Русское время: разнонаправленные конструкции отечественного миросозерцания

Поздравляем наших читателей с Днём России! В этот день публикуем статью Ирины Дмитриевой из коллективной монографии «Вопросы времени», в которой автор рассуждает об особом русском восприятии времени.

Время – это феномен, который сопровождает всю нашу жизнь. Он привычен и очевиден. Он задаёт определенную точку, которая позволяет нам соотносить события и выстраивать объекты определённым образом. Мы легко говорим, что это произошло вчера, а это случится завтра, эта вещь постарела, а эта современна до сих пор. И любое из этих высказываний предполагает понимание, не требуя особых пояснений. Наша координация во времени – это одна из точек, которые делают для нас мир устойчивым. И в обыденном представлении время рассматривается как универсальная категория. Оно течет от прошлого к будущему. А как же иначе? Но если присмотреться к этому феномену внимательнее, можно заметить, что представленная очевидность только кажущаяся. Как же можно присмотреться ко времени? Образ времени представлен в каждом национальном языке особым образом. И каждый народ живёт не в том абстрактном времени, которое навязано нам в качестве внешней очевидности, а в тех временных структурах, которые закреплены в родном языке, поскольку мы взаимодействуем не с объективным миром – его не существует, это формальная конструкция, созданная европейским представлением о мире. Каждый народ живет и действует в рамках своего представления о мире, которое выстраивают национальные языки; об этом говорит гипотеза лингвистической относительности, сформулированная ещё в начале XX века Сепиром и Уорфом. Согласно этой гипотезе нет никакого единого «объективного» представления о мире: разные народы на протяжении веков формируют собственный образ, который закрепляется в языке и передается при его помощи из поколения в поколение. «Сходные картины мира существуют только у тех народов, которые имеют похожие языковые системы». [1] Это утверждение в полной мере применимо и к представлению о времени. Поэтому предлагаем присмотреться к представлению о времени, которое существует в русском языке, поскольку это самый короткий путь удовлетворить наше любопытство. Почему же важно понимать, как видится время тем или иным народом, почему не удовлетвориться банальной стрелой времени, которая нам кажется очевидной? Ответ прост. Реальные действия мы совершаем на основе именно тех глубинных представлений, которые сказываются в языке и определяют наше мышление.

Итак, посмотрим на языковые конструкции, которые мы используем в разговорах о времени. Конечно, первое, о чем мы вспомним и что лежит на поверхности, – это представление о времени как стреле, направленной из прошлого в будущее. Мы привыкли говорить, что страшное позади, все лучшее впереди. Но давайте зададимся вопросом, всегда ли то, что находится впереди, имеет отношение к будущему. Если мы чуть внимательнее присмотримся к русскому словоупотреблению, то заметим, что слова «вперёд», «впереди», «впредь» могут относиться в равной степени к будущему и к прошлому. Неужели это действительно так? Мы можем сказать: впредь не серди меня, и в данном случае речь пойдет о будущем, но одновременно мы понимаем, что выражение «впредь думай – потом говори», то есть «сначала думай, потом говори», указывает на прошлое. Как такое может быть? Слово «перед» изначально имело смысл «прежде, перед этим, следовательно, раньше этого». Д. С. Лихачёв отмечает, что на Руси «перед» обозначает начало, поэтому и известное всем слово «предки» говорит о тех, кто был раньше, тех, с кого всё начиналось, то есть те, кто был в прошлом, в то же время «задние», последние во времени, то есть принадлежат настоящему или будущему. Д. С. Лихачёв пишет, что «передние князи» — это давние, первые князья. «Задние» события — последние. Поэтому «переднее» — прошлое было и самым важным, как начало событийного ряда, как его объяснение, первопричина. От этого и «внуки» казались только наследниками славы и политики своих дедов и прадедов. Они могли наследовать «путь» дедов или растерять их наследство и, как следствие, лишиться славы дедов». [2]

Что это значит? Впереди, если мы движемся по стреле времени – это в прошлом или в будущем. И вообще, куда направлена эта стрела времени – в прошлое или будущее? Получается, что в русском языке сосуществуют, причем беспроблемно для носителей языка, две временные направленности. С одной стороны, из прошлого в будущее, а с другой стороны, наоборот, из будущего в прошлое. Как такое возможно?

Такая разнонаправленность временных конструкций связана с тем, что в русском миросозерцании оказались объединёнными два представления о времени – архаическое и современное. И они оба сосуществуют в русском языке. Для архаического представления «перед» – это прошлое, потому что время воспринимается как нечто движущееся, то, что само идет, при этом мир остается неподвижным; неподвижен и человек как часть этого мира, и в данной конструкции время течет мимо нас. Поэтому в русском языке живут слова «предшествующие», то есть те, кто стоят впереди, и «следующие» – те, что идут позднее, следом. Мы говорим «предыдущий день», «следующее воскресенье», «прошедший год», «пришло моё время», «ушло твоё время», указывая на то, что движется именно время, а мы лишь наблюдаем и констатируем это движение.

Но не утрачивает актуальности и традиционное представление о времени, когда слова «впереди», «вперед» направляют нас в будущее. Достаточно вспомнить актуальный в XX веке лозунг: «Вперед к победе коммунизма!». Согласно этому представлению, время воспринимается как нечто устойчивое, например, как река, поток, в котором движутся от прошлого к будущему мир и человек. Мы говорим, что человек должен смотреть вперед, в будущее. Когда же мы говорим о прошлом, то используем слова «старые времена», «древний мир». И никого не смущает, что, согласно здравому смыслу, стареть должен мир, который рожден, то есть молодой мир. И тогда почему он оказывается древним? В русском языке и для русского миросозерцания актуальны обе модели. Эти модели закрепляют разные движущиеся инстанции: если движется время и оно внеположно человеку, то старое сменяется новым, молодым, если движемся мы и время располагается внутри человека, то стареет то, что было когда-то молодым.

Но специфика русского восприятия времени связана не только с сосуществованием разнонаправленных временных потоков – от будущего к прошлому и от будущего к прошлому, но и с неоднородностью самой ленты времени. Образно говоря, расстояние между прошлым, настоящим и будущим неодинаково. Казалось бы, в этом нет никакой русской специфики. На неоднородность времени указывали многие философы, в том М. Мерло-Понти в статье «Временность» говорит о ветвящемся времени, когда прошлое сближается с настоящим и есть разрыв, провал между настоящим и будущим. [3] Русское же представление о времени, напротив, сближает настоящее и будущее, что легко заметить, обратив внимание на употребление слова «близкий». Близкое – это то, что должно связывать нас либо с будущим, либо с прошлым. Формально близость должна быть равной как к прошлому, так и к будущему, но для русского словоупотребления характерно иное. Мы говорим «близкие выборы», «ближайший поезд», «ближайший четверг» (он всегда в будущем, даже если говорим о нем в пятницу), но не используем слово «близкий» по отношению к прошлому; для этого в русском языке есть иные слова, например, «недавний», «прошедший», но никогда «близкий». Оказывается, для нашего восприятия будущее ближе, чем прошлое: как говорил А. С. Пушкин, «сердце будущим живёт…». В то время как для М. Мерло-Понти настоящее сближено с прошлым, и есть разрыв, провал между настоящим и будущим.

Наиболее целостное языковое представление о времени должно было быть сконцентрировано в глаголе, поскольку это практически единственная часть речи, в которой временной фактор реализуется максимальным образом. Эта часть речи напрямую ориентирована на время и существует для обозначения наших действий, в том числе и во времени. Но оказывается, если внимательно присмотреться к русскому глаголу и его использованию в речевой практике, выясняется, что он в достаточной мере индифферентен к временным характеристикам. Эта особенность русского глагола была замечена философами и филологами еще в XIX веке.

Славянофил К. С. Аксаков писал, что глаголы русского языка не имеют форм времени, кроме настоящего. Но одно настоящее без прошедшего и будущего не есть время, а есть бесконечность, следовательно, настоящее русского глагола высказывает не время, а нечто другое. Категория вида, которая характеризует глагол, говорит не о времени, а о качестве действия. [4]

Если обратиться к специфике русского восприятия времени, то бросается в глаза, что ему не свойственно в полной мере линейное представление о времени, в соответствии с которым одно событие сменяется другим. В силу одновременного существования двух представлений о времени не одно событие сменяет другое, а событие как бы разворачивается, продолжая своё существование вечно. Каждое новое событие такого ряда не является чем-то отдельным от первого, его прообраза, оно лишь представляет обновление и рост этого вечного события. Такое восприятие времени обращает нас к одному из моментов дискуссии о книжной справе по поводу смысла второго лица аориста глагола «сед» в церковнославянском языке. Особенность и незаменимость этой формы глагола заключается в том, что эта форма не имеет законченного прошедшего времени, то есть он сидел, сидит и будет сидеть всегда. Эта форма была важна для описания Христа. «Сед одесную Отца».

Ставя под сомнение необходимость присутствия временной характеристики для русских глаголов, кроме исторического опыта их использования в русских памятниках письменности, К. С. Аксаков рассуждает следующим образом. Русский глагол пренебрегает категорией времени, так как она представляет собой продукт абстрактно рационалистического подхода к жизненному опыту. Рациональная мысль отвлекается от непосредственного характера действия и сосредотачивается на условиях, в которых действие протекает. В отличие от европейских языков значение русского глагола в первую очередь направлено на выявление качественной сущности действия. Русский язык из качества действия, его сущности выводит заключение о времени. И если вопрос «как?» отсылает нас к сущности действия, то вопрос «когда?» ориентирует нас на поверхность действия, его развернутую последовательность. [4]

У форм русских глаголов нет постоянных значений времени, они грамматически не закреплены и могут произвольно изменять свои временные характеристики в зависимости от контекста. Когда мы говорим «я сегодня прилетел», «я сегодня прилечу», то нас нисколько не смущает, что мы используем разные временные формы, в данном случае настоящего и будущего времени для описания одного и того же события. И русский язык позволяет нам это сделать. Но носитель языка вряд ли скажет «я сегодня (сейчас) лечу», если речь идет о прилете самолета. Конечно, в данном случае речь идёт о видовых различиях, которые как раз и выражают качество действия.

Знаменитый филолог XIX века Н. П. Некрасов отмечает, что временная характеристика в русском языке заменяется категориями продолжительности, кратности, быстроты. Эти категории не нуждаются во времени, но являются проявлением силы, проявлением души самого действия. Действие под условием времени формально. Но продолжительность вне времени – показатель жизненности и энергии. [5]

Обращение к русскому языку и русскому миросозерцанию показывает, что категория времени не может быть представлена как объективная категория, она сугубо национальна и формируется на основе миросозерцания того или иного народа. Русская культура ориентирована прежде всего на суть вещей и событий, а временная развёртка оказывается вторичной и несущественной, поскольку сосуществование двух противоположно направленных векторов времени помещает нас в бесконечность, где определяющими являются не та или иная последовательность, а суть, сила или качество действия. Исходя из этого, становится понятным и такое существенное различие европейского и русского понимания прогресса. Европейское представление о прогрессе базируется на древнегреческой формуле «Быстрее, выше, сильнее», то есть предлагается поступательная развёртка вещей или событий во времени. Русский же философ П. Я. Данилевский представлял прогресс как увеличение разнообразия здесь и сейчас, в каждый конкретный момент времени. [6]

Формат данного сообщения не предполагает развёрнутого разговора о русском времени: нашей задачей было обратить внимание на то, что феномен времени в каждом конкретном языке уникален, а та или иная его концептуализация может иметь вполне ощутимые, в том числе и политические последствия.

Список использованной литературы

1. Сепир Э. Язык. Введение в изучение речи // Избранные труды по языкознанию и культурологии. М.: «Прогресс», «Универс», 1993. – 656 с.
2. Лихачёв Д. С. Величие древней литературы. Электронные публикации Института русской литературы ( Пушкинского Дома) РАН http://lib2.
   pushkinskijdom.ru/tabid-4864
3. Мерло-Понти М. Временность. // Историко-философский ежегодник 1990. М.: Наука, 1991. – 381с.
4. Аксаков К. С. О русских глаголах // Аксаков К.С. Полное собрание сочинений. Т. 2. Ч. 1.М., 1875.
5. Некрасов Н. П. О значении форм русского глагола / Соч. Н. Некрасова. М.: Либрокорм, 2012. – 333 с.
6. Данилевский П. Я. Россия и Европа. М.: Алгоритм, 2017. – 560 с.