Мы сейчас не являемся нацией, которая смотрит далеко вперёд

О.В. – Олег Вьюгин, председатель совета директоров ПАО «САФМАР Финансовые инвестиции»
П.В. – Павел Вознесенский, член совета директор ИК Локо-Инвест
К.Т. – Кирилл Тремасов, директор по инвестициям ИК Локо-Инвест, автор MMI
==============
К.Т.
Олег Вячеславович, спасибо, что нашли время на это интервью для канала MMI. Наши читатели – это люди, которым интересна макроэкономика, кредитно-денежная политика, финансовые рынки. А Вы – человек, который не просто занимался всеми этими вопросами, но возглавлял макроэкономический блок в Минфине, руководил кредитно-денежной политикой в Банке России, стоял во главе ФСФР в период наибольшего расцвета российского фондового рынка. Мне кажется, людей с таким бэкграундом в России просто нет.
Но начать нашу беседу я хочу не с России, к ней мы вернёмся, а с наиболее горячей темы последних дней – кризисе в Аргентине. Вы в конце 90-х были на острие переговоров России с МВФ, понимаете всю эту кухню. Как бы Вы оценили то, что сейчас происходит в этой стране? Видите ли Вы какие-то параллели с Россией? Есть ли у Аргентины шанс выбраться из порочного круга, или это так и будет бесконечная история взлетов и падений?
О.В.
Всё-таки в Аргентине когда-то исторически была совсем неплохая экономическая ситуация, после этого она, действительно, выбраться не может – популизм сменяется попытками сделать политику более или менее эффективной, а потом опять приходят популисты. При этом Аргентина не гнушается много заимствовать.
К.Т.
Я недавно листал «Экономические истоки диктатуры и демократии» Асемоглу и Робинсона (авторы бестселлера «Почему одни страны богатые, а другие бедные») и наткнулся на очень хорошее описание истории Аргентины через призму смены политического уклада – попытки выстраивать демократическую систему наталкивались на противодействие элит, которые двигали страну в авторитарном направлении до тех пор, пока накал общественного возмущения не вызывал обратных процессов. В итоге складывается ощущение, что все экономические волны и кризисы – это скорее результат политических процессов, проблемы страны скорее в политике?
О.В.
Возражать трудно, конечно, это вопрос скорее политический. Не то, что в Аргентине нет экономистов, которые способны выработать нормальную политику, или нет советчиков, которые могут посоветовать это сделать, понятно, что все это есть. Конечно, это однозначно вопрос политики. Собственно говоря, как происходит – если демократия, то популизм, потому что люди относительно бедные. Им кажется, что если они проголосуют за человека, который очень ярко и сладко выступает, то им будет легче. Если это попытка как-то обуздать этот популизм, тогда нужно уменьшать демократию, возникают лидеры. Но они никак не могут найти золотую середину, когда люди поддержат политика, который не слишком популист, и будет проводить реальные экономические реформы в стране. Выкарабкаться Аргентина никак не может из этого довольно долго.
К.Т
Та ситуация, которая у них сейчас, по сути, очередной кризис…
О.В.
Да и выход будет такой же. В конечном счете, МВФ – это все равно политическая организация, скорее всего, какие-то минимальные требования они поддержат – реструктуризацию долга. Тем более, что значительная часть – это долг перед МВФ, а его реструктурировать вообще нельзя, нет такой практики. МВФ может только добавлять деньги. То есть идёт погашение, а они новую программу принимают, и дают эти деньги, чтобы они погасили этот долг.
К.Т.
А вот по Вашему опыту политика МВФ за последние 20-30 лет какие изменение претерпела, и насколько они серьезные?
О.В.
Ещё раз повторюсь, что МВФ – это политический институт, финансовый, правда. И МВФ – очень гибкая в этом плане организация, они запросто придумывают специальные программы для того, чтобы именно целевым образом помочь конкретной стране, конкретному режиму, если такое политическое решение принято. И Россия проходила через это. В свое время у них же вообще был мандат поддерживать сбалансированность платежных балансов и никоим образом не поддерживать бюджеты. Бюджетная политика отдельно, она должна быть строгой, соответствовать стабильности платежного баланса. Но они делали программы, которые поддерживали и структурные реформы, и даже бюджет. Так что они гибкие, в случае с Аргентиной найдут какое-то решение.
К.Т
Вопрос как к инвестору. МВФ сейчас реализует ряд программ с развивающимися странами. Но то, что ближе к нам, это, наверное, Аргентина и Украина. Украине недавно рейтинг повысили, инвесторы видят позитивное развитие экономики этой страны, на рынке евробондов там просто ралли, наверное, самые доходные суверенные бумаги в этом году. Вы бы сейчас ставили на Аргентину или Украину? Учитывая то, что Украина уже достаточно дорогая, а Аргентина на дне.
О.В.
На Аргентину. Именно из соображений, что там ближе дно сейчас, и из соображений, что это, все-таки, Латиноамериканская страна, близкая к Америке, американское влияние очень сильное. Это, конечно, риск, потому что нужно пережить будет, по-видимому, волнения. Но все это отрастет после того, как найдут какое-нибудь решение финансовое – и инвесторы, и МВФ, и политики американские. С Украиной посложнее, потому что у Украины еще нет этой истории, и российское влияние очень сильное и несильно предсказуемое, к сожалению. Поэтому на рост стоимости активов, конечно, можно рассчитывать, но есть факторы, которые трудно предсказать, близость России создает дополнительные риски.
К.Т.
А Вам как инвестору, когда комфортнее заходить в инвест идеи – когда в ситуации уже что-то определилось, и понятно, как будет развиваться дальше, или, когда такая ситуация, как в Аргентине, что говорится «ловить рыбу в мутной воде»?
О.В.
Я понимаю Ваш вопрос. Нет, «shitty Moldavian debt» я никогда не покупал. Наверное, имеет смысл когда-то такие вещи делать, но это вопрос собственной психологической устойчивости и подхода. Но на ранних стадиях, когда еще можно ситуацию просчитать, все относительно, с вероятностью, конечно такие вещи делать надо, не на весь портфель, на но накую-то долю, меньше половины существенно, но делать нужно. Это оживляет портфель и вообще мысль.
П.В.
Вам нравилась идея Русала?
О.В.
Когда он упал? В принципе, да. Было понятно, что это глобальный производитель алюминия, его уничтожать в глобальном масштабе накладно всем, поэтому как-то это будет выкручиваться. Ну и выкрутилось.
П.В.
Да, одна из лучших идей тогда была. А облигации «Открытие» и «Бинбанк» когда-нибудь была такая инвестиционная идея именно в тяжелой ситуации?
О.В.
Да, у меня были облигации Бинбанка в момент санации. Предложили управляющие, кстати, была хорошая идея.
П.В.
Для нас тоже это была лучшая идея
К.Т.
Я хотел бы задать Олегу Вячеславовичу еще несколько вопросов о мировой экономике. От частных вопросах, связанных с Аргентиной, к глобальным. Ваш взгляд на мир? Какие тренды Вам сейчас нравятся, что вызывает восхищение в развитии мира, а что, наоборот, Вы считаете серьезной угрозой?
О.В.
Я бы ���азделил: на точку зрения экономиста-обывателя, который разбирается в экономике, и на точку зрения инвестора. Как обывателя-экономиста меня это все сильно угнетает и раздражает. Все-таки сейчас среди политиков, которые ответственны за многие глобальные решения пришли люди, которые, так скажем, не семи пядей во лбу. Они, конечно, умные, не из подворотни, но не семи пядей во лбу это точно. То есть люди, которые не мыслят долгосрочными категориями. Может быть даже имеют в виду какие-то долгосрочные цели, но решения ищут очень поверхностные. Самый яркий пример – экономическое соревнование между Китаем и США – там просто давить тарифами. Старая добрая идея. Но её уже проходили. Был господин Обама, не скажу, что он был лучше, но он искал решения более тонкие, он пытался создать коалицию в Азии вместе с Америкой, чтобы противостоять Китаю, его мощи. То есть Китай втягивает в свою орбиту страны, но и Америка имеет возможность втянуть в свою орбиту очень много стран. Но новый президент решил действовать просто. Точно также с Брекзитом. Там все ссылаются на то, что это мнение народа, так проголосовали, поэтому мы должны этому следовать. Но понятное дело, что не в этом дело. Политики на такие вещи реагируют по-своему – они не собираются реально выполнять волю народа, они выполняют волю политического класса, на самом деле. Получается, что политики, которые сейчас, они от благополучного экономического развития ведут к войнам экономическим, ну а за экономическими войнами следуют войны не экономические. Вот это меня очень напрягает.
К.Т.
А какие-нибудь глобальные тренды развития мировой экономики, может быть научные, технологические. Есть какие-то вещи, которые Вас вдохновляют, наполняют гордостью за человечество?
О.В.
Если мы говорим о развитом мире, где основные технологии, то очень любопытная ситуация. Есть традиционный бизнес – экономика Штатов, Евросоюз, Китай, которая очень сильно перегружена долгами, мировой долг у этих стран очень большой, это, наверное, причина того, что появляются отрицательные процентные ставки. Но если перейти к реальной жизни, если человек сильно закредитован, то в какой-то момент аппетит к любому долгу пропадает. Тогда нужно сделать очень дешевые деньги, может быть всё-таки будут брать. Иначе как выкрутиться из стагнации? А есть сектора экономики, например, Apple, Google, цифровые компании небольшие, им вообще долг не нужен, и этот сектор может развиваться, потому что он не перегружен долгом, и он умеет делать полезные вещи. И это, наверное, и есть единственная надежда на будущее, потому что тот долг, что уже есть, куда он денется? Обесценивать его никто не собирается, да и не получается.
К.Т.
Мне кажется, уже никто не отрицает факт глобального потепления в мире, и переход на альтернативные источники энергии с каждым годом становятся все актуальнее. Да, Трамп сейчас качнулся в другую сторону. Но всё циклично. Для нас это крайне важно, так как от нефти мы никуда не ушли, скорее, наоборот, стали еще более зависимой от нефти экономикой. Как Вы видите развитие этого тренда, связанного с переходом на альтернативные источники энергии?
О.В.
Мы сейчас не являемся такой нацией, которая смотрит далеко вперед , а те, кто смотрит далеко вперед, может даже просто по инерции, может в связи с культурой – это и Европа, и Америка развивают альтернативные источники. Просто там есть вопрос коммерции, то есть все альтернативные источники энергии пока развиваются с присутствием субсидий, их всё меньше и меньше, но они присутствуют. Это политика государств, задача вывести на коммерческую основу. Если им удастся это сделать, то, конечно, развитие ускорится, это вопрос технологий. И, конечно, это глобальный тренд. Китай тоже постепенно к нему присоединяется, просто у них своя программа. Им нужно ещё немного углём подышать, чтобы прийти туда. В принципе, все глобальные страны, которые смотрят далеко вперед, они, естественно, в этом тренде участвуют.
К.Т.
А как Вы думаете, сколько, 10-20 лет пройдет, прежде чем значимость нефти исчезнет?
О.В.
Я думаю, что десятки лет еще, здесь быстро не произойдет сдвиг.
К.Т.
В общем да, все прогнозы и ОПЕК, и МЭА говорят именно об этом, что речь идет десятилетиях.
О.В.
Да, даже наши энергетические генералы, тот же Сечин, когда заходит речь об инвестициях в альтернативные энергетические технологии, говорит, что не время ещё, у нас есть пространство для работы ещё огромное.
К.Т.
На нулевые годы пришелся наивысший расцвет российской экономики: максимальные темпы роста, максимальные темпы повышения доходов населения. Отчасти нам в тот момент повезло с глобальным трендом. Был мощнейший ажиотаж в отношении emerging markets, и парадигмой стало, что развивающийся мир будет теперь локомотив мировой экономики надолго. Прошло 10 лет, и мы видим, что эта парадигма, если не ошибочная, то очень сильно поставлена под сомнение. По-настоящему успешно развивающихся экономик, наверное, не так много. Мы говорим, что Россия в болоте и практически не растет, но, если посмотреть на крупнейшие развивающиеся экономики, за исключением Китая и Индии, это отдельная история, то в той же Латинской Америке особых экономических чудес тоже никто не показывает. Нет какого-то серьезного подъема, и никому не удаётся перейти с уровня среднего дохода в группу с высоким доходом. На Ваш взгляд, это фундаментальные вещи, или это все-таки какие-то волнообразные движения, и может в следующем десятилетии роль emerging markets, как глобального локомотива, вновь вернётся?
О.В.
Я так понимаю, что в то время идея инвестирования в emerging markets, которую формулировали банки и политики даже, была простой: берем конкретную экономику, которая является развивающейся, это значит что ее институты регулирования еще несовершенны, правоприменение еще требует улучшения, защита прав собственности и так далее, есть большие возможности для повышения стоимости активов в связи с этим, потому что когда ты наводишь порядок, то у тебя начинает расти стоимости активов. Поэтому надо инвестировать, помочь деньгами – и ты заработаешь, и экономика поднимется. Но в чем тут был пробел или риск, в том, что кто Вам гарантировал, что с помощью денежных вливаний, кредитов, прямых инвестиций, покупкой ценных бумаг Вы сможете улучшить институционально государство, что там не появятся политики, которые просто начнут на этом деле паразитировать, и делать совершенно противоположные вещи вашей идее. Во многих странах так и происходило. И будет точно также и происходить, потому что просто иностранные инвестиции не могут выправить политическую систему. Хотя кому-то, наверное, и удается.
П.В.
Грузия – хороший пример
О.В.
Да, Грузия хороший пример. Был совершенно невероятный экономический рывок, рост стоимости активов. Благодаря тому, что каким-то образом удалась решить институциональные проблемы. И продолжается. Несмотря на то, что был какой-то откат, всё-таки то, что там делают власти, они делают в интересах экономического развития. Вообще в любой развивающейся экономике залог ее успеха в том, что если к власти приходят люди, которые способны понять экономические проблемы страны, знают, как их решать, и по счастливой случайности они почему-то не коррумпированы и хотят эти решения найти. Это очень бывает редко, как правило, приходят к власти совершенно другие люди, которые знают экономические проблемы и знают как на них заработать в свой карман. Или сохранить свою власть любой ценой. Зимбабве – страна, которая могла бы развиваться, но пока Мугабе не ушёл, шансов не было вообще. Потому что цементируется политическое ядро, которое просто эксплуатирует ресурсы – человеческие, природные.
Поэтому, наверное, отвечая на Ваш вопрос, развивающиеся рынки – это точно не то, что будет двигать глобальную экономику.
К.Т.
Россия так или иначе является частью развивающегося мира, поэтому предлагаю перейти от развивающихся стран к российской тематике. Мы сейчас оказались в состоянии стагнации. Какие главные ошибки, Вы можете выделить? Ваш топ 3 главных ошибок в экономической политике за последние годы?
О.В.
Они лежат все-таки в политической сфере, потому что в какой-то момент возобладала концепция враждебного окружения, которая породила все остальные шаги в экономике. Это можно тоже отнести к корпоративизму, потому что все такие концепции выгодны определенным группам частных интересов. Россия фактически, с точки зрения инвестиционных потоков, оказалась несколько изолирована в технологических отношениях, которые, кстати, очень успешно развивались и до глобального кризиса, и после. Если у нас недружественное окружение, то надо заниматься импортозамещением, отказаться от технологий, которые нам не дают, а создавать их самостоятельно. Это не очень эффективно, потому что легче всегда заимствовать, чем изобретать самим. Пришлось проводить охранительную бюджетную политику – отказаться от использования ресурсов, которые нам приносит нефть, также проводить достаточно жесткую денежно-кредитную политику, потому что экономическая стабилизация необходима стране, которая хочет противостоять враждебному окружению. Понятно, что в этой ситуации начинает расти роль государственных компаний, потому что это контроль – и политический, и экономический. И фактически происходит огосударствление экономики. Усиление силового аппарата в этой ситуации – очевидные вещи, в том числе и для того, чтобы противостоять политическим альтернативам. К сожалению, это наша специфика, что усиление происходит, но силовой аппарат в своих интересах начинает действовать, дело Голунова, если самый горячий пример привести. Получается, что сам климат экономический немного становится неблагоприятным, потому что многие компании чувствуют, что если нет защиты где-то наверху, то ты можешь оказаться предметом какой-нибудь истории. Это вот и есть ухудшение инвестиционного климата. Все это вместе и привело к тому, что экономика находится в стагнации. Сказать, что в этой ситуации минфин допускает ошибки в бюджетной политике, нельзя, они действуют по политической программе. Центробанк – абсолютно то же. Нужно, чтобы были хорошие финансовые мышцы, чтобы не было гнилых банков, чтобы бюджет был сбалансирован, а лучше с профицитом, резервы высокие, лучше в золотишке, если вдруг что.
П.В.
Или в юанях.
О.В.
В юанях это шаг был чисто политический. Возможно, чтобы как-то отношения с Китаем улучшить. С финансовой точки зрения это было абсолютно ошибочное решение. Все всегда знали, что юань – это валюта, не управляемая рынком, а управляемая властями.
К.Т.
Я не так давно был на встрече с Орешкиным, где он представлял прогноз. Комментируя сложившуюся ситуацию, он, по сути, признал, от него это было удивительно слышать, что инвестиционный климат в стране очень сильно пострадал, причем именно за последний год. Наверное тот инвестиционный климат, который есть сейчас, это все-таки константа на ближайшие несколько лет. Соответственно вопрос: если это константа, то есть ли возможность хоть что-то созидательное сделать для экономического развития в сложившемся инвест климате, может есть какие-нибудь инструменты, чтобы даже при этих ограничениях как-то оживить ситуацию?
О.В.
Правительство ответ на этот вопрос уже нашло: в этой ситуации единственное, что можно сделать – это сделать инвестором государство, и собственно вся идея концентрации ресурсов через повышение налогов, пенсионного возраста - это как раз попытка попробовать реализовать инвестиционные проекты там, где государство может эффективно работать, то есть строить дороги, инфраструктурные объекты. Это примерно эквивалентно разбрасыванию денег с вертолета, но при этом может быть еще дороги появятся. Это и приводит к тому, что происходит почти что полное огосударствление очень многих видов деятельности, потому что те частные компании, которые при этих проектах являются какими-нибудь подрядчиками, они , по сути, тоже становятся вовлеченными в этот процесс. Большая часть частного бизнеса уже крутится и будет крутиться вокруг этого дела: государственных заказов, расходов и так далее. Политически по-другому, наверное, нельзя.
Но альтернативой могло бы быть всё то же самое, но не строить эти глобальные какие-то дороги, огромные. С Питером и сейчас можно нормально общаться, зачем ещё строить скоростную? Сейчас это уже не является каким-то прорывным проектом. А, скажем, строить небольшие объекты. Ведь страна большая, и политически, наверное, было бы совершенно разумно строить небольшие дороги, в небольших городах и посёлках. Для людей это был бы большой плюс, повысилась бы мобильность, может быть даже уровень жизни, там какая-нибудь жизнь началась бы. С это точки зрения может быть надо дробить эти огромные объекты, чтобы создавать инфраструктуру по всей стране.
В принципе другой альтернативы нет. При той ситуации с инвестклиматом единственная возможность как-то попытаться оживить экономику – это создавать инвестиционные проекты от лица государства. У них, правда, очень низкий мультипликатор.
К.Т.
А как Вы видите развитие России на ближайшие 3 года? Что у нас будет происходить в экономике?
О.В.
Я думаю, что практически стагнация. Я считаю, что 1% роста или даже 1.5% – это статистическая погрешность. Политически страну заморозили. Её заморозили по разным соображениям: внутренним, внешним. Но даже в таком замороженном кубике, тем не менее есть люди и компании, которые очень хорошо зарабатывают. Но в целом страна заморожена. Это и в макроэкономической политике, о которой мы только что говорили. Потому что она охранительная. Это и в инвестиционном климате. Он приморожен, жить можно, но о развитии особо никто не думает, кроме некоторых крупных госкомпаний, которые, собственно, оправдывают этим свою деятельность, свое нахождение и тоже дают людям зарабатывать. Произойдет ли разморозка? Нужен какой-то очень сильный внешний импульс или внутренний. Я не хочу сказать, что Кремль не ищет никаких импульсов, он ищет, но пока не получается.
К.Т.
Банк России. Его в последнее время опять начинают критиковать за излишнюю жесткость кредитно-денежной политики, Вы видите ошибки ЦБ после того, как осенью 2014 г он перешёл к инфляционному таргетированию?
О.В.
Действительно, у ЦБ немножко излишне жесткая политика, это так, но это можно понять, поскольку начали они, новые идеологи этой политики, с того, что инфляционные ожидания в стране было довольно мощные. Не то чтобы они были очень высокие, никто не ожидал 30% инфляции, но они были настолько устойчивые – 9-10% будет, что бы Вы, ребята, не делали. Чтобы это переломить, есть единственный способ – действовать жестче, чем это нужно, доказывать из года в год, что ничего подобного, не будут так расти цены, собственно, ЦБ этой парадигме и следовал. Она, безусловно, неблагоприятна для экономического развития, но они добились того, что сейчас, наверное, можно снижать ставки. Если не будет внешних шоков каких-то, то можно попытаться сейчас снижать. Поэтому Набиуллина сказала, что они готовы подумать и об уровне нейтральности ставки. В целом, наверное, разумно действовали, но жёстко.
К.Т.
А Вам нейтральная ставка 2-3% не кажется завышенной?
О.В.
Зависит от уровня инфляции: если инфляция 10%, реальная ставка 2%, то, наверное, это немного, если инфляция 3%, а реальная ставка 2-2,5%, то это слишком много, можно спокойно переходить на полтора. Я думаю, ЦБ это и сделает, если все будет успешно происходить.
К.Т.
В следующем году?
О.В.
Да, я думаю в следующем году, если не будет внешних шоков.
К.Т.
В этом случае увидим ключевую ставку 5.5%
О.В.
Да. Если не будет внешних шоков, и 6% увидим, и ниже 6%.
К.Т.
Как вы думаете, в перспективе пяти лет, может быть дольше, отрицательные ставки станут новой нормальностью, глобально? Или, все-таки, это удел отдельных стран?
О.В.
Сейчас у нас это Европа, Япония, насчет долларовой зоны, мне кажется, там можно не ждать этого. В американской экономике сосредоточены, в основном, новые компании, и все-таки американский долг корпоративного сектора довольно большой, но сами компании пока способны выживать без отрицательных процентных ставок. Суверенный долг Соединенных Штатов как – это даже не долг, это центр эмиссии, мировой валюты. Поэтому потребуется ли миру мировая валюта с отрицательной ставкой, думаю, пока нет, и в целом отрицательные ставки для мирового рынка пока что преждевременны.
К.Т.
А когда Вы ожидаете циклического спада: 20,21,22 год? В первую очередь имею в виду рецессию в США.
О.В.
Возможно, в следующем году, второе полугодие, но все-таки мы пока знаем, что есть рычаги, с помощью которых можно этому противодействовать, хотя, возможно, с нехорошими последствиями. Всё-таки, выборы в следующем году, поэтому вполне возможно, что ФРС дожмут таким образом, что они очень сильно снизят ставки и затормозят процесс рецессии. Тогда это все уйдет дальше.
О.В.
А какого снижения ставки от ФРС Вы ожидаете в следующем году?
О.В.
Это больше политический вопрос, не экономический. Дожмёт ли Трамп ФРС? Из общих политических трендов, я думаю, пару раз ФРС снизит ставки.
К.Т.
А ЕЦБ пойдет в отрицательную сторону по ставкам?
О.В.
Да, вполне может пойти. Для них это даже выгодно сейчас.
К.Т.
Доллар или евро на следующий год?
О.В.
Думаю, все-таки доллар. В евро сейчас же практически нет доходных инструментов, а покупать с отрицательной ставкой в расчете на рост можно, но как-то пока скучно
К.Т.
Девальвация рубля в следующем году нам не грозит? Или это в любой момент может произойти?
О.В.
В принципе, нынешний курс рубля всех устраивает, кроме Дерипаски, по-моему. Ресурсы для того, чтобы его поддерживать есть. В условиях глобального кризиса рубль, конечно, улетит выше 70. Пока кризиса нет, рубль останется в диапазоне 60-70.
К.Т.
Чтобы происходили потрясения должен где-то пузырь сформироваться. Вы сейчас видите такие пузыри где-то в глобальных финансах?
О.В.
Сосредоточенный риск, о котором мы не знаем? Есть ли сейчас такие скрытые риски? В российской экономике нет, у нас макроэкономический мороз.
К.Т.
А как же потребкредитование?
О.В.
Нет, я здесь не вижу пузыря. Люди активно заимствовали, думали, что, возможно, получше будет. Сейчас убеждаются, что нет. Наверное, уже не будут так активно заимствовать.
К.Т.
Вы как макроэкономист, поддерживаете идею Орешкина, что если ЦБ зажмет потребкредитование, то банки пойдут кредитовать корпоратов, и сразу начнется инвестиционный бум?
О.В.
Нет, не пойдут, кредитовать особо некого, вот в чем проблема.
П.В.
В связи с этим, вопрос общий: если представить, что вы завтра возглавите правительство, какие вопросы Вы бы обозначили, как самые приоритетные, которые нужно решить в первую очередь?
О.В.
Во-первых, вывести страну из изоляции. Россия, конечно, не изолирована, но повысить ее инвестиционный имидж необходимо. Кажется, что такие проблемы неразрешимые – со Штатами, с Евросоюзом, кажется, что это на 10 лет, навсегда. Ничего подобного! Небольшие шаги навстречу могут решить эту проблему. Эти шаги, конечно, не сделают Россию большим другом, но экономически ситуацию могут очень сильно поменять.
Во-вторых, я бы все-таки нашел пути, как уменьшить господство государства в экономике. Да, какие-то радикальные решения понадобились бы. Но пришлось бы это делать. Не потому, что госкорпорации очень плохие, просто нужна конкуренция.
Безусловно, нужно снизить налоги. Которые были повышены безосновательно. Они были повышены под охранительную концепцию государства. Это нужно будет исправить.
И нужно, конечно, вернуть хоть какое-то доверие к судебной системе. Она в существенной мере сейчас дискредитирована. Тем, что по известным публичным процессам действует по принципу «чего изволите?» И ещё сам состав судейского сообщества, где превалируют бывшие следователи, силовики. Эта система всегда будет всех осуждать, ставить к стенке и гнобить. Это нужно тоже менять.
К.Т.
У нас незаметно пролетел час, спасибо большое, Олег Вячеславович, и удачи Вам!