Синтез науки и религии в русской философии: Вл. Соловьев и Н. Федоров

В. В. Буланов в монографии "Русская философия в России и мире" о русской религиозной философии.

Философия всегда сопряжена с поиском ответов на крайне сложные и мировоззренчески значимые вопросы. Для каждого русского человека, не чуждого философствованию, одним из них является вопрос о самобытности русской философии. Ее решали и решают по‑разному, например, исходя из специфики менталитета русского человека или осуществляя сравнительный анализ ее ведущих школ и течений. Думается, можно предложить и характеристику специфики русской философии в контексте отношения двух ее ярких представителей — В. С. Соловьева и Н. Ф. Федорова — к возможности и необходимости осуществления синтеза науки и религии.

Начнем с того, что самобытность русской философии выявляется, если совершить эпохэ по отношению к влияниям на нее западноевропейских и восточных философских учений. В результате этой феноменологической редукции данная самобытность может быть сведена к трем основным чертам: религиозность, универсализм и гуманизм. В связи с этим характерны три вида полемик, которые вели подлинно русские мыслители, причастные к русской культуре: со сторонниками философских учений, враждебных религии, чуждых универсализму и несовместимых с гуманизмом.

К. Н. Леонтьев критиковал либерализм и утилитаризм, Н. А. Бердяев выступал против разобщенного мира объективации, Лев Шестов был против сциентизма классических позитивистов и ригоризма кантовского категорического императива. При этом далеко не все из отечественных мыслителей были религиозными людьми, симпатизировали универсализму, являлись гуманистами. Но встречались и русские мыслители, в частности, Соловьев и Федоров, чья самобытность была отмечена всеми тремя основными чертами.

Эти особенности русского философствования предопределили своеобразие как постановки проблемы синтеза науки и религии в России, так и основных подходов к ее решению. Как представляется, этот синтез для подлинно русских мыслителей должен быть осуществлен во имя защиты достоинства человека и его нравственного совершенствования. Он предполагает мировоззрение, в котором доминируют религиозные ценности, а достижения науки обеспечивают людям всеобъемлющее познание мира. Немногие из русских философов решились на попытки осуществления такого синтеза науки и религии. В первую очередь это Соловьев и Федоров.

Они приступили к решению этой проблемы с формулирования своего отношения к уже существующим позициям европейских и русских мыслителей по отношению к синтезу науки и религии. В их числе ортодоксально‑православная позиция (ее ярким выразителем был К. Н. Леонтьев), материалистическая позиция (один из ее теоретиков был К. Маркс), классически‑позитивистская позиция (ее предложил О. Конт), позиции неославянофила Н. Ф. Данилевского, философа жизни Ф. Ницше и идеолога нового религиозного сознания Д. С. Мережковского. Согласно этим позициям, синтез науки и религии либо невозможен, либо осуществим, но недопустим. Если Соловьев и Федоров хотели осуществить синтез науки и религии, им предстояло стать новаторами. Для российской религиозно‑философской мысли того времени «это соединение христианской веры с верой в могущество науки» было необычным [1, с. 200].

В мировоззрении Соловьева и Федорова было много общего. И в первую очередь в нем присутствовали и религиозность, и универсализм, и гуманизм. Также каждому из этих русских философов было присуще проективное мышление, и нацелено оно было на преображение всего космоса посредством приведения «здешней жизни» в соответствие с пока еще «неналичной», но желанной действительностью [3, с. 71].

Для Соловьева свойственно представление о мире как о совокупности греховных, разобщенных сущностей, пребывающих вне благодати Бога и обязанных вернуться к Нему. Он хотел ре‑ шить проблемы планетарного масштаба (например, объединение всех церквей и государств) при помощи нравственного облагораживания людей и возвращения их к Богу, то есть пере‑ рождения «человечества и мира в духе Христовом» [5, с. 115]. Соловьев разработал учение о всеединстве и проект по восстановлению всеединства лиц Божественной Троицы в земной жизни людей при помощи России [6, с. 202–204].

Федоров также исходил из того, что мир пребывает вне Бога, являясь падшим и несовершенным, и что такое состояние мира неприемлемо. Он стремился преобразить космос, победив смерть и преодолев рознь всех живых существ [9, с. 41–43] при помощи пропаганды «философии общего дела». Ее основным компонентом был проект Федорова по преображению мира по‑ средством сотрудничества религиозных верующих с учеными людьми в деле «управления ходом земли» [10, с. 35].

Между Соловьевым и Федоровым в понимании оптимального синтеза науки и религии были и разногласия. Религиозность обоих мыслителей предполагала содействие восстановлению изначального Божественного миропорядка, но для Соловьева первый шаг на этом пути виделся в преодолении эгоизма как пути индивидуального самоотрицания [7, с. 154], а для Федорова — в отказе от культа прогресса и возрождения почти‑ тельного отношения к представителям старших поколений [9, с. 50–53]. Универсализм философии Соловьева и Федорова можно назвать космизмом. Человек им и другим теоретикам космизма обязан взять на себя ответственность за судьбы всего мира и стремиться к его совершенствованию [2, с. 181]. Но космизм Соловьева реактивен (его лейтмотив — восстановление всеединства, то есть возврат к идеальному миропорядку), а космизм Федорова — активен (его основная цель — победа над смертью, то есть создание идеального мира). И гуманизм Соловьева, и гуманизм Федорова ориентированы на защиту человеческого достоинства. Однако для Соловьева защита человеческого достоинства — это личный долг каждого человека содействовать единению всего, сотворенного Богом, друг с другом, с Богом и в Боге [8, с. 97, 99, 102]. Федоров же считает защиту человеческого достоинства общественно значимым делом, так как лишь совместные усилия по распространению учения о всеобщем родстве помогут преодолеть всеобщее небратское состояние и тем самым нравственно возвеличат каждого отдельного человека [9, с. 43–44].

Все эти сходства и различия между философскими мировоззрениями Соловьева и Федорова как подлинно русских мыслителей дают основание утверждать, что их подходы к решению проблемы синтеза науки и религии значимы для понимания специфики всей русской философии. И речь идет не только об их общих чертах (присущих подлинно русскому философу), но и об особенностях каждого из данных подходов.

Оба этих философа не приняли сциентизма классических позитивистов, хотя в России второй половины XIX века он был весьма популярен. Соловьев и Федоров не соглашались с их утверждением, что естественные науки являются наивысшим достижением человечества и что все иррациональное, в том числе и религия, должно быть предано забвению. Работа Соловьева «Критика отвлеченных начал» была нацелена против позитивистского культа самодовлеющей науки. С мнением ее автора был солидарен и Федоров, утверждавший, что такая наука превращает «мир в представление, в фикцию» [9, с. 46]. В то же время и Соловьев, и Федоров, в отличие от традиционно мыслящих религиозных верующих, считали, что достижения науки могут и должны быть полезны религии. Соловьев утверждал, что наука является необходимой частью высшего и цельного знания — теософии — наряду с теологией и философией, и потому научные знания могут быть полезны для теургии — процесса восстановления всеединства [4, с. 737, 742–745, 759]. Федоров считал необходимым сотрудничество религиозных («неученых») людей и деятелей науки («ученых») в изучении «природы как силы смертоносной» для управления ею [9, с. 40]. К управлению природными процессами на земле этот философ надеялся привлечь и российского самодержца как правителя от Бога [10, с. 34–35]. Целью этого управления для него является воскрешение всех умерших и обретение ими вечной жизни. Он считал это богоугодным делом, следованием заповеди Моисея — «почитай своих отца и мать» [11, с. 397–398].

Приверженность данной компромиссной позиции не могла не привести Соловьева и Федорова к выводу о необходимости синтеза науки и религии, при котором первостепенное значение имеет религиозная составляющая (что полностью соответствовало специфике русской философии). Но суть этого синтеза, думается, Соловьев и Федоров понимали неодинаково. Соловьев считает, что наука нужна для религии гносеологически, как источник рационально достоверного знания, необходимого для воссоздания всеединства. Однако для большей достоверности это знание должно быть соединено с истинами и этическими идеалами, базовыми для христианства. С точки зрения Федорова, наука важна для религии методологически, как источник средств и технологий, потенциально полезных для достижения победы над телесной смертностью, то есть для достижения одной из самых важных целей подлинного христианства. В обо‑ их случаях предполагался синтез науки и религии, но цель его осуществления была разной — гносеологической (если следовать подходу Соловьева) или методологической (если придерживаться позиции Федорова).

Специфика русской философии предполагает стремление к синтезу науки и религии. Пример такого синтеза являет собой философствование подлинно русских мыслителей — Соловьева и Федорова. Для них религиозные ценности приоритетны по сравнению с научными теориями, а достижения науки призваны подкреплять религиозные учения.

Список литературы:

1. Бердяев Н. А. Русская идея. Основные проблемы русской мысли XIX века и начала XX века // Бердяев Н. А. Русская идея. — Харьков; М., 1999. — С. 5–242.

2. Бродский А. И., Рыбас А. Е. Проекты Серебряного века: философские идеи русского модерна. — СПб, 2013–323 с.

3. Ермолин Е. А. Миф и культура. — Ярославль, 2002. — 124 с.

4. Соловьев В. С. Критика отвлеченных начал // Соловьев В. С. Сочинения. В 2‑х т. — М., 1990. — Т. 1. — С. 581–756.

5. Соловьев В. С. Об упадке средневекового миросозерцания // Соловьев В. С. Избранное. — М., 1990. — С. 114–132.

6. Соловьев В. С. Русская идея // Русская идея. — М., 1992. — С. 187– 204.

7. Соловьев В. С. Смысл любви // Соловьев В. С. Избранное. — М., 1990. — С.

8. Соловьев В. С. Три речи в память Достоевского // Соловьев В. С. Избранное. — М., 1990. — С. 61–113.

9. Федоров Н. Ф. Вопрос о братстве, или о родстве, о причинах небратского, неродственного, т. е. немирного состояния мира и о средствах к восстановлению родства (Записка от неученых к ученым, духовным и светским, к верующим и неверующим) // Федоров Н. Ф. Собрание сочинений в 4‑х т. — М., 1995. — Т. 1. — С. 35–308.

10. Федоров Н. Ф. Самодержавие // Федоров Н. Ф. Собрание сочинений в 4‑х т. — М., 1995. — Т. 2. — С. 14–38.

11. Федоров Н. Ф. Супраморализм, или всеобщий синтез (т. е. всеобщее объединение) // Федоров Н. Ф. Собрание сочинений в 4‑х т. — М., 1995. — Т. 1. — С. 388–441.

Подробности о монографии смотрите в каталоге.

Купить книгу всего в пару кликов можно в нашем магазине Вконтакте.