та ещё история. Детёныши в итоге погибли, а косулю увезли в конюшню, где приютили как питомца. Наши волонтёры буквально ночевали с ней в вольере - настолько ей было плохо при поступлении в Центр.

— К слову о питомцах. Как хозяйка двух птиц, какой можете дать совет желающим завести хищника? — Совет не заводить хищника. Вот, у нас в Центре постоянно появляется куча инвалидов, которых не вернуть в дикую природу. Жизнь мы им спасли – а дальше-то что? Первые годы мы думали, что сможем искать им хозяев. Находить птице хорошие ручки, и адаптировать её под ручки, а ручки под птицу. Но оказалось, что пернатых-то мы можем адаптировать, а вот сделать человека идеальным хозяином очень тяжело. Как только кончается умиление и мимими – начинаются проблемы. У нас было столько возвратов! Причём как «не могу больше, забирайте!», так и случаи, когда нам приносили птицу, найденную на улице. И в ней мы опознавали инвалида, переданного нами людям – то есть их просто выбрасывали! Одним надоедает резать мышей и добывать цыплят, и питомца начинают кормить субпродуктами из магазина. У него развиваются инфекции, выглядит это просто кошмарно. Другие думают, что «мы будем с ней играть» - а играть не получается. Птица не хочет играть с человеком и проявляет агрессию или впадает в полную апатию.

Хищные птицы вообще индивидуалисты и обычно готовы признать только того, кто их кормит. Для осоедки и Кривокрыла я – хозяйка. И если Кривокрыл более социализирован, - других людей презирает, но терпит, когда к нему лезут, - то Тоторо, хотя людей не боится, как дикий осоед, но опасается. И если её окружат несколько человек – для неё это будет кошмар.

Потом – агрессия. Хищные птицы территориальны и в период гона яростно охраняют свою территорию от посягательств. И прекрасным весенним днём совушка, которая обычно сутками неподвижно сидела на шкафу, может обернуться когтистой ведьмой, которая будет атаковать любого, посмевшего подойти к её «гнезду». В том числе и своего владельца-кормильца, а не только его домочадцев и гостей.

Следующая проблема – вокализация. Совы вопят по ночам. Дневные хищники с расшатанной психикой могут орать так, что соседи вызовут полицию. Вот, к примеру моя Тотоха. К нам в Центр она пришла истощённой молодой птицей. Лишилась родительской опеки сразу после вылета из гнезда. Либо её родителей убили, что маловероятно, либо, скорее всего, она слетела из гнезда на землю, где её подобрали люди, решившие «спасти» птенца из леса и забрать его домой. И в неволе Тотоха хлебнула такого ужаса (я даже не представляю, как с ней обращались), что орала при виде человека не затыкаясь. Среди наших волонтёров я – её третья хозяйка. У меня была возможность отсадить её на некоторое время в пустую комнату, где она успокоилась, перестала орать при виде меня, потом и других людей стала нормально терпеть. Мы вылечили ей пищеварение, исправили нажитые в неволе проблемы с обменом веществ. Теперь она живёт вместе со мной и Кривокрылом, любит покудахтать и общается звонким писком, но не орёт как птеродактиль.

Кстати, и Кривокрыл тоже прибыл ко мне с такой же проблемой – впадал в панику при виде человека, орал как резаный. Работала я и ещё с одной орущей соколихой. Очень долго не могла справиться с криками. Она сейчас живёт у другого волонтёра в отличнейших условиях, но до сих пор остаётся очень крикливой девочкой, которая чуть что не по ней – поднимает ор. Манипуляторша. Но хозяйка её обожает. Так что сломать пернатым психику очень легко, а если птице плохо – она может забесить кого хочешь.

— Есть ли вообще у птиц свои характеры и личности? Ведь нам их сложнее понять, чем млекопитающих. — Да, есть. Когда близко общаешься с птицами, понимаешь, что это динозавары. Они могут совершать поступки, которые нам покажутся совершенно безумными, и это нормально. Например, стремление выйти в окно. Выглядит как тотальная глупость. «Птица, ты дома живёшь уже много лет, ты всё знаешь про стёкла, но зачем ты каждое утро долбишь клювом в стекло, как будто ты туда хочешь???» - спрашиваю я Кривокрыла. Он смущается и уходит на присаду. Он не хочет за окно. Просто по утрам натощак ему трудно контролировать свои двигательные рефлексы, которые тысячелетиями спасали жизнь его предкам. Его мозжечок говорит «надо срочно лететь за едой» и мышцы готовятся совершить прыжок, и он прилагает усилия, чтобы побороть этот такой естественный порыв – вылететь в окно. Он знает, что там стекло, что еда будет тут. Но пока не покушает, его инстинкты велят ему лететь вон. Глупо? Ну, естественный отбор никогда не вёл хищных птиц по пути самоконтроля. Они – холерики. Они выживают за счёт моментальности своих реакций. И это не глупо, это жизненно.

— А из диких птиц, с которыми вы работали, кто «разбойники», а кто «интеллигенты»? —Орлы - интеллигентные. Такое ощущение, что, когда к ним учёные подходят, они воспринимают это, будто мимо стадо баранов идёт. У них нет страха, кого им бояться? Лиса придёт – мать прилетит, превратит лису в обед. Волк придёт – мать прилетит, в морду вцепится, тоже мало не покажется. А «баран» - что ты ему сделаешь? Зачем его вообще прогонять? Сейчас он попасётся и пойдёт. Так что с орлами вообще проблем нет. Мать кружит вверху, смотрит, птенцы лежат спокойно. А соколов едят все. Орлы, филины… Особенно пустельг. Поэтому они такие нервные.

Филин – это вообще машина для убийств. Когда он за сезон уже выел всю нормальную добычу вокруг своего гнезда, начинает таскать птенцов других хищников. Мы это называем «филин перешёл на консервы». Почти каждый год кого-нибудь из наших соколят какой-нибудь из них да убьёт. Хотя мы стараемся выбрать приёмных родителей так, чтобы там поблизости не было филинячьих территорий.

— Как приёмные родители реагируют на подкидышей? Ведь все же слышали, что «если потрогать птенца – родители его не примут из-за запаха человека». — Им абсолютно нормально. В основе легенды про запах лежит поведение мелких видов, которые строят одноразовые гнёзда. Пеночки, камышевки, славки… То есть, те, кто построил гнездо и сделал туда одну кладку. Беда тут не в запахе, а в том, что мы птицу не видим, а она нас видит. Люди покопались в траве, а птица видела, как пришёл хищник и скомпрометировал её гнездо. А дальше вопрос, что ей выгодно: продолжать вкладывать ресурсы в гнездо, которое, хоть и уцелело, но уже обнаружено и демаскировано (и теперь его запросто обнаружит другой хищник), или бросить его на начальной стадии и построить новое. Эти пичуги всегда предпочтут бросить кладку и свежевылупившихся птенцов, пока в них ещё вложено мало ресурсов. Вот когда в птенца уже вложено много ресурсов, тогда его, скорее всего, будут докармливать. А дуплогнёздники и птицы с многолетними гнёздами своих птенцов не бросают.

С подбросом птенцов в гнёзда к своим конспецификам у нас уже очень богатый опыт. Например, мы часто подсаживаем сов. В окрестностях Новосибирска развешано много дуплонов для длиннохвостых неясытей. Мы туда высаживаем осиротевших птенцов со всей области. Также делаем с ушастыми совами, пустельгами, чеглоками, балобанами… Балобаны – это научный проект, а остальные – в рамках реабилитации.

Вообще родительский инстинкт у хищных птц очень развит и порой вытворяет странные штуки. Известны случаи, когда орланы и подорлики добывали для своих птенцов детёныша луня, но, не добив и принеся на гнездо в живом состоянии, в следующий прилёт начинали кормить его, как собственных детей! Пасть разевает, кушать просит – значит, моё. Пока проблема вышла только с коршунами. Мы подсадили третьего птенца в гнездо с двумя родными, и на следующий день его нашли под деревом. Камеру не поставили, так что трудно сказать, что произошло – сам вывалился, мать шуганула, или приёмные братья выпихнули. Так что с коршунами больше не рискуем – их проще так выпускать.

— Часто кажется, что хищные птицы парят где-то в неприступных горах, раскинув крылья, и, чтобы их увидеть, надо забираться чёрти куда. Насколько это правдиво и как вообще хищники относятся к людям? — За орлом и правда надо отъезжать километров на 50-100, в зависимости от города. Но вот, скажем, за орланом – уже ближе. За соколами точно далеко ходить не надо – они гнездятся в любом городе. Особенно пустельги – они гнездятся на чердаках, на балконах, на карнизах… В Новосибирске их очень много. Птенцы после первых полётов часто оказываются на детских площадках, во дворах, и поэтому очень заметны. Также очень заметны и сапсаны – когда их птенцы начинают покидать гнездо, нельзя не услышать, как орут родители. Птенец перелетел на соседнее здание – у родителей просто паника. Кричат так, что нельзя пройти мимо. В природе сапсаны любят скалы, но сейчас, когда человек выгоняет их из естественных биотопов, они прекрасно заменяют скалы высотными зданиями. В Москве они гнездятся на МГУ, например. Они обожают элеваторы и водонапорные башни. Элеватор вообще просто мекка – там же ещё и голубей полно! Иногда их присутствие становится проблема – это федеральная красная книга, за незаконное действие с этой птицей ответственность уже не административная, а уголовная! А тут они живут в городе, бьются в окна, попадают под машины…

Ещё в городе охотно живут чеглоки – эти часто селятся прямо в спальных районах. Совы тоже активно осваивают населённые пункты – правда, в основном парки. А ястреба вообще уже давно освоили городские кормушки. Перепелятник и кормушка – это уже неразделимые понятия. Где она есть, там её обязательно «крышует» ястреб. С тетеревятниками сложнее: они слишком крупные и слишком настрадались от человека. От них не отстают те же голубеводы.

— А как любители голубей мешают тетеревятникам? — Война между тетеревятниками и голубеводами – кровавая и жестокая. Ястреб охотится на летающую добычу, а голубь – его обычная добыча. Голубеводы селекционируют породистых птиц и трясутся над ними, но при этом, не думая головой, выпускают их «полетать». Но вместо того, чтобы осмысленно пытаться понять и решить это дело бесконфликтно, начинают убивать хищников. Это можно решить бесконфликтно – те же тетеревятники активно охотятся после рассвета и перед закатом. То есть, если голубеводы будут своих голубочков выпускать, скажем, в районе обеда, всё будет хорошо. Но обычно всё сводится к тому, что голубеводы охотятся на ястребов и показательно развешивают трупы на своей голубятне, а отбракованных голубей мажут ядом и выпускают, чтобы убить хищника. Это просто варварство. За такое надо… Я не знаю, наказывать очень сильно.

— Как понятно из нашего интервью, орнитология – это невероятно интересно. Допустим, кто-то из читателей подумает «вау, я хочу стать орнитологом!». Что можете им посоветовать? — Чтобы стать полевым орнитологом, надо просто брать и делать. Нужно всем сердцем любить природу и птиц. Человек, который обожает природу, обычно сам впитывает необходимые базовые знания. Надо быть способным схватывать информацию и обучаться, а ещё – чтобы внутренняя зона комфорта была размером с целую планету. Если человеку под каждым кустом хорошо – он наверняка полевик. Плюс для любого полевика важно быть очень внимательным и подмечать детали. Что для ботаника – заметить странные признаки в цветке или листе, что для энтомолога – необычную букашку, что для нас – найти замаскированное на склоне гнездо или успеть распознать вид летящей птицы по силуэту. Но этому можно научиться, а главное – пробовать свои силы. Иначе никогда и не узнаешь.

Полезные ссылки:
https://t.me/expkart - телеграм-канал Елены

http://rrrcn.ru/ru/electrocutions - как помочь орнитологам бороться с птицеопасными ЛЭП

https://vk.com/birds54 - новосибирский Центр реабилитации диких животных